Галина Ширяева - Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды

- А у нас в Брыковке нет речки, - задумчиво сказала Дина, - у нас пруд. Искупаешься в нем, а потом приходится со спины мазутные пятна отмывать.

Дина сейчас же пожалела, что сказала это, потому что Маринка до краев наполнилась презрением к Брыковке.

- А у нас тоже пруд есть! Только у нас чисто-чисто! Прозрачно-прозрачно! Идем, я тебе и пруд покажу!

- Постой. Дай ногу, покрепче перевяжу. Засоришь.

- А, заживет, - махнула рукой Маринка, - не первый!

Она схватила Дину за руку и потащила на улицу. За калиткой поджидала их целая орава девчонок - босых, загорелых, с разгоревшимися от любопытства глазами. Все разом уставились на Дину.

- Вот они, огуречники! - гордо представила их Дине Маринка. - Мы на малину просились, да нас не пустили. "Саранча", - говорят.

"Саранча" засмущалась.

- Идем! Идем! - воскликнула Маринка. - Там у нас купальное место есть у мостика.

- Я не пойду туда, - сказала Дина.

Она не смотрела ни на речку, ни на зеленеющие за ней сады, ни на лес, ни на огуречных девчонок. Она смотрела, и ей хотелось смотреть только туда - на дорогу, ведущую к холму с деревянным обелиском.

- Так у нас нету другого места! У нас тут кругом глубоко!

- Глубоко! - подтвердила "саранча".

- Вот я и искупаюсь, где глубоко.

- А там не купаются.

- А я искупаюсь.

- Ой, да там же не купаются!

Дина высвободила свою руку из цепких Маринкиных пальцев и пошла по дороге в сторону холма. Маринка от нее не отстала. Пошла рядом, подпрыгивая, как воробей, то и дело придерживая больную ногу за колено. Ее маленькие смуглые пальцы на босой ноге были похожи на крошечные картофелинки, которые попадаются иногда в земле, когда копаешь картошку на огороде в Брыковке. Огуречная команда двинулась за Маринкой.

- Прорвался, а болит! - заговорила Маринка сердито. - А я тебе сад хотела показать. Через мостик бы перешли - и в сад! У нас сады хорошие.

Внезапно Маринка ойкнула, резко повернулась и, припадая на больную ногу, побежала к речке.

- Барбансон! - крикнула она. - Вон! На бугре! Барбансон выполз!

И она на ходу стала стягивать с себя сарафан.

- Куда же ты?

- Купаться, - ответила Маринка, - а то если не скупнусь, он меня уже потом не пустит! Пока не заживет. Уж я знаю! Он такой, папка!

И она с разбегу бухнулась в речку. Подбежали огуречные девчонки и следом за ней с визгом и гамом стали плюхаться в воду.

Дина тоже увидела Барбансона. Гнедой сильный жеребец торопливой рысью спускался с бугра.

- Вылезай! - беспомощно крикнула Дина.

- Ага! Сейчас! - ответила ей "Маринка и нырнула под воду.

- Вылезай же! Слышишь? - снова крикнула Дина.

Ей вдруг стало страшно остаться один на один с человеком, который знал Ивана Чижикова. А человек этот был уже совсем рядом - Барбансон уже спустился с бугра.

- Вылезай же!

- Ага! - ответила Маринка. - Я сейчас нырну, а ты крикни что-нибудь. Я проверю, хорошо ли под водой слышно. - И она снова нырнула.

Тогда Дина стянула с себя платье и тоже бухнулась в речку. "Зря, ой как зря?" - подумала она, когда ледяные струи коснулись ее тела. Она нырнула в прозрачную глубину. Дно речки было ровным, песчаным. Большие темные раковины лежали в песке. Кажется, что-то учили про них в школе. Мелкие рыбешки, почти мальки, прозрачные и хрупкие, суетились перед глазами.

- ...а-ай! - донесся до нее приглушенный слоем воды крик.

- Выныривай! - кричала Маринка.

Дина вынырнула.

Опасность миновала - Барбансон уже выбрался на Маринкину улицу.

- Ты что же это! - стала ругаться Маринка. - Я уж думала, тонуть хочешь! Нырнула - и нет!

"Саранча" все еще бултыхалась в воде с визгом, плеском и шумом.

- Хорошо скупнулась, - довольным тоном произнесла Маринка, выбравшись на берег и натягивая на мокрое тело сарафан. - Теперь уже надолго скупнулась. Теперь уж он не даст.

Одевшись, она заторопила Дину, которая все никак не могла надеть платье, - так озябла, что руки тряслись.

- Ну идем же! Идем, Чижикова!

- Да, - прошептала Дина, - идем.

У нее тревожно и гулко билось сердце, и вдруг захотелось домой.

- Знаешь что, - сказала она Маринке умоляюще, - ты иди вперед... Ты ему расскажи про меня. А уж я одна дойду потихоньку. А то что же я сразу... Он приехал, а я сразу.

- Хорошо, - охотно согласилась Маринка и побежала к своему дому, попрыгивая по-воробьиному.

Уехать бы! Обратно! Домой! В Брыковку! Ведь увидела же обелиск на бугре! Ведь видела же!..

Но деньги на обратный билет лежали в кармане плаща, оставленного в кухне на вешалке, и чемодан с Лелькиными тапочками тоже остался там, на лавке.

Дина постояла немного на берегу, глядя на купающуюся "саранчу", стараясь заставить сердце биться спокойнее. Но оно не слушалось. Дина коротко вздохнула и пошла к дому...

Во дворе стоял уже распряженный Барбансон. Возле телеги возилась Саша.

Дина погладила Барбансона по шее, и он покосился на нее большим добрым глазом. И вовсе он не сумасшедший.

- Не давай ему воды! - крикнула Саша Маринке, гремевшей где-то в чулане ведрами. - Пусть остынет.

- А он уже остыл! - весело отозвалась из чулана Маринка. - Он спокойно шел. Он ничего не учудил. Правда, папа?

- Правда, - раздался мужской голос, и из дома на крыльцо вышел человек.

Он был высок и широкоплеч, с крупными, загоревшими до черноты руками. Он заслонил темной ладонью глаза от солнца и посмотрел зачем-то на небо. Может быть, его беспокоили облака над лесом. И Дина тоже посмотрела на небо, и снова ей вспомнилась Брыковка - там облакам почти всегда радовались.

- Папа! - Это на крыльцо выбежала Маринка. - Папа! Это она! Это та самая, у которой здесь отец погиб! Ты ему скажи, Чижикова, как твоего отца звали. Ты скажи.

Человек спустился с крыльца и подошел к Дине.

Удивительно знакомое лицо увидела Дина! Она не сразу сообразила, где же, когда она могла видеть это лицо...

И лишь когда он, удивленный ее долгим молчанием, вопросительно поднял брови и кончики их поползли вверх, к вискам, она вспомнила!..

Портрет на столике у них в комнате!

- Иван Чижиков! - вскрикнула Дина.

И еще одно слово пришло к ней и готово было сорваться с ее губ. То недосягаемое для нее, огромное, необъятное слово, которое она произнесла один раз в жизни, глядя на темную тень на стене кухни. Слово "отец"!

Но она не произнесла этого слова. Потому что он посмотрел на нее удивленным, долгим взглядом и покачал головой.

- Иван Чижиков? Нет. Такого в нашем отряде никогда не было.

Большой, сильный человек сидел за столом в кухне.

Уже давно наступила ночь, погасили свет на улице и в домах, черно-синее небо давно уже мерцало звездами. Человек зажег керосиновую лампу и читал за столом газету. И на стену кухни упала большая черная тень.

В доме было тихо. Только громко тикал будильник на столе, торопясь напомнить о чем-то. Но, обгоняя его, еще сильнее билось Динино сердце.

Она лежала на печке и не спала.

Она думала: это последняя ночь. Не только в ее жизни. А вообще последняя. Завтра жизнь кончится. Как это случится, она не знала. Может, начнется землетрясение или атомная война. Или просто не взойдет солнце. Черная пропасть без неба и звезд обступила ее со всех сторон.

Он был в двух шагах от нее, ее отец. Это был он! Она не сомневалась. Он предал их! Он не оставил им даже своей фамилии! Мать щедрее: она отдала ему свою. Он так и жил в их сердце под ее фамилией - Чижиков.

Если бы он только знал, как они с Андреем любили его! Как гордились тем, что он их отец! А он все отдал наглой девчонке с растрепанными косами!

Дина лежала неподвижно, глядя на черную большую тень на стене, и все отгоняла и отгоняла от себя одно и то же слово. А оно не уходило от нее...

- Папа!

Тень на стене всколыхнулась. Он заслонил ладонью глаза от света, удивленно посмотрел в ее сторону.

Нет, он был совсем не таким красивым, как на портрете! Может быть, потому, что молодость уже ушла от него.

Он встал, взял лампу со стола, подошел к печке. Свет ударил Дине в глаза. Она зажмурила их, но он продолжал смотреть на нее. Она прикрыла глаза ладонью, но он все равно смотрел.

- Уйдите! - попросила Дина, не отнимая руки от лица.

Он не ушел, тронул ее лоб прохладной ладонью.

- Папа! Ты чего? - громко и встревоженно спросил Сашин голос. - Ты чего, папа?

Саша вошла в кухню, на ходу натягивая на себя платье.

- У нее жар.

- Она вообще какая-то странная, папа! Она весь вечер смотрела на тебя. Я позвала ее ужинать, а она не пошла. Она сидела и смотрела на тебя.

- Уйдите! - снова попросила Дина.

Он отошел, но лампа продолжала светить прямо в глаза сквозь ладонь горячим ярким светом, обжигающим лоб и щеки.

Дина отняла ладонь от лица. Лампа стояла на столе, огонек ее был слаб и неярок, а лоб и щеки по-прежнему пылали.