— Заставлять не будем! И без закладок, как я понимаю, тоже обойдешься!
С этими словами она взяла коробочку с закладками и принялась делить — одну Марии-Луизе, одну себе, одну Марии-Луизе, одну себе, пока не дошла до картинки, которая изображала русалочку с блестками. Тут Анна сказала, что передумала, хочет участвовать в дележе, но Мариетт заявила, что теперь уже поздно.
— Да ладно, пусть берет! — сказала Мария-Луиза и швырнула Анне русалочку.
После дележа им понадобилось непременно выбираться через окошко, а не через дверь. Монетки в карманах громко звенели, закладки испачкались и помялись, пока они протискивались на волю, но им было наплевать на это.
И на Анну тоже. Она еще долго сидела в подвале, разглядывая свою долю. Красивая закладка, но зачем русалочкам такая полная грудь?
…совсем ерундовый сверточек…
О том, что Пейтеру звонила мама, она узнала не от него, а от Эмилой. Анна не видела Пейтера с самого кануна Иванова дня. Похоже, он никуда не выходил, и она кружила, словно коршун, около его дома и утром, и вечером, но входить в калитку не решалась из-за этой кузины. Несколько раз набиралась храбрости заглянуть в сад через дырочку в изгороди, но видела только Эмилую, которая расставляла чашки и вазы на столике под дубом. А однажды Эмилая повернулась и так сверкнула на нее своими карими, что Анна отскочила от изгороди на пять метров и бросилась наутек. После этого случая она сняла осаду. Ходила на берег и сидела там в одиночестве, рассматривая закладку в виде русалочки.
Именно этим она занималась в тот день, когда на пляж прибежала Эмилая.
— Убирайся отсюда! — закричала Анна, не веря своим глазам. — Это мой пляж, слышишь! Можешь ты оставить человека в покое?
И так как Эмилая сделала вид, что не слышит, Анна прибегла к угрозе, которой научилась у других:
— Берегись, не то такую трепку задам, не скоро забудешь!
Но запыхавшаяся Эмилая уже подбежала к ней и шлепнулась на песок, ничуть не испуганная грозным предупреждением. От такой наглости Анна совсем опешила, однако тут она увидела сверток, который торчал из кармана Эмилой. Маленький белый сверток, обклеенный липкой лентой и перевязанный веревочкой. И она решила подождать с трепкой, только крикнула на всякий случай:
— Убирайся, не то я убью тебя!
Но Эмилая знай себе лежала и пыхтела, потом увидела лежащую на песке закладку.
— Русалочка! — сказала она. — Ясно!
Подняла закладку и стала ковырять пальцем блестки.
— Это моя закладка! — прошипела Анна. — Отдавай!
— Тебе привет от Петера, — ответила Эмилая, и Анна сразу обмякла.
Она почувствовала вдруг непонятную слабость и пустоту во всем теле. Надо бы что-то ответить, но что? Анна встала и повернулась спиной к Эмилой, не желая ее слушать.
Маленькими-маленькими шажками — их называют муравьиными — она вытоптала на песке сперва восьмерку, потом крест, потом квадрат, не вынимая из карманов крепко сжатые кулаки. Но как ни старалась отвлечься, кое-что из слов Эмилой долетало до ее слуха. Так она услышала, что Пейтеру звонила мама. Ну и что, подумаешь! Анну больше волновала закладка — блестящая закладка, переливающаяся красным, синим, зеленым, желтым и миллионом других оттенков, но больше всего красным. Она боялась, что Эмилая сковырнет все блестки, и если бы не сверточек, который грозил вывалиться из заднего кармана Эмилой, если бы не этот сверточек, Анна, конечно, сразу прогнала бы с пляжа Пейтерову кузину.
— Как это ужасно, что она бросила Бенгта! — говорила Эмилая.
Анна скинула сабо. Насыпала в один из них песку. Что, если взять да метнуть этот песок в глаза Эмилой, которая сидит и ковыряет ее закладку?
— Как это ужасно! — твердила Эмилая.
— Что ужасно? — спросила Анна и прицелилась башмаком, но Эмилая ничего не замечала, знай себе продолжала ковырять Аннину закладку.
— Неужели не можешь сообразить! — ответила Эмилая. — Она бросила Бенгта навсегда. Думаешь, легко это нам с Петером?!
— Кто она? — спросила Анна и снова прицелилась.
— Мама Петера! — сказала Эмилая.
— А, она-то! — протянула Анна.
И выпустила башмак.
Закладка — вот что ее сейчас больше всего волновало. Конечно, можно попросту вырвать ее из рук Эмилой. А если не отпустит? Тогда закладка разорвется. Так что оставалось только выжидать, хотя Анну так и подмывало устроить хорошую потасовку. Если бы не этот сверточек! Она опять попробовала отвлечься и принялась засыпать песком свои ступни. Закопать их совсем и загадать, чтобы превратились в русалочий хвост! Правда, пожелать изо всех сил и задержать дыхание на пять минут — вдруг сбудется? Анна начала задерживать дыхание, однако почти сразу выдохнула, потому что Эмилая сказала:
— Но теперь-то у Петера появился выбор.
Когда мама позвонила, он сказал, что хочет жить у нее. Сегодня и уедет на шестичасовом катере.
Попробуй тут задержи дыхание. Анна поднялась и снова стала спиной к Эмилой. Лучше уж постоять и посмотреть в морскую даль. Она думала, где же все-таки корабль «Каштановый лист», думала еще о всякой всячине, но мысль о том, что ей наплела эта Эмилая, все равно просочилась в голову, и Анна не выдержала. Повернулась к Эмилой и закричала.
— И-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и! — кричала она во все горло. — Вон с моего пляжа! Слышишь?! Убирайся! Зачем ты пришла, почему Пейтер не пришел?
— Ему некогда! — отбилась Эмилая, вертя в руках таинственный сверток. — Ему не до тебя!
— Врешь! — крикнула Анна. — Ты вся до того ложью набита, скоро не только изо рта, из ушей полезет!
— Нет, не вру! — сказала Эмилая. — Петеру некогда приходить и растабарывать тут с тобой, мокроштанной… русалочкой! Ха-ха! Думаешь, я не знаю! Неужели думаешь, у Петера теперь есть время слушать твои русалочьи бредни, когда он к маме собирается!
Предатель!
— Он… он уезжает на шестичасовом катере? — промямлила она, когда Эмилая кончила упражняться в ехидстве. — На шестичасовом?
— Да-да, на шестичасовом. Ты что, глухая? Купи себе слуховой рожок!
— Куда уезжает? — спросила Анна, ругая себя в душе за глупые вопросы.
— Ну и бестолочь! — торжествовала Эмилая. — Ты что, совсем не соображаешь? К матери он едет, к своей матери!
Да, Анна туго соображала. Словно ум ее не хотел мириться с тем, что Пейтер все рассказал Эмилой, как она его утешала. И с тем, что он уезжает. На шестичасовом катере. Уезжает за море к маме, звонка которой он столько ждал понапрасну и все-таки дождался. В таких случаях даже лучше туго соображать. Анна так и настроилась, но тут вдруг в уме все совершенно прояснилось. А уж когда что-то уразумел, пусть даже не зная — каким образом, потом так и будет торчать гвоздем в мозгах.
Анна схватила камень и приготовилась метнуть его в голову Эмилой, но в последнюю секунду остановилась, чтобы она могла вскочить и спастись бегством. Ведь не так-то это просто — в самом деле убить человека.
И Эмилая побежала. Она бежала во все лопатки и на бегу внезапно уронила что-то на песок. Держа наготове камень, Анна мигом схватила сверточек. Увидела, что Эмилая остановилась, намереваясь вернуться, и снова замахнулась.
— Ни с места!
Потом перевела глаза на сверток.
— Это тебе! — крикнула Эмилая. — Хоть ты того и не стоишь! Тебе от Петера.
Анна выпустила камень. Она не желала никаких подарков от предателей, но этот ерундовый сверточек был такой маленький, что вполне можно сунуть в карман. Она так и сделала. Тем временем Эмилая приблизилась, трусихой ее нельзя было назвать — вдруг Анна опять взялась бы за камень!
— Что же ты не развернешь? — произнес голос за спиной Анны.
— И не подумаю, — сказала Анна.
— Нет, разверни! — не унималась Эмилая. — Я хочу видеть, что там!
И Анна все же вытащила сверточек из кармана. Она нарочно повернулась спиной к кузине — незачем той видеть, что Анна снова плачет. Плачет только потому, что Пейтер поедет на катере, на шестичасовом катере, а вот Анне нельзя поехать ни на этом, ни на утреннем, ни на каком-либо другом катере. Но сверточек она все-таки развернула.
— Ну, что там внутри? — боязливо канючила Эмилая, сгорая от любопытства.
Анна долго копалась. Медленно-медленно освободила от обертки то, что в ней лежало. Драгоценное украшение! Русалочья брошь! Чтобы носить на груди. Брошь в виде бабочки. Как будто бабочка, порхая крылышками, опустилась вам на грудь, чтобы посидеть и опять вспорхнуть. Эмилая придвинулась совсем близко, чуть ли не повисла на плече у Анны. Пришлось повернуться и оттолкнуть эту кузину, так что она шлепнулась на песок. И пусть видит, что у Анны глаза заплаканные, не все ли равно. Она глянула искоса на Эмилую. Ух ты, что это кузина такая красная?!
— Эту бабочку он не смеет дарить! — кипятилась Эмилая. — Она не его! Она его мамы! Бенгт подарил ее маме Петера, когда они познакомились! А раньше она принадлежала моей бабушке, она много тысяч стоит!
