И это кухня, в которой обычно царит мама? На отцовском стуле сидит, словно всю жизнь на нем сидел, довольный Бодо Лемке. И говорит, говорит без передыху, отпускает шуточки, сам над ними смоется. А Габриель словно все свое остроумие потеряла. И Катрин одна слово роняет. Она молча наблюдает за Лемке и сестрой. Они, значит, нашли друг друга. Может, и в самом доле подходят друг другу. Чудно, с этим Лемке Габриель так бесцеремонно не обращается, как бывало с другими. Отчего бы это?
— Большое спасибо, — благодарит Катрин, — кофе был очень хороший, а эклеры просто отличные.
Габриель сухо замечает:
— Иной раз приходится тащить человека к счастью.
Катрин ложится рано, блаженствует в своей комнате и усердно полирует ногти. Научилась у матери. Та относится к этому делу очень серьезно. Полируя ногти, можно и помечтать. О завтрашнем дне, о встрече с Франком… А если сравнить Бодо Лемке с Франком, н-да…
Из соседней комнаты не доносится ни звука, только из кухни голоса, но потом и они стихают. Слышно, как в коридоре открывается дверь.
Они, верно, пошли в комнату Йорга. Но что нужно Лемке в комнате брата? Ему там нечего делать.
И что нашла сестра в этом Бодо Лемке?
Катрин уснула, но внезапно от толчка в бок просыпается. Габриель сидит на кушетке.
— Ты забыла выключить свет, — говорит сестра, — твой старый грешок. Нынче я за отца.
— На меня вдруг сон напал, — бормочет Катрин, — А господин Лемке ушел?
— Да, ушел, — отвечает Габриель. — Тебе он что, не нравится?
— Так я же его совсем не знаю. А тебе нравится?
— Я в него втюрилась. Еще как! Иной раз болтает много, но вообще-то он мастер своего дела. Руководит ансамблем. Это между делом, но по всем правилам. А по специальности он декоратор. В этой области кое-что смыслит. Деньги, если захочет, лопатой гребет. У него есть «Москвич», и он подал заявление на дачу. Когда он со своим ансамблем на эстраде, в зале творится что-то невообразимое. Тебе нужно послушать. Да и вообще он хороший человек.
— У него большая квартира, перестроенная из лавчонки, — говорит Катрин, — зачем же ты с ним ходишь в комнату Йорга?
— Вот как, он тебе уже рассказал про свою квартиру? Там в эти месяцы жутко холодно. Знаешь, сколько он тратит на отопление! Слушай, родителям не обязательно все знать.
— Мама так и так заметит. — Усталость снова одолевает Катрин.
— Это уж моя забота. Ты только не вмешивайся.
— Но у тебя же есть своя комната, — настойчиво твердит Катрин.
— Стена слишком тонкая, — бросает Габриель и уходит.
Катрин закутывается в одеяло. Громко, убаюкивая, тикает будильник.
В домике родители уже спят.
А может, и не спят. Говорят о дочерях или думают о них.
А может, и не говорят и не думают о своих детях. Тоже может быть.
День выдался безветренный, небо бело-голубое, и солнце чуть-чуть пригревает.
В Вильгельмру все еще белым-бело, не то что на Варшауэрштрассе, где специальный раствор превратил снег в бурую грязь.
Катрин опять поехала автобусом, сегодня в нем тепло и он не воняет дизельным маслом. Девочка выспалась, она долго спала, не проснулась даже, когда Габриель внесла и поставила ее в комнату поднос с завтраком. И записочку написала: «Дорогая Катя! Желаю хорошо провести день. Твоя большая сестра Габриель».
Не часто случается, что Габриель так по-матерински ухаживает за своей маленькой сестрой. Связано, верно, с этим странным Бодо Лемке…
Перед домом Лессовых снег аккуратно убран. Катрин волнуется. Из трубы вьется дым. Франк, значит, дома.
Катрин нажимает кнопку звонка, и тотчас щелкает автоматический замок. Девочка идет к дому. Дверь открывается. На крыльцо выходит женщина, стройная, темноволосая, хорошо причесанная. Катрин сразу догадывается, что это госпожа Лессов. Но ведь родители Франка собирались уезжать? Не она Франку приготовила сюрприз, а ей судьба уготовила сюрприз. Однако отступать поздно.
Госпожа Лессов с удивлением смотрит на девочку:
— Что вам угодно?
— Я пришла к Франку.
— Кто вы, позвольте спросить?
— Катрин. Катрин Шуман.
— Ах вот оно что, девочка с катка. Я говорила с вами по телефону.
— Да.
— Сын еще спит. В каникулы он всегда спит подольше.
Катрин смущается. Тщательно подкрашенное лицо госпожи Лессов выражает отчужденность.
— Я этого не знала, — говорит наконец Катрин, — ведь скоро полдень.
— Франк поздно ложится. Мне бы не хотелось его будить.
Спасает положение сам Франк. Не слишком деликатно отодвигает он мать в сторону и оказывается перед Катрин.
— Да быть того не может! Ты вернулась из леса? — восклицает он с нескрываемой радостью.
— Вчера еще.
— Заходите, — приглашает госпожа Лессов. — Здесь дует.
Франк подскакивает к Катрин, и ее неуверенности как не бывало.
Прихожая наполнена ароматом свежесваренного кофе.
Франк знакомит мать с Катрин, делая это мило и чуть иронично:
— Моя дорогая мама зорко меня охраняет. Озабоченная моим благополучием, она хотела бы оградить меня от этого злобного и скверного мира.
— Но Франк, — протестует госпожа Лессов, — вспомни, что ты сказал мне вчера: «Дай мне подольше поспать, пусть кто угодно приходит». Вот твои слова.
— Я, мама, и предположить не мог, кто к нам придет. Бывают же такие сюрпризы.
— Проводи свою гостью в столовую. Твою комнату нужно прежде убрать.
— Оставь, мама. Я уже все сделал, — Франк погладил мать по плечу. — Я не мог спать так долго, вот и вспомнил, что собирался помогать тебе.
— Похвально, Франк, но во время каникул не обязательно.
Франк сразу же потянул Катрин по лестнице.
— Тебе еще надо позавтракать, Франк!
— Было бы здорово, мама, если бы ты принесла мне в комнату. Уверен, все уже стоит на подносе.
В комнате Франка покатые стены и окно, из которого видны огромные ели, сверкающие снежным одеянием.
— Вот моя берлога, — говорит Франк, — усаживайся в кресло или на кушетку, все равно. Скажи-ка, ведь ты собиралась пробыть в лесу всю неделю?
Катрин снимает куртку, в комнате тепло.
— Извини, — Франк берет у нее куртку.
— Да вот раньше приехала, кое-что утрясти надо.
— Отлично, только мои предки не отбыли. У моего уважаемого папаши опять неотложные дела на заводе.
Старая песня.
— А твоей маме не по вкусу, когда к тебе приходят?
— Да, есть такой заскок, — подтверждает Франк, — но меня это не волнует. Принесу-ка я сам завтрак, тогда ей не надо будет подниматься к нам, — говорит он и выходит из комнаты.
Катрин с любопытством оглядывается вокруг.
Комната не велика, вся обшита деревом. В ней тепло и уютно. У окна стоит стол, заваленный книгами и тетрадями. На стенах висят какие-то безумные плакаты на польском языке. На полках много книг, на низеньком столике — стереопроигрыватель, кассеты, пластинки, на стене висит гитара.
На другой стене Катрин видит кнопками прикрепленные карандашные наброски. Она поднимается и подходит к стене, чтобы рассмотреть листы получше. Это портреты одного и того же человека.
Франк застает ее за этим занятием.
— Это отец, — поясняет он, — мне хочется все снова и снова его рисовать. На знакомой модели можно выяснить свои возможности. Что скажешь, как мои попытки?
— Да я твоего отца почти и не знаю, видела его один-единственный раз.
— Ты права. Отца нужно хорошо знать, чтобы оценить, что я попытался сделать.
Он расставляет чашки и тарелки.
— Ты чай пьешь? Я по утрам всегда пью чай.
— Налей, — соглашается Катрин.
Франк так пристально смотрит на нее, что Катрин смущается.
— Ты хорошо выглядишь, — говорит он, — видно, уже поправилась. Слава богу, а то история эта не выходила у меня из головы.
— Рана почти зажила, — подтверждает Катрин. — Ты не беспокойся.
— Усаживайся поудобней.
Франк угощает Катрин. Его мать сварила яйца и не поскупилась на колбасу и ветчину.
Странно, но Катрин не чувствует себя в этом доме чужой.
Франк поглощает завтрак с завидным аппетитом, ну, а раз Катрин пьет только чай и не собирается подкрепляться, он сам делает бутерброды и пододвигает их к ней:
— Ешь. Терпеть не могу, когда ломаются.
— Но я хорошо позавтракала, — защищается Катрин.
— Что ж, это будет второй завтрак.
Так в это утро Катрин дважды окружают заботой, правда по совершенно разным причинам.
Да, это февральское утро Катрин запомнит надолго.
Сегодня Франк такой веселый, разговорчивый и не скрывает радости, что пришла Катрин. Он допускает ее в свой «мир», а так поступают, только полностью доверяя человеку; Франк рассказывает ей, что увлекается живописью, что у него целая коллекция пластинок — от классики до джаза, битлов и рок-музыки; рассказывает, какие любит книги.
