Дверь открывает Франк. Он не проводил мать до калитки, не донес ее тяжелые чемоданы…
— А, это ты, — говорит он, — заходи.
Не обращая внимания на Катрин, поднимается он по лестнице.
— Ты встретилась с фрау Лессов? — иронически спрашивает он.
— Я видела, как она уехала в такси.
— Да, два чемодана, вот все, что она взяла с собой. Садись.
Но Катрин не садится.
— Вчера ты просто взял и ушел, — говорит она.
— Извини, у меня было препаршиво на душе.
— Много выпил?
— Не только это.
— А сегодня?
— Ну, может ли сегодня быть иначе, — отвечает Франк, подходит к письменному столу и глядит, не отрываясь, на лист бумаги. — Здесь, в этом письме, все объяснено. И этим мне следует довольствоваться. Мама пишет мне, своему сыну: «Я должна подумать о себе, Франк. Ты скоро уйдешь из дома, уже сейчас ты живешь своей жизнью. А я погрязла в домашней работе, в заботах о твоем отце. И все глубже и глубже погружаюсь в эту трясину, а получаю в ответ лишь насмешки и издевку. Нет, я должна это поломать, должна подумать о себе, утвердить себя. Со временем ты меня поймешь, Франк…» Нет, никогда я этого не пойму. Чистый эгоизм: я должна утвердить себя. Теперь ей это взбрело на ум. Кто знает, что за этим кроется. Ей и дела нет, что ее муж потерял голову и может запить. Как нам справиться со своими делами? У меня впереди последний год школы. А у матери один аргумент: я должна подумать о себе. — Смяв письмо, он бросает его в корзину. — Да садись же наконец, — командует он.
Катрин садится в кресло.
Франка ей жаль. Что сказать ему? Все, что она сейчас ни скажет, будет не то.
Изменившимся голосом, по которому заметно, что он с трудом сдерживается, Франк говорит:
— На субботу и воскресенье мы едем в Штральзунд. Мы с тобой.
Катрин понимает: это не вопрос, это требование.
— Франк, но я же буду в Праге.
— Ах вот как, тебе, значит, больше хочется в Прагу! — запальчиво кричит Франк.
— Я еду в Прагу с классом.
— Подумаешь, твой класс. Узнал я теперь эту публику! А меня ты бросаешь в беде.
— Ты неправ, Франк.
— А, ничего ты не понимаешь. Абсолютно ничего, — резко бросает Франк.
— Я лучше пойду, — тихо говорит Катрин.
Франк смотрит на нее долгим взглядом. Он вне себя от злости. И, сев к столу, открывает книгу. Через минуту-другую поднимает глаза и говорит:
— Ты еще здесь.
Катрин идет из комнаты, сбегает вниз по лестнице. В доме царит тишина. Катрин прислушивается. Сверху не доносится ни малейшего звука. Может, он тоже прислушивается, ждет, что она вернется?
Катрин бежит через сад, ее уход похож на бегство. На остановке, дожидаясь автобуса, она вспоминает последние четверть часа и они кажутся ей каким-то безумным сном.
По дороге к Симон-Дахштрассе все, что произошло, не идет у Катрин из головы. Франк вел себя гадко. Она, видите ли, должна отказаться от Праги, потому что он того хочет. Он хочет навязать ей свою волю! А как он судит о матери, он же несправедлив к ней. Прежде он совсем по-другому говорил о ней — с любовью, даже с нежностью. Да вот и вчера он тоже неправильно поступил, а она, Катрин, все равно пришла к нему. Что ей еще надо сделать?
Отказаться от поездки в Прагу?
Но Катрин так хочет увидеть этот город.
Вечером ее опять одолевают сомнения. Ведь Франк в беде.
Во время ужина мать замечает, что Катрин чем-то удручена, хотя и пытается это скрыть.
Однако удается ей скрыть свое настроение только от отца, у которого в эти дни много дел в мастерских, и от Габриели, которая готовится к длительной гастрольной поездке с Лемке.
Поздно вечером мать заходит к Катрин.
— Не плачь, дочурка, — утешает она, — в жизни порой не все идет гладко.
— Просто не знаю, что мне делать, — всхлипывает Катрин.
Она рассказывает о сегодняшней встрече с Франком, о его равнодушии и как он потребовал, чтобы она отказалась от поездки в Прагу.
— Он не прав, что требует этого от тебя, — считает мать.
— Его ошарашило решение матери.
— Но трудности нужно уметь одолевать. И почему же он так несправедлив к тебе? Ведь ты его подруга.
— А не послушаюсь его, между нами все будет кончено!
— Если он из-за этого поссорится с тобой, значит, ваши отношения не были такими уж серьезными.
— Мама, я и представить себе не могу, чтобы у нас с Франком все кончилось.
— Что мне сказать на это, Катрин!
— Почему же Франк требует, чтобы я отказалась от поездки?
— Может, ревнует тебя к твоим друзьям? Хочет, чтобы ты была только с ним? — предполагает мать.
— Но я хочу в Прагу, — решительно объявляет Катрин.
— Да, поезжай. А теперь спи.
Пожелание доброе, но в эту ночь оно не сбывается.
Все дни, оставшиеся до субботы, заполнены приготовлениями к поездке, и они отвлекают Катрин от мыслей о Франке.
День отъезда, пятница, выдался теплым, солнечным.
Весь класс собрался на вокзале очень рано. Мальчишки и девчонки болтают, дурачатся, смеются.
И тут Катрин замечает Франка. Он стоит у выхода на другом конце перрона дальнего следования и неотрывно смотрит в их сторону. На нем клетчатая рубашка, которая ей так нравится. Он и в Штральзунде был в ней. Катрин умолкает, но никто этого не заметил, ребята слишком взволнованы.
Франк пришел!
Но все больше пассажиров поднимаются на перрон, они заслоняют Франка от Катрин, она его не видит.
Тогда Катрин бежит к тому выходу, прыгает через чемоданы и сумки и опять видит Франка, он все еще стоит, прислонясь к перилам.
Катрин хочет крикнуть ему. Но в эту минуту он отворачивается, сбегает вниз по лестнице, пропадает из виду.
Катрин смотрит вниз. Ей навстречу поднимаются люди, тащат тяжелые чемоданы. Франка больше не видно.
Может, она ошиблась, и это был не Франк, а кто-то только похожий издали на Франка?
Нет, она уверена, что не ошиблась. Это был Франк. И он убежал, когда увидел, что она идет к нему.
Зачем он приходил? Почему убежал?
По радио объявляют отправление поезда на Прагу. Катрин нужно поторапливаться.
— Мы сидим все вместе. Купе для нас заказаны, — предупреждает ребят фрау Румке.
Катрин поднимает свою сумку, ей одолжил эту сумку Бодо — удобная, с ремнем, чтобы носить на плече. И еще у нее маленькая сумочка с едой. Длинный Ян готов помочь ей, взять хотя бы эту сумочку.
— Ну, если уж хочешь. Но осторожнее, там термос. К крытому перрону медленно подползает поезд. Почему же Франк сбежал, когда она пошла к нему? Мог ведь подождать.
— Франк, вот хорошо, что ты пришел! — сказала бы она.
А он ответил бы:
— Желаю тебе, Катенька, повеселиться в Праге.
Но он не стал ждать ее и, может быть, никогда уже не будет ее ждать…
— Заходите, ребята, — командует фрау Румке. Когда-то давно, в один из февральских дней, Франк перевязал рану, которую нанес без умысла.
Но есть раны невидимые, они заживают только со временем…
