след, возвращайтесь домой.
Мольстад уехал, а ландрат, простившись с женой и девочками, плакавшими на крыльце, сел в тележку и покатил на южную дорогу. Колеса так и застучали по мосту.
Через час с небольшим он встретил человека, который, кажется, видел на дороге мальчика. Потом он спросил о том же старуху.
Да, она видела мальчика, и не так давно.
Тележка покатила дальше.
Вдали виднелся воз с сеном, медленно подвигавшийся вперед. Крестьянин шел рядом с лошадью. Отец Свена догнал его.
-- Не встречал ли ты, голубчик, по дороге мальчика, такого худенького...
-- Видал, господин ландрат. Он тут, лежит у меня на возу. Он спит. Он шел по дороге и чуть не плакал, устал очень, говорит; так жалко! Это что же, ваш мальчик?
-- Мой.
-- А он говорил, что у него нет никого, у бедняги.
На верхушке воза спал крепким сном Свен Бидевинд.
-- Он просил тебя отвезти его к тебе?
-- Нет, он говорил, что ему нужно дальше. Он попросил только отдохнуть на сене, пока я стоял у кузнеца. Он говорил, что посторожит за это лошадь, пока я поем. Когда я вернулся, он так крепко спал, что мне стало жаль будить его. Я и оставил его.
IX
Антон Бех оправдан
На другой день, во время урока математики, ректор вошел в класс. Кандидат Ланге улыбнулся и поклонился ему. Ректор тоже улыбнулся и вошел на кафедру.
-- Я должен сказать тебе, Антон Бех, -- начал он, -- что мы вчера несправедливо осудили тебя. Твои товарищи должны знать, что ты не списывал и не обманывал, как мы это думали. Я, с своей стороны, очень рад, что могу попрежнему верить, что ты неспособен на такие низкие поступки. Подойди сюда, пожалуйста!
Антон Бех остановился перед кафедрой.
-- Я прошу у тебя прощения за вчерашнюю несправедливость. Дай мне твою руку в знак того, что ты прощаешь.
Антон подал руку. Ректор пожал ее и погладил Антона по курчавым волосам.
-- Да, дети, -- сказал ректор, когда Антон Бех вернулся на место. -- Я буду очень рад, если вы последуете примеру Антона и будете так же чисты сердцем, как он.
Дойдя до двери, ректор повернулся и сказал:
-- Свен, а ты пойди ко мне на минутку!
Свен встал и вышел за ректором но коридорам, по лестнице вниз и в кабинет.
В узкой, длинной комнате Свен остановился и попрежнему стал смотреть на ряды книг на полках.
Ректор сел на свое место и смотрел на него.
Свен был бледен и худ.
-- Слушай, Свен, -- сказал ректор, -- ты, должно быть, каждую субботу списывал задачи?
-- Каждую субботу.
-- Ну, конечно. Я просил кандидата Ланге давать тебе два частных урока математики в неделю. Воспользуйся ими хорошенько. Через месяц у нас экзамены.
-- Да.
-- И давай, Свен, решим с тобой не делать больше никаких фокусов!
-- Да.
-- Тебе не придется тогда переживать такие тяжелые дни, как вчера. Не так ли, -- тебе, верно, и вспомнить страшно?
-- Да.
-- Я говорил с твоим отцом, мой мальчик. Мы оба надеемся, что из тебя выйдет хороший человек. Ну, до свиданья, милый.
Свен Бидевинд горько плакал. Ректор подошел к нему и погладил его по голове.
Свен всхлипывал, и ректор не уходил, видя, что тот хочет что-то сказать ему и не может.
Наконец, он справился с собой, низко поклонился ректору и протянул руку.
-- Бла-агодарю, очень!
Дома за обедом был ростбиф, большой, красный, с соусом, жареным картофелем и брусничным салатом, несмотря на то, что был четверг и что по четвергам всегда бывала рыба.
X
Битва
-- Я ничего не говорю. Я только не могу понять, отчего у тебя в тетради мое решение, если ты его не списывал?
Эти слова говорил Симон Сельмер в коридоре.
Анюн Бех вызывающе смотрел на него.
-- Видишь ли, это тебя не касается, Симон.
-- Конечно, так удобнее всего.
-- А теперь я тебя спрашиваю, что ты подразумеваешь под этим "удобнее" всего.
Симоа Сельмер с улыбкой оглянулся на стоявшую за ним толпу. Весь класс обступил их.
-- Я думаю, что лучше всего не говорить больше об этой истории.
-- Ректор уже разобрал ее.
-- Да я замечаю.
-- Что ты замечаешь?
-- Что ректор несправедлив.
-- В чем это?
-- Да если бы это был один из нас, а не его любимчик, так все было бы по-другому.
-- То есть, как это по-другому?
-- Ты слишком много спрашиваешь.
Антон Бех, спокойно и не оглядываясь, стоял с спрятанными в карман руками. Он посмотрел Симону Сельмеру прямо в лицо и сказал:
-- Я буду спрашивать до чех пор, пока ты не ответишь, пока ты не посмеешь ответить прямо.
-- Посмеешь -- ха-ха!
-- Да, посмеешь! Что было бы по-другому, отвечай!
-- Я думаю то, что я думаю.
Антон Бех подошел к нему вплотную.
-- Ну, хорошо, так я прямо спрошу тебя. Ты думаешь все-таки, что я списал?
-- Я ничего не думаю. Я знаю только, что мое решение было у тебя в тетради.
-- А если я говорю и ректор говорит, что это случайность?
-- То я скажу, что это довольно странная случайность.
-- Почему это странная?
-- Потому что странная.
Вся толпа мальчиков рассмеялась. Антон Бех вынул один кулак из кармана.
-- Ну, теперь говори прямо, что ты думаешь?
-- Что это ты так интересуешься тем, что я думаю?
-- Мне надоело, что ты вечно рассуждаешь о моих задачах: Если тебе недостаточно объяснения ректора, от меня ты другого не получишь. Но этой истории должен быть конец. Говори, что ты думаешь, и мы покончим дело.
-- Ты хочешь драться, значит?
-- Да, я хочу драться. Беру весь класс в свидетели, что если ты не признаешь сейчас же объяснение ректора удовлетворительным, мы встретимся сегодня на набережной в четыре часа.
-- Я приду, я не боюсь.
-- Отлично.
С этими словами Антон Бех повернулся и прошел в класс сквозь толпу мальчиков. Звонок давно уже был.
-- Война, ребята.
-- Да, и какая!
-- В четыре часа на набережной.
-- Но мы одни. Никто посторонних.
-- Конечно.
Все с шумом входили в класс.
-- Я думаю, что "зелоту " достанется.
-- Ну, не знаю.
-- А ему не мешало бы, чего он суется все время.
-- А все-таки, как хочешь, это странно,
-- Неужели ты думаешь, что ректор стал бы извиняться, если бы он списал...
-- Н-нет...
В классе уже сидел Свеннингсен, взбешенный тем, что мальчики опоздали. Во время урока ему не пришлось успокоиться. Класс был до крайности невнимателен, мальчики все время передавали друг другу записки.
В половине четвертого большая часть класса собралась на набережной, в большой крытой пристани Нагеля. Вдоль стен стояли пустые бочки, на которые уселись зрители, неистово барабаня в них каблуками. В конце пристани на цепях была привязана лестница; у края ее Серен Мандрабер и еще несколько мальчиков ловили крабов.
Пристани были самым удобным местом для сборищ школьников. В это время года они всегда стояли пустые. Особенно удобной считалась пристань Нагеля, потому что она лежала далеко за городом, и потому что сторож ее, Ганс Бенцен, был добрый малый.
Наконец, Симон Сельмер появился в сопровождении своего адъютанта, Отара Ингебрикстена. Он был немного бледен, но старался казаться спокойным, уселся на бочку, болтал и смеялся. Услышав, что Симон Сельмер
