Как ни странно, ребята очень скоро научились соблюдать все наши законы. «Вызовут на заседание штаба». Эта угроза казалась куда страшнее, чем caмая жестокая проборка взрослых. Все беспрекословно слушались членов штаба и очередного дежурного командира — начальника на одни сутки — и по сигналам горна пять раз в день с двенадцатисекундной точностью выскакивали из палаток, бежали на площадь Радости и выстраивались там по отрядам. Даже удивительный закон «всем все можно» ребята с первых же дней отлично усвоили. Раз ничего не запрещается, значит совсем не хочется безобразничать. Ходили они такими примерными, что я просто диву давался.
«Неужели не надоест им быть паиньками. И жизнь в городке все лето будет идти так гладко, мирно, без сучка, без задоринки?» — спрашивал я самого себя.
Один Витя Панкин, тот самый, который зимой ездил зайцем на автобусе, никак не хотел «разумно и сознательно», как выражался Владимир Викторович, соблюдать наш первый закон. То он на кухню заскакивал без белого фартука, то девочек дергал за косы, а однажды во время тихого часа завопил на весь городок:
— Самолет! Смотрите!
И все выскочили из палаток и, задрав головы, с восхищеньем стали смотреть на чуть видимый нежно-голубой самолет, стремительно летевший на огромной высоте.
В тот же вечер Витю вызвали на заседание штаба и здорово пробрали. Ведь отряды устали после прополки кукурузы, легли после сытного обеда спать, а Витя всех разбудил.
Нарушитель обещал, никогда больше не кричать на тихом часе, даже если будет пролетать целая эскадрилья.
Витю выбрали вратарем нашей сборной футбольной команды. Во время матчей с звенигородскими командами он то и дело бесстрашно кидался вперед и ложился прямо на мяч. Понятно, что и свои и чужие игроки с разбегу жестоко стукали его по ногам, по бокам. Коленки его никогда не заживали; Наташа терпеливо перевязывала их по три раза в день, однако бинты неизменно соскакивали.
Пришлось мне идти жаловаться на Витю в штаб. Я потребовал запретить ему играть в футбол, потребовал вообще запретить эту «опаснейшую» игру… Но Владимир Викторович и все члены штаба дружно мне отвечали, что Витя стойко защищает честь нашего городка и к тому же у нас «все можно», значит нельзя запретить футбол, которым, кстати, увлекается девяносто процентов мальчишек всего мира.
Вообще Витя мне надоел ужасно и не только своими бесконечными ушибами и ранениями. Если он не играл в футбол, он обязательно ловил бабочек. И то и дело ко мне приставал:
— Доктор, скажите, пожалуйста, как ее зовут?
Я терпеливо отвечал — боярышница, капустница, крапивница…
Но Витя забыл в интернате под подушкой pасправилку и энтомологические булавки. Поэтому он относил бабочек в палатку и там безжалостно давил их между страницами книги. Конечно, это было уже полное безобразие. Я несколько раз стыдил Витю, говорил ему: «Смотри, какую ты красавицу погубил», но он нисколько меня не слушался.
Однажды после очередной футбольной потасовки Витя приковылял в нашу амбулаторию весь избитый.
— Доктор, скажите, пожалуйста, а какая бабочка в Московской области самая красивая и самая редкая? — спросил он меня, подставляя Наташе чуть не в двадцатый раз свое израненное колено.
Я рассказал Вите о махаоне — великолепной ярко-желтой, с черными полосами и пятнами бабочке; ее нижние крылья заканчиваются длинными острыми шпорами, а у основания каждой шпоры сидят прелестные глазки — пять голубых и один малиновый.
Витя загорелся, раздулись его ноздри.
— Поймаю махаона! — восторженно прошептал он, мечтательно закинув ладони на затылок.
Я ответил, что махаон очень хитер и осторожен, при малейшей опасности взвивается к макушкам деревьев.
— Поймаю махаона! — упрямо повторил Витя.
Однажды ко мне в лазарет забежал Владимир Викторович.
— Идемте на заседание штаба. Рыболовы такое натворили! Не знаю, сумеют ли их обуздать наши юные командиры.
Как известно, в нашем городке было всем все можно, значит, в свободное время каждый мог пойти погулять. Например, захотели вы идти в лес цветы собирать или на берегу реки пожариться — пожалуйста, идите, только не поодиночке! А подойдите вдвоем-втроем к дежурному командиру и скажите ему, зачем и куда идете. Он достанет толстый «вахтенный журнал» и запишет. Только смотрите, ни в коем случае не опаздывайте к ближайшему горну. Так же и рыболовы. Они могли уходить, между прочим, и в 4 часа утра. Каждый из них давал перед штабом «честное пионерское», что никогда не полезет в воду глубже чем по щиколотку, даже если крючок зацепится.
— Вы знали, что мальчишки придумали ловить рыбу стеклянной вершей? — спросил меня Владимир Викторович, подходя вместе со мной к палатке штаба.
— Стеклянной вершей? — удивился я.
— Да, да, они ежедневно вытаскивают штук по семьдесят мальков чуть подлиннее спички. А я и не догадывался о таком браконьерстве, — возмущался он, — все думал: как хорошо — ходят ребята рыбу ловить, увлеклись интересным делом.
Тут и мне вспомнилось, как дня три тому назад шел я вдоль берега Москвы-реки на дальний ключ умываться и видел, как мальчики выкладывали из камней на мелком песчаном дне реки треугольную гряду, вершиной по течению. Я остановился и стал наблюдать за ними. В этой самой вершине они поместили боком стеклянную банку отверстием внутрь треугольника и всунули в банку горлышко бутылки с отбитым дном. Значит, это и была стеклянная верша.
Мы с Владимиром Викторовичем пробрались в штабную палатку и сели в уголок. Все члены штабa, хмурые, важные, уже разместились вокруг стола. У входа в палатку толпились незадачливые рыболовы во главе с Витей Панкиным.
Южка встала, хлопнула ладонью по столу.
— Довольно обещаний! Предлагаю запретить ловить рыбу бутылками! — звонким голосом отрубила она.
Эдик встал и сказал, что он не согласен, — раз в лагере все можно, значит, можно и мальков ловить.
Южка возразила:
— Ты знаешь, что они каждый раз опаздывают к ужину? А опаздывать — это значит нарушать второй закон.
Тут вскочил Саша Вараввинский — наш толстый «Санчо Панса»:
— Уничтожение мальков — это возмутительное браконьерство! Каждый экземпляр через год весил бы целый килограмм; а так как рыболовы ежедневно вытаскивают по сто мальков… — он чуть запнулся перемножая в уме, — значит, за два месяца будет уничтожено шесть тысяч килограммов разной ценной рыбы. — Саша сделал испуганные глаза и повторил: — Шесть тысяч килограммов!
Эдик заспорил, он считал, что Сашины вычисления неверны — мальки, может, подрастут, а, может, их другие мальчишки или щуки поймают.
Тогда одна за другой выступили все три девочки — Южка, Валя и Наташа. Каждая старалась как можно обиднее уколоть несчастных рыболовов.
Те стояли кучкой, понурив головы, и ждали приговора.
Снова вскочил Саша и предложил вынести такое «постановление»:
— Ловить мальков стеклянными вершами категорически запрещается, потому что это приносит вред государству, бутылки разбить, банки сдать в кладовую. Пусть мальчики ловят удочками.
— А на удочки не клюет — ни на червя, ни хлеб, — робко возразил Витя Панкин, — разве это ловля — на десять человек три уклейки?
— И пускай не клюет, сидите на берегу и на поплавок смотрите, — сказала Валя Гаврилова.
Члены штаба засмеялись, рыболовы еще ниже опустили головы.
Приступили к голосованию.
Володя Дубасов объявил, что он всегда на стороне мальчишек, и голосовал «против», Эдик и Южка воздержались, остальные судьи подняли руки за категорическое запрещение преступной ловли мальков бутылками.
Тут встала Валя Гаврилова. Она поджала губы, ехидно сощурила свои широко сидящие глаза и сказала, что сегодня подсмотрела, как «хранитель сокровищ» Володя Дубасов по распоряжению Эдика выдал рыболовам постное масло, а «шеф-повар» Юра потихоньку нажарил на сковородке рыбу и все трое членов штаба подсели к рыболовам, слопали вместе с ними вкусное кушанье и никого не угостили.
— После каждой рыбалки мы их так кормим, — угрюмо буркнул Витя Панкин.
Наташа громко расхохоталась; Эдик, Володя и Юра густо покраснели, но смолчали.
Владимир Викторович весь передернулся, но не сказал ни слова и потихоньку забарабанил пальцами по столу.
— Это правда? — спросил Саша.
— Правда, — пробормотал Володя.
Юра молча кивнул головой. Эдик даже бровью не повел.
— Значит, вы, вы… — глухо послышалось сзади меня.
Я оглянулся.
Южка стояла вся потемневшая от страшного гнева. Она смотрела то на Володю, то на Юру, потом на Эдика, вновь на Володю.
Находчивый Саша перебил Южку.
— Подожди высказывать свое мнение при посторонних, — выпалил он, быстро обернулся к рыболовам и ко мне.
