хотелось бы, — проговорила она задумчиво, — чтобы ты занималась математикой вместе с Андришем Суньогом, Кати Секей и Дёзё Урбаном. На районной встрече у них тоже могут быть хорошие результаты. Все трое очень способные.
— По-моему, тоже.
— Тогда соедините усилия, помогите друг другу, у вас еще неделя.
— Хорошо.
Она странная, Тутанхамон. Я полюбила ее с первой минуты, как только увидела, потому что она говорила со мной тогда так, как говорил, бывало, Тата, а я всегда и во всех ищу Тату. Правда, Тутанхамон походила на него совсем немного, но все же больше, чем кто-либо из новых моих знакомых. Посмотришь на нее и видишь, что она действительно прислушивается к тебе, даже если ты еще не взрослый. Но всякий раз это как-то совсем неожиданно обрывалось: то она спешила куда-то, то ее звали к телефону или она вспоминала о чем-нибудь неотложном. И тогда я даже радовалась, что не успела поговорить с нею по-настоящему, даже с нею: все равно ведь Таты нет больше, и ничего тут не поделаешь, так что уж лучше мне быть одной.
Но, конечно, я сразу же побежала к ребятам и позвала их к себе. Они с радостью согласились.
Дома после обеда я быстренько вымыла посуду. И Тантика и тетя Баби уже спали: они всегда спят после обеда, так у них заведено. Мне готовят обед заранее, мама обедает в больнице. Так что я обедаю всегда одна, а потом перемываю после всех посуду и злюсь на них за это. Правда, никто меня не заставляет, даже наоборот, говорят, что ничего не случится, если посуда подождет до вечера, даже до завтра. Но дома, в Тисааре, Ма никогда не оставляла кухню в таком виде.
Я решила, что заниматься с ребятами мы будем на кухне, потому что только там и есть настоящий стол. В комнате не столы, а столики: столик для курения, столик для телевизора, карточный столик. Я всегда учу уроки за кухонным столом.
Не успела я домыть посуду, как раздался звонок. Явились Суньог и Урбан. Я видела, как они проходили мимо кухонного окошка. Но Тантика оказалась проворней меня и уже была у двери: очевидно, проснулась от звонка.
— Что угодно? — спросила она мальчиков через щелку, едва отворив дверь и даже не сняв цепочки.
— Здравствуйте! Мы к Мелинде.
— Зачем?
Беда! Как скверно все вышло! Когда я пришла домой, Тантика уже спала и я не могла предупредить ее, что Тутанхамон предложила нам сегодня заниматься вместе. Ребята растерянно уставились на цепочку.
— Мы заниматься, — наконец выдавил Суньог, а Урбан только покивал головой, как бы подтверждая.
— У нас нельзя! — отрезала Тантика и захлопнула дверь. — Нечего здесь баловство разводить! — объявила она и мне и ушла в комнату.
Через матовое стекло в передней я видела расплывчатые фигуры обоих ребят. Они переминались с ноги на ногу, но не уходили: видно, не поверили собственным ушам. Тогда я постучала им в кухонное окошко. Они подошли, глазами спрашивая, что произошло.
— Куда бы можно пойти? — спросила я. Вид у меня был, верно, самый несчастный.
В руках я все еще держала порошок «Ультра». Мне было страшно стыдно перед мальчишками.
— Пошли к нам, — с готовностью предложил Урбан и тотчас стал горячо уговаривать: — Ведь это же замечательная мысль!
А я знала, что он просто-напросто жалеет меня.
— Айда! — сказала я и вылезла на лестницу прямо через окно в чем была — без пальто, без шапки. Прикрыла за собой обе створки: скоро придет мама, она тоже предпочитает спокойно посидеть на кухне одна.
Мальчики смотрели на меня с таким убитым видом, что я рассмеялась. Сняла с Дёзё Урбана шапку, напялила себе на голову. По самые брови натянула и волосы в нее заправила, одни только уши-голышки торчали наружу.
— Ах ты шут гороховый! — с облегчением засмеялся Андриш Суньог и дал мне свой шарф.
На лестнице мы столкнулись с Кати, которая спешила к нам. Урбан кратко сообщил ей, что заниматься будем у него: ему нужно приглядывать за младшим братишкой. Кати́ молча поглядела на нас, догадываясь, что дело не так просто. Я же всю дорогу свистела, словно ошалевший дрозд.
У Урбанов было хорошо, особенно мне. Конечно, у Дёзё забот хоть отбавляй, но я тогда только со своей колокольни смотрела на мир. Родители Дёзё железнодорожники: папа — машинист, мама работает на железнодорожной станции. Я, кажется, ни за что не упомнила бы, в каком порядке меняются у них смены, когда кто из них дежурит, когда свободен. Но Дёзё ориентировался прекрасно, что, конечно, очень важно, потому что с утра и до вечера главою семьи был он. Собственно говоря, в этой квартире их жило двое — он да его братишка, первоклассник.
Гостей Малыш принял с распростертыми объятиями: он обожал всех одноклассников брата, считая, что с ними куда легче ладить, чем с собственными товарищами. Сейчас он как раз скучал и по всей квартире развесил плакаты и объявления — это было его любимое занятие. На дверь кладовки прикнопил объявление: «В продаже — чищеные орехи». На холодильнике повесил плакат: «Потребляйте больше молочных продуктов», а возле печки — «Растопка вся вышла». Эта игра пришла Малышу в голову благодаря их маме: когда ее дежурства приходились на такое время, что утром они не виделись, она оставляла сыновьям записки на кухонном столе — писала, когда придет и что должны сделать за день ребята. Этот метод Малыш развил дальше и теперь все свои наблюдения сообщал миру в виде плакатов.
Но скоро ему, бедняжке, пришлось изготовить еще один плакат; поняв, что мы будем заниматься и ему тут дела не найти, Малыш удалился к себе, повесив снаружи на ручке двери записку: «Закрыто».
Занимались мы в «мотеле». Так именует Дёзё свою комнату. Вход в нее — прямо с кухни: архитектор, судя по всему, предназначал ее под столовую, о чем свидетельствует и окошко для подачи блюд. Главный предмет меблировки здесь — закутанный в брезент мотор. У Урбанов на Дунае есть лодка, но когда кончается сезон, мотор они держат дома. Дёзё величает его «моим квартиросъемщиком» и время от времени чистит и протирает — конечно,
