Южка стояла вся потемневшая от страшного гнева. Она смотрела то на Володю, то на Юру, потом на Эдика, вновь на Володю.
Находчивый Саша перебил Южку.
— Подожди высказывать свое мнение при посторонних, — выпалил он, быстро обернулся к рыболовам и ко мне.
Рыболовы, не дожидаясь приказа, тут же умчались. А я?
Нет, нет, я не посторонний! Я ни за что не уйду.
— Значит, вы воры! — полным презрения шепотом бросила Южка трем мальчикам.
Юра и Володя по-прежнему сидели пунцово-красные, даже пот выступил на их лбах, верно от стыда. Эдик, бледный, молча кусал губы и глядел вниз.
Все вопросительно обернулись в сторону Владимира Викторовича. Он был единственный взрослый, кто входил в состав штаба. Все хорошо знали, что он нарочно молчит и ждет, когда выскажутся остальные. Что же он скажет сейчас?
— Каково ваше мнение. — уверенным начальническим тоном спросил его Саша Вараввинский.
Владимир Викторович ответил не сразу.
— Я предполагал, что могут случиться разные мелкие трещинки, мелкие происшествия, — начал он, — трудно все заранее предвидеть. Но чтобы такое произошло? Чтобы члены совета пионерской дружины, члены штаба, городка — заслуженный мастер спорта, хранитель сокровищ, шеф-повар, которым доверено буквально все, и чем польстились — добро бы конфетами или сухими фруктами, а то постным маслом…
Наташа не удержалась и фыркнула; на нее ceйчас же с негодованием зашикали.
— Это принципиальный вопрос, — объявил Саша Вараввинский и поучающе поднял указательный палец…
— Нас Эдик надоумил, — угрюмо пробормотал Володя.
— Эдик? — Все обернулись к заместителю начальника штаба.
— Эдик, это ты всех научил? — тихо спросила Южка.
Только сейчас «заслуженный мастер спорта» осмелился поднять глаза. Он посмотрел на Южку исподлобья таким тяжелым взглядом, что мне сделалось как-то не по себе.
— Это просто небольшая ошибка, — словно нехотя пробормотал он, — а вы раздули. Обещаем, не будем больше так делать — и все.
— Не будем больше, — буркнули Юра и Володя. По предложению Саши Эдику объявили выговор, Юра и Володя получили по замечанию. Мы решили, что об этой нехорошей истории никогда никто никому не скажет и никогда никто не будет о ней вспоминать.
Члены штаба встали и торжественно дали друг другу честное пионерское, что при малейших затруднениях всегда будут действовать вместе, заодно и никогда не станут ссориться друг с другом.
— Ну как, интересно прошло заседание? — спросил меня Владимир Викторович, когда мы с ним вышли из палатки.
— Очень, — признался я, — только вы не боитесь, что он ей будет мстить?
— Кто он? Кому? — удивился Владимир Викторович.
— Да Эдик Южке. Уж очень страшно он на нее взглянул.
Владимир Викторович рассмеялся.
— Вот выдумали! Вы же слышали, какую клятву мы только что дали друг другу. Уверяю вас, проскочила только мелкая трещинка, которую тут же тщательно заделали. Все три мальчика искренне раскаялись в своем проступке. А об Эдике не думайте плохо, я в него верю.
Я покачал головой. Мне почему-то казалось, что это была не такая уж незначительная трещина. Впрочем, я, может быть, ошибался и потому не стал возражать Владимиру Викторовичу. Мы разошлись.
В тот же вечер у помойки состоялось грандиозное уничтожение зловредных рыболовных принадлежностей.
* * *
Благополучие в городке возможно при непременном условии: если все будут сыты. И, конечно, еда должна быть разнообразной и вкусной.
Юра Овечкин — четырнадцатилетний пионер, член штаба, прилежный ученик интернатской поварихи тети Тоси — был не просто «шеф-повар» нашего городка. Он не только щеголял в сверкающем белом колпаке и таком же фартуке, он еще изобретал неожиданные кушанья или, точнее, придумывал всевозможные смеси из самых различных продуктов. Так, в молочную лапшу он бросал мясные консервы, а макароны мешал с морковкой и свеклой.
Случалось, его изобретения хвалили, но чаще, попробовав две-три ложки, отставляли миски. Иногда Юра подавал пережаренные, пересоленные или подгорелые блюда.
С каждым днем недовольство в городке против Юры росло. Как-то на заседании штаба его дружески пожурили. Он обещал больше не изобретать, но на
следующий день за обедом на третье блюдо подал картофельно-гороховое пюре с сахаром и с соусом из клюквенного киселя.
Это зеленовато-бело-розовое пюре было ужасно противное, никто не стал его есть.
На заседании штаба Юре дали строгий выговор. Весь день «шеф-повар» ходил очень сердитый. А на следующий завтрак…
Как обычно, в восемь двадцать Валера Шейкин на горне проиграл развеселое «бери ложку, бери хлеб» и все выстроились на площади Радости; «главный врач» Наташа Толстенкова после проверки рук дала отрядам команду садиться за стол.
Все сели и, к своему удивлению, увидели миски пустыми. Почему? Что за безобразие! Оказалось, завтрак — горох с молоком — не поспел.
Сегодня дежурным командиром был сам заместитель начальника штаба, «заслуженный мастер спорта» Эдик Шестаков.
Эдик говорил, что дежурный отряд работал очень усердно, вовремя затопил плиту, вовремя съездил за водой, а во всем виноват Юра — поздно поставил на плиту кастрюлю с горохом.
Юра утверждал обратное, что дежурный отряд работал скверно, за водой поехали поздно, а плиту никак не могли растопить. Кому верить? Конечно, все поверили Эдику. Горох-то должен полтора часа кипеть, а Юра не рассчитал. Лучше бы Юра в грязном колпаке ходил, чем так оскандалиться.
Валера Шейкин был не только горнистом, но и «главным агрономом». Он посмотрел на часы.
— Через девять минут я даю горн на работу, — коротко и решительно сказал он.
Все великолепно знали, что второй закон гласит: «Опаздывать разрешается не больше чем на двенадцать секунд».
Валера посмотрел на Южку, на Эдика, на Сашу…
Южка нахмурила брови.
— Будем пить чай с одним хлебом — и айда на работу! — крикнула она на всю столовую.
Многие еще не успели кончить свой скудный завтрак, как Валера дал горн.
Все встали, глухо ворча, но покорно построились и пошли. Работали сегодня на поле медленно, спустя рукава и какими только словами не честили растяпу Юру!
Чтобы искупить свою вину, бедный «шеф-повар» подал за обедом четвертое блюдо — этот самый горох. Но до обеда все голодали целых полдня. Такие штуки не прощаются.
Во время тихого часа было созвано внеочередное заседание штаба. Сегодня Юра не сидел за столом как полноправный член штаба, а стоял перед всеми, наклонив голову, в покорной позе подсудимого.
И все члены штаба угрюмо смотрели на длинного, лопоухого, угловатого Юру и кидали ему разные обидные слова.
Особенно горячился Эдик:
— Оставить голодным весь городок! Да за такое не строгий выговор, а выгнать надо!
Всем было ясно: так дальше продолжаться не может. Юра в «шеф-повары» не годится. Но кто же заменит Юру?
Валя Гаврилова вспомнила, что интернатская повариха тетя Тося очень хотела ехать в городок, но ее не взяли. Почему?… Да, по правде говоря, еще в Москве совет дружины решил, что со всем хозяйством ребята сумеют справиться сами, без взрослых. А теперь, как видно, придется попросить у тети Тоси прощенья и позвать ее. Другого выхода не было.
Владимир Викторович сказал, что сейчас поедет на велосипеде в Звенигород и постарается связаться с тетей Тосей по телефону.
— Ну, а с Юрой что будем делать?
Юра все стоял понурив голову, не зная, куда деть свои нелепо-длинные руки…
В конце концов девочкам — членам штаба — Южке, Вале Гавриловой и Наташе Толстенковой сделалось жалко нашего самого высокого, самого сильного и самого несчастного мальчика. Юре дали выговор и оставили членом штаба; а после приезда тети Тоси он будет понижен в должности, станет работать помощником повара.
Тетя Тося явилась на следующее утро с двумя мощными чемоданами в руках.
С виду она была настоящая богатырша, высокая, плечистая и полная, с могучими кулаками.
От штаба она получила такую инструкцию: самой не работать, а только давать дежурному отряду указания и советы вроде — «посолите», «пора положить мясо», «морковку подбросьте», «подбавьте сахару», ну и так далее… Одновременно она должна была учить Юру и дежурный отряд разным кулинарным премудростям.
Не знаю, насколько точно она соблюдала эту инструкцию, но ее зычный богатырский бас теперь гремел на кухне с утра до вечера. Вместо меча она беспрестанно размахивала огромным половником, привезенным ею из Москвы. И однажды я издали увидел, как она — да, этим самым половником — хлопнула Юру по лбу. От неожиданности у Юры даже колпак слетел.
Эдик Шестаков поставил было на штабе вопрос о нарушении тетей Тосей нашего четвертого закона: «Взрослые никогда не бранят ребят». А тетя Тося кричит ни за что ни про что, особенно на мальчиков. Но остальные члены штаба дружно встали на сторону тети Тоси, говоря, что ее крики «не считаются», что у нее просто голос такой страшный, а сама она очень хорошая тетенька и повариха.
