Франк обращает ее внимание на очертания города: высоко уходящие в небо колокольни церквей — Санкт-Мариенкирхе, Санкт-Николаикирхе и Якобикирхе, а между ними путаница улиц старого города.
— Здесь старый Штральзунд. Чуть фантазии — и легко представить себя в средневековье.
Катрин верит, что Франк в состоянии бог весть чего нафантазировать и очутиться в средневековье, она знает, на что он способен. Но у нее это не получается. Узкие улочки не доставляют ей никакой радости, к тому же еще ухабистая мостовая.
Замечания Катрин отрезвляют Франка, но он не сердится, а смеется:
— Типичная берлинка. Романтику признаешь до известного предела и не теряешь способности критиковать.
— Я вижу то, что есть.
— Вот-вот, это я и говорю.
Он подхватывает ее, поднимает и раскачивает из стороны в сторону, а стоят они у витрины, и Катрин видит себя и Франка в стекле. Увы, вечно так стоять невозможно, хотя и приятно.
На Новом Рынке есть мороженое, а в одном из переполненных кафе они съедают горячие сардельки с салатом. И опять бродят по узким переулкам, с которыми Катрин уже освоилась, и еще раз идут к порту.
Мост на Рюген поднят, по фарватеру движутся грузовые суда, парусные яхты, буксиры.
Франк и Катрин доходят до конца причала. Здесь они совсем одни.
Вода пахнет водорослями и нефтью.
— Ты не жалеешь, что поехала? — спрашивает Франк.
— Почему же? Здесь для меня много нового. И мы вместе.
Франк целует ей глаза.
Катрин так никогда бы и не открывала глаз.
Франк смотрит вниз, на воду, плещущую о бетонные плиты.
— Ну как поступить, если не знаешь, кого считать правым? — вдруг говорит он словно бы сам себе.
— О чем ты? — озадачена Катрин.
— Э, я просто вслух подумал. Давай лучше решим, что завтра делать. На пароме переедем на остров. И пойдем вдоль берега, пока не устанем. Там мы будем совсем одни… А теперь вернемся, пожалуй, к бабушке и дедушке. Поболтаем с ними и — спать. В комнатенке под крышей ты отлично выспишься. Лестница скрипит чертовски. Так что никто к тебе не прокрадется и не помешает тебе спать.
— Чего только ты не выдумаешь.
Они весело бегут назад.
Катрин нравятся очертания города, а сам город, залитый вечерним светом, напоминает ей старинную картину.
Франк и Катрин идут, держась за руки.
— Когда ты со мной, я спокоен, — говорит Франк, — и все мне нипочем.
Катрин понимает его слова как высшую похвалу.
Вечер проходит так, как предсказал Франк.
Паром подошел к причалу. Катрин и Франк сбегают по сходням.
— Я первый раз на Рюгене, — говорит Катрин.
— Вот и повод, чтоб отпраздновать, — подхватывает Франк.
Хотя день только наступает, но паром переполнен до отказа. Прекрасная погода всех манит на лоно природы. Солнце еще низко, а восточный ветер довольно холодный. Но Катрин и Франк запаслись всем, чтобы провести день на острове, у них есть одеяло и целая корзина еды.
Однако, думает Катрин, в «великом одиночестве» они здесь, в Альтефер, не будут. На пляже народу толчется столько же, сколько на берегу озера Мюггелзе, под Берлином.
Франк словно прочел ее мысли.
— Э, да они почти все далеко не идут, остаются у парома. А тем, кому нужно уединение, места хватит.
Они идут вдоль берега по сужающейся тропинке, по обеим сторонам которой пышно разрослись дрок, шиповник и чертополох.
На другой стороне пролива виден город, очертания его из этой дали кажутся Катрин еще прекраснее. По проливу, выходящему в море, туда-сюда снуют парусные лодки.
Катрин снимает туфли, песок местами уже нагрелся.
— Смотри не занози ногу, — остерегает ее Франк.
— Да я привыкла ходить босиком. У нас в лесу хожу все лето.
— А змеи, — не унимается Франк.
— Не сойду с дорожки.
— Они охотно греются на солнышке и теплом песке.
— Наш топот наверняка за сто метров слышно.
— Н-да, ты хочешь все делать по-своему.
— Грустно было бы, если б я того не хотела! Или нет?
— А разум?
— Поступать только как разум велит — так и жить скучно, говорит моя мама.
— Ну, если твоя мама! Представляю себе.
— Она тебе не нравится?
— Наоборот, уж она-то, надо думать, иной раз бог знает что выкинуть может.
Франк идет впереди. Катрин оглядывается, с удивлением замечает, какой порядочный конец они отмахали. Городок Альтефер остался где-то далеко-далеко.
— Мы что, весь остров обойдем?
— Осталось еще немного, — обещает Франк, — я знаю эти места.
И он не обманул ее. Вот уже маленькая бухта, вымытая водой, и крошечный пляжик, и промоина, заросшая короткой сухой травой.
Катрин прыгает в траву.
— Ой, тепло как. Ни ветерка!
— Почувствуешь, если переменится на западный, — объясняет Франк, он рад, что Катрин здесь понравилось. Он быстро стелет одеяло, ставит «продовольственную» корзину в тень.
Отсюда остров Хиддензе виден еще лучше.
Катрин потягивается, кружится, ей хочется кричать от радости. Она с размаху валится в траву. А здесь ей даже жарко. Она стаскивает с себя свитер и остается в белой кофточке без рукавов.
Франк зарывает бутылки с сельтерской в воду, где мелко.
— Хочешь пить?
— Нет еще.
Катрин растянулась в траве, сухие стебли щекочут ей шею.
— Ложись на одеяло, — говорит Франк.
— В траве так хорошо.
— Хочешь искупаться?
— Пожалуй. Окунуться бы.
Катрин стягивает джинсы, бросает их в траву. Ложится на спину и закрывает глаза.
Нос ей щекочет какая-то травинка. Лицо Франка склонилось над ней, такое большое и так близко.
Она обнимает его за шею, ощущает тепло его лица. Как долго можно так лежать, ни о чем не думая?
Франк высвобождается из ее объятий, встает и каким-то чужим голосом говорит:
— Холодная вода сейчас нам очень полезна.
Катрин поднимает на него глаза. Он раздевается. Его тело против солнца вырисовывается на небе черным силуэтом.
Франк бежит и быстро погружается в воду. Холод ему словно нипочем, а может, он так хорошо владеет собой.
Катрин же, входя в воду, замирает от режущего холода. Но она не сдается.
Отстать от Франка? Об этом и речи быть не может. Она делает над собой усилие и выдерживает минутку-другую в воде.
А Франк тем временем отплыл далеко.
— Эй, Франк! Возвращайся, — зовет она.
Он машет ей и послушно поворачивает назад.
Жара в бухточке теперь даже приятна. Их тела усыпаны капельками воды. Они отряхиваются, как мокрые псы.
— Я точно заново родилась, — восклицает Катрин и прыгает на одеяло. Франк опускается рядом с ней на колени, пристально смотрит ей в глаза.
Его лицо кажется ей очень тонким, тем более что влажные волосы прилипли к голове.
Он целует ее холодными губами, сцеловывает ей капли воды с носа.
— Слушай, накройся. А то еще простудишься, — говорит он и набрасывает на нее купальный халат.
Все, все вышло так, как Катрин часто видела в своих мечтах.
День промелькнул точно облачко на небе. Катрин и Франк еще раза два-три входили в воду и привыкли к холоду.
Их обнаженная кожа ощущает ветер, но они прыгают, перебрасываются мячом, а потом едят с аппетитом бутерброды, которые им приготовила бабушка, и пьют холодную сельтерскую.
И все это время они неумолчно болтают о том о сем, целуются и мечтают, а вечером бодро шагают назад к парому.
Народ на пароме не раздражает Катрин, ей хочется быть со всеми приветливой, всем улыбаться.
В доме у бабушки и дедушки их ждет обильный ужин.
— Ну, что, девочка, — спрашивает ее старый господин Лессов, — понравился тебе наш город?
— Да, мне все у вас понравилось, — убежденно отвечает Катрин.
— Так приезжай еще, — приглашает бабушка.
Поужинав, Катрин и Франк отправляются на вокзал, это недалеко, если идти между прудами.
Поезд переполнен, надежды получить сидячее место — никакой.
Франк и Катрин остаются в коридоре, усаживаются на свои сумки, сидят, тесно прижавшись друг к другу.
Сколько бы людей ни протискивалось мимо них, им это не мешает. У них такое чувство, будто во всем переполненном поезде они одни.
Бодо Лемке ждал, пока семья Шуманов не вошла в зал, и только в эту минуту подал знак своему ансамблю.
Мелодия старой здравицы звучит в современном ритме.
— Долгие годы нашим героям, долгие годы, ура, ура, ура!
Устроители праздника позаботились, чтобы ребята сегодня были в центре внимания, хотя Катрин, наоборот, хотелось бы быть незаметной, особенно оттого, что она не очень ловко чувствует себя в сшитом Габриель платье.
Главное дело у ребят уже позади — это выход на сцену кинотеатра, ярко освещенную прожекторами. Слова оратора взяли их за живое, пусть даже они не показывают вида. А теперь Катрин входит в зал под звуки ансамбля Бодо Лемке. За ней идут отец, мать, Габриель, брат Йорг, родители отца — дедушка Пауль и бабушка Эрна и веселая бабушка Герда, мать ее мамы. Муж бабушки Герды умер, но у нее есть друг, которого в их семье называют дядя, Фриц. Ладно хоть, что еще не все гости съехались. А те, кто в зале, заняты — ищут свои столы и места.
