…На улице уже ночь.
Молоденький месяц обогнул дом, заглядывает теперь в палисадник. Месяц похож на серебряную подкову, которую кто-то стал разгибать, да так и не разогнул до конца. А звезд около месяца мало — может, как раз потому, что он — новый. Звезды его еще не знают и потому к нему не подходят.
Только подмигивают друг другу, посматривают то на него, то на землю, на тихую ночью станицу, на улицу Щорса…
Глава четвертая, которая рассказывает о том, как армия с улицы Щорса перековала мечи на орала
Однажды вечером, когда Колька и Писаренок мирно сидели около палатки в саду у Богатыревых и по очереди били геологическим молотком абрикосовые косточки, во двор вбежал запыхавшийся Меринок.
Он молча бросил на траву кепку, положил на нее буханку белого хлеба, за которым ходил в магазин, подбоченясь стал над Колькой и Писаренком и только тогда сказал насмешливо:
— Сидите, да?.. Косточки бьете? Бейте, бейте. Пока вы тут объедаетесь, я такое видал! Такое видал!..
— Какое? — спросил Колька. — Страшное, да?..
Он разбил подряд несколько косточек, высыпал коричневатые зерна в ладошку и равнодушно отправил в рот.
— Дай-ка! — не вытерпел Меринок.
Он отобрал у Кольки молоток, взял из ведра пригоршню косточек.
— Дак что ж ты видел? — спросил Писаренок.
Меринок кинул в рот горсть зернышек.
— Самолеты реактивные видел!..
— Где-е? — не поверил Колька.
— «Где, где»! По Красной везли на больших машинах! Аж два самолета, только без крыльев…
— А почему — без крыльев? — заморгал Володька.
— Во, Писарь… Я знаю, что ли? Без крыльев, да и все. Есть только маленькие, а большие как будто обрезал кто… Я до самого «Заготзерна» за ними шел — там их завтра сгружать будут!..
Ничего не понятно!
Реактивные самолеты — ладно. Может, в станице Отрадной летное училище открывать собираются. Но при чем тут «Заготзерно»?
Все это предстояло выяснить, и завтра с самого утра ребята отправились на край станицы, туда, где за колхозными садами среди длиннющих складов раскинулись гладкие площадки пункта по приемке зерна.
Еще издали во дворе пункта они увидели две громадные серебристые сигары, лежащие на больших платформах с множеством колес. Около самолетов стоял гусеничный кран, рядом суетились люди.
Через минуту здесь уже стояли и мальчишки, во все глаза глядя на самолеты, самые настоящие самолеты, с кабинами, прикрытыми плексигласовыми колпаками, только без крыльев.
Но почему же летчиков нигде не видно?
На одной из платформ трое пожилых рабочих заводили под днище самолета трос, большой гусеничный кран двигался, поскрипывая, а перед ним, спиной отступая назад, шел высокий парень в синем берете. Выставив вперед одну руку, он двигал пальцами, и кран шел за ним, слегка покачивая громадной стрелой.
Потом человек в синем берете что-то крикнул рабочим, и они один за другим соскочили с платформы. Мальчишки поняли, что этот парень здесь — главный.
— Может быть, он летчик? — тихонько спросил у Кольки Писаренок.
— Не знаю, — признался Колька. — Только зачем он переодетый?
— А может, — зашептал Писаренок, — от шпионов?
Глаза у Писаренка были такими серьезными, как будто в тихой станице Отрадной эти шпионы сидели под каждым кустиком.
— Н-не знаю, — еще раз признался Колька.
Зато Шурка Меринок, который слышал этот разговор, подошел к одному из рабочих, спросил негромко, кивнув на парня в берете:
— Это летчик?..
— Да ну! — улыбнулся рабочий. — Это Петя Ивушкин, наш главный механик… Технику вот новую получил…
А зачем же главному механику отрадненского пункта «Заготзерно» Пете Ивушкину такая техника?..
Мальчишки выбрали момент, когда все сели перекурить, а Петя Ивушкин достал из кармана синей куртки новенький блокнот и стал что-то записывать, и окружили механика.
— Самолеты вот, — сказал Колька, кивая на серебристые сигары. — А зачем они вам?..
Петя Ивушкин оторвался от блокнота и посмотрел на ребят, все еще думая о чем-то своем, потом улыбнулся вдруг, оглядывая мальчишек.
— Тут, братцы мои, — сказал, — такая идея… Смонтируем здо-оровую такую металлическую трубу с дырками, а над ней короба для кукурузы поставим. Засыпал в короба кочаны — включай двигатель. Из него в трубу — горячий воздух. Полчаса — и кукурузка наша сухая…
Ребята смотрели на Петю Ивушкина с подозрением: не смеется ли? Как это так: боевая техника и вдруг — сушить кукурузу?..
Но глаза у Пети Ивушкина были серьезными — только, пожалуй, чуть-чуть мечтательными.
— Большое дело, — сказал он.
— Да жалко же самолеты! — вздохнул Витька Орех. — Это же «МИГи», да?..
— «МИГи», — охотно согласился Петя Ивушкин. — Только почему жалко? Они уже свое отлетали. У двигателя ведь своя норма. Отработал ее — подниматься на таком самолете опасно, он может летчика подвести. А тут — пусть еще постоит, пусть на нас поработает!..
— Дак что ж, — сказал Писаренок, — это значит, в каждой станице теперь такие самолеты будут стоять?..
— Не в каждой пока, — улыбнулся Петя Ивушкин, — нам первым дали, как передовикам… Для опыта, так сказать…
И Писаренок повернулся к мальчишкам и объяснил так, как будто они ничего не слышали:
— Как передовикам, поняли?
До вечера проторчали мальчишки в «Заготзерне» и ушли только тогда, когда корпуса реактивных самолетов уже поставили на невысокие фундаменты из бетона.
Что ни говори, а на самолет даже просто так посмотреть интересно. А что будет, когда двигатели запустят?..
Скорей бы уж поспевала эта кукуруза!
Домой они шли быстро, потому что успели за это время здорово проголодаться.
Вот они добрались наконец до улицы Щорса, повернули налево и прошли еще немножко, когда вдруг Писаренок остановился и поднял палец, прислушиваясь.
Где-то недалеко слышалась песня.
Это была старинная казачья песня, чуточку грустная и протяжная, ее негромко пели женщины, потом в припев ненадолго вплелись голоса мужчин, но тут же отстали на полуноте, и оттого дальше песня вдруг стала еще задумчивей.
— Провожают кого? — спросил Писаренок. — У кого гуляют?..
А Колька вдруг в сердцах махнул рукой.
— Все ясно!.. Это не гуляют, Писарь… Это у Астаховых работают. Пока мы самолеты смотрели, тут все без нас небось сделали… Надо же!
Они подошли ко двору Астаховых и остановились.
Дом, который утром еще был таким серым и неуютным, стоял теперь как игрушка. Недавно побеленные стены еще не совсем просохли и отливали синевой. Ставни были покрашены голубым.
Вечернее солнце пылало в отмытых окнах.
Мать Писаренка и тетя Тоня оставшейся известкой добеливали камешки, которыми были обложены дорожки. Обе они напевали тихонько, а рядом пели погромче — здесь несколько женщин серой глиной обмазывали сарайчик.
А дальше в глубине двора Саша Вертков пилил доску, придавив ее коленом, рядом работали отец Витьки Ореха и Меринков отец. Около них, положив ладони обеих рук на суковатую палку и высоко подняв голову, неподвижно сидел на табуретке дядя Иван Астахов. Он был в белой рубашке, и его большой бороды сейчас почти не видно было на груди, потому что сна тоже у него белая.
Дядя Иван говорил, видно, что-то, потому что Саша Вертков то и дело оборачивался к нему, кивал головой, улыбался.
— Ну точно, уже все сделали, — сказал Колька.
— Мы ж не виноваты, Коль, — пожал плечами Меринок. — Кабы нас предупредили…
Трудно, что там ни говори, живется на свете мальчишкам: пока ты торчал в одном месте, в другом успели уже обойтись без тебя. Конечно, все на свете не увидишь, за всем не угонишься, а все же обидно.
— Пойдем хоть посмотрим, — предложил Колька. — Чего ж теперь делать…
Мальчишки вошли во двор и один за другим пошли по дорожке между камнями. Матери только поглядывали на них, не переставая петь.
Ребята молча остановились за спиной у Саши.
Из-за сарая с рулеткой в руках быстро вышел дядя Миша Селезнев, Вовкин отец.
— Женщины, как там у вас? — крикнул, обернувшись. И сам ответил: — Вижу, скоро закончите, хорошо!..
Он быстро прошел мимо ребят, как будто не заметив их, легко присел на корточки около Саши Верткова, провел ногтем по доске.
— Потом тут, Саша, режь… — Кивнул Меринкову отцу: — Ты со мной, Степаныч!
Он повернулся к ребятам, и Володька Писаренок вдруг увидел, какие у отца глаза — добрые и молодые. Сейчас вокруг них не было морщин, и все лицо его светилось радостью и теплом. Володька давно уже не видел у отца таких глаз, давно не видел его таким легким и молодым.
— Па! — сказал Володька, и, кажется, тут только дядя Миша увидел ребят.
— О! — обрадовался он. — Хлопцы наши пришли!..
