А когда пришло время спать, начался кошмар. Я поняла, почему папа говорил, чтобы мы не увлекались шоколадом. Знать, что Максим здесь, рядом, и спокойно засыпать – попросту невозможно. Марк, который тоже решил ночевать на чердаке, уснул сразу же. А я ворочалась, думала, спит ли Максим и что если подойти к нему и просто погладить по голове… Или уткнуться ему в спину носом – он ведь будет спать, не заметит… И мне стало грустно. Вроде бы не должно быть грустно, ничего плохого не происходит, почему же мне тогда хочется плакать? И я непременно заплачу, если не сделаю хоть что-нибудь.
Я приподнялась с матраса и увидела, что Максим тоже не спит и смотрит на меня. Точно как я тогда, на пляже, смотрела на него…
Мы поднялись и сели у двери, ведущей с чердака. Было слышно, как поют цикады, как сопят Рыжие, как ходят по балкам кони. Максим обнял меня, и мы укутались в плед. А потом смотрели в ночь – до самого утра.
И мне стало ясно, что это будет не вечно, что море – только до поезда, а потом придется уезжать. Может, мы когда-то еще увидимся. Но если быть честной, то вряд ли… Вот было бы здорово, если бы мы действительно могли попадать сюда, на чердак, в любое время…
Я достала из кармана пластмассовую лошадку, которую носила с собой, и протянула ее Максиму. Дома я возьму себе такую же. Марк говорил, что так можно, и лошади будут помогать нам видеться здесь. В любое время. Когда угодно. Сколько захочешь. Стоит только отойти на шаг назад…
Максим взял в руки плоскую пластмассовую лошадку, и я спросила его:
– Ты умеешь смотреть со стороны?
Илюша в футболке с надписью «Илюша – это кавайно!» лежал на верхней полке и поглаживал себя по пузу. Иногда он посматривал в окно и улыбался. Илюша представлял, как выглядит поезд со стороны. Особенно ему нравилось проезжать по мостам. Хорошо бы поезд был оранжевым и гудел – тогда стало бы совсем как в анимешках.
– Здорово, что мы не на самолете, правда, мам? – сказал он, глядя в еще один незнакомый потолок.
– Что хорошего-то? – спросила снизу мама. – На самолете быстрее.
– А я, как главный герой «Нодамэ Кантабиле», летать боюсь, – ответил Илюша. – Невыездной талантище!
– Ах вот оно что… – скучно сказала Илюшина мама.
Оставались последние сотни километров по российской территории. Илюша достал телефон, ласково погладил его по значку оператора и набрал номер.
– Привет, Тин. Это Илюша. Ну и что, что ты меня узнала, представляться всегда вежливо. – Тут Илюша замолчал и протянул: – И-и-и-и-и? Как что? Носишь футболку, которую я тебе подарил? – спросив это, Илюша снова погладил себя по надписи. – Как это не носишь? А значок? Подумаешь, Вася не разрешает… А ты все равно носи. Ы-ы-ы-ы-ы! – заныл Илюша. – Злая-презлая-нехорошая Тин! А аниме посмотрела, которое я тебе записывал? Семьдесят пять серий – это немного! Это же чуть-чуть! Ты, главное, начни, потом не оторвешься! Что у вас там за крики вообще? Аниме озвучиваете, что ли? И меня не позвали? Ладно, ладно, я тихо, я вообще молчу… Пока… Домо аригато…
Илюша подумал немного, повертел мобильник, понюхал его, даже лизнул разок – вроде бы даже незаметно для себя – и снова набрал номер.
– Привет, Сашка. Это Илюша. Так и знал, что ты меня не узнаешь. Я вообще неузнаваемый. – Тут Илюша замолчал и протянул: – И-и-и-и-и? Как что «И»? Носишь футболку, которую я тебе подарил? – Илюша искоса взглянул на надпись на футболке. Потом расплылся в улыбке. – Носишь, да? И значок? Здорово. А этот… Юра не ругается? Вот хороший человек. А он футболку носит? И значок? Круто. А я тут еду, еду… В Японию, конечно! В музей Студии Гибли, мультик про котобусенка смотреть. Ну честно. Может, его в крымском кинотеатре покажут. А аниме ты посмотрела, которое я тебе записывал? Все семьдесят пять серий? И мувик? И мангу? Ну ты даешь! Доску еще не купила? Только камни? И играть не с кем? Ха-ха. Вот я приеду… А, так вы тоже билеты взяли уже? О, я тогда уже уеду… Ну ладно, пока. Тин привет передавай, а то я ее вечность не слышал уже.
Довольный Илюша спустился вниз к родителям, поправил значок на футболке с надписью про себя же и стал строить глазки пятилетней девчонке, сидящей напротив. Девчонка смущалась и отворачивалась.
– Девочка-девочка, хочешь значок? – хитро спросил Илюша.
Девочка поджала ноги и уткнулась лицом в колени.
– Ты мне уже давал значок, – пробубнила она.
– Хонто? Хонто-хонто? – оживился Илюша и вкрадчиво поинтересовался: – А еще один хочешь?
– Ты мне три дал, – ответила девчонка в колени. Потом порылась в кармане, достала шуршащие значки и показала: – Вот.
Илюша разулыбался. Девочка рассматривала значки.
Илюша повернулся к маме, придвинулся, потерся головой о рукав и сказал:
– Я придумал классную психологическую игрушку. Хочешь, расскажу?
– Опять что-то анимешное свое? – подозрительно спросила мама.
– Ну там крутая штука, ну вообще, давай расскажу! – взмолился Илюша, сложил в молитве руки и посмотрел на маму жалостливо-жалостливо. – Интересно, очень!
– Рассказывай, – печально согласилась мама.
– Так вот, – радостно начал Илюша. – Для этого эксперимента нужен плеер с наушниками… В общем, нужно набрать опенингов… Такие песни, которыми аниме начинается.
– Это я уже знаю, – кивнула мама. – Про опенинги я выучила.
– И эндинги? – обрадовался Илюша.
Мама кивнула. Илюша погладил ее по голове, как лучшего ученика в классе.
– Молодец, мама, – сказал он. – Учишься!
Мама еле заметно улыбнулась.
– Так вот набираешь этих опенингов побольше и говоришь человеку: давай поугадываешь, из какого аниме песни! Человек такой: давай поугадываю! И даешь ему наушники… Главное, чтобы он названия песен не видел! И вот сначала что-то попроще нужно подсунуть – ну, то, что все слышали.
– Я, например, ничего не помню.
– И даже Тоторо-Тоторо?
– Это помню, – кивнула мама.
– Вот видишь! – ласково сказал Илюша. – А потом надо давать сложнее и сложнее песни.
– И вдруг из наушников неожиданно – Кадышева! – вдруг вмешался папа.
Илюша выразительно посмотрел на него. Он очень долго смотрел на папу. А потом неторопливо продолжил:
– И человек перестанет угадывать, а Кадышева вдруг не зазвучит. Запутается человек! Но на то, что он слышал где-то, будет говорить, что «это я точно видел». А ты подсовываешь уже… ну… ерунду всякую… И можно выяснить, что человек смотрел…
– Какую это ерунду? – поинтересовалась мама.
– Ну… – замялся Илюша, а потом громко зашептал маме на ухо: – Например, если девчонка – скрытая яойщица… Или не девчонка… И скажет, что «Это я точно видела» на музыку из яойного аниме… Тогда всё, попалась…
– А чего ты шепчешь-то?
– Так вон, – Илюша кивнул на девчонку. – При мелочи таких слов нельзя говорить.
– А при мне, значит, можно? – удивилась мама. – Я вообще не понимаю, что за яойщицы такие.
– Тс-с-с-с-с!!! – зашептал Илюша. – Тут об этом вслух нельзя!
Папа демонстративно прокашлялся.
– Доштано, отосан? – заботливо поинтересовался Илюша.
– Что до штанов? – не понял папа. – Все у меня нормально со штанами.
– Ты вообще в шортах, – отмахнулся Илюша. – Я говорю, что случилось?
– Поесть бы надо, – сказал папа. – Скоро граница.
Мама замотала головой:
– Я до границы есть не могу. До границы аппетита никакого. Вроде бы ничего особенного, а неприятно… Проверяют, проверяют…
– А вдруг ты диски нелицензионные везешь с анимешками? – по-доброму спросил Илюша. – Конечно, надо проверять. Давай, пап, поедим. Я буду рамэн.
– Опять ты свой рамэн, – недовольно возразил папа. – Его надо кипятить, а не как ты, кипятком заливать… Он же на зубах хрустит.
– Пусть хрустит, – согласился Илюша. – Зато рамэн. Мне вкусно.
– Но ведь простая лапша быстрого приготовления – тот же твой рамэн, только готовится нормально в поезде.
– На ней не написано, что это рамэн! – взбунтовался Илюша.
– Да пусть заваривает, – отмахнулась мама.
– Мне-то что… – сказал папа.
– А запить – сакэ! – прорычал Илюша.
Через какое-то время он ковырялся палочками в полусыром рамэне и, когда пришел папа со своей лапшой и чаем, громко заявил:
– Итадакимасу!
– Итадакимасу… – недовольно отозвался папа. Он уже давно знал, что такое этот «итадакимасу» и с чем, как говорится, его едят… А есть его можно было со всем подряд.
Через час по вагону пошел проводник. Сначала он спросил всех про гражданство, потом раздал бумажки для заполнения. Илюша повертел миграционную карточку в руках и задумчиво покусал ручку.
– А рисунок им нарисовать тут можно? – спросил он.
Илюша занимался в художественной школе, и получалось у него неплохо.
– Илья, не выдумывай, – строго осадил папа.
– А хоть написать вместо «Илья» «Илюша» я могу?
