И вдруг в комнате раздался тонкий крик Писаренка:
— Знаю! Я знаю!..
Все разом стихли.
— Ну? — недоверчиво спросил Колька. — Как надо, чтоб правильно написать «див» или «дев»?..
— Ни «див» и ни «дев», — сказал Писаренок, волнуясь, — чтобы правильно написать, надо это… надо поймать Талмутика!..
Есть же все-таки голова на плечах у этого Писаренка!..
…Был полдень. Солнце пекло очень сильно — даже ветерку, такому прохладному с утра, стало жарко, и он улегся отдыхать в густом кустарнике у реки. Теперь он только лениво вздыхал, будто отдуваясь, и от нечего делать легонько пошевеливал чуть желтоватые макушки ивняка…
В полдень по тропинке шел к речке через кустарник Петька Козополянский.
На носу у него были очки, а под мышкой он нес сразу две книжки. Вероятно, на речке Талмутик собирался закончить одну книжку и тут же приняться за вторую.
Но в этот день он не сумел сделать ни того ни другого.
— Руки вверх! — раздался вдруг позади Талмутика чей-то голос, и он остановился как вкопанный, потом медленно обернулся, поддерживая очки.
Из-за куста ивняка на тропинку вышел Колька. И тут же зашевелились другие кусты вокруг Талмутика, и его уже окружили мальчишки.
— А, Коля! — сказал Талмутик обрадованно. — А я думаю, кто это кричит?..
— Руки вверх — было сказано! — неприступно повторил Колька.
— Пожалуйста!
Талмутик чуть повыше плеча поднял руку с растопыренными пальцами.
Колька нахмурился.
— А другую?..
— Так у меня ж в ней книжки! — удивился Талмутик.
— Ну ладно, — согласился Богатырев. — Держи одну…
Петька пожал плечами.
— А за что вы меня… за что меня пленили?..
До чего же он был книжный человек, этот Талмутик, — даже в минуту опасности он говорил так, как будто это был урок литературы!
— Сейчас узнаешь, — усмехнулся Колька и, взяв Талмутика за руку, другой рукой раздвинул кусты.
Петька еще раз пожал плечами и покорно пошел следом.
За ними двинулись мальчишки.
Дальше в кустах ивняка была еще одна полянка, густо заросшая травой, и здесь мальчишки остановились.
— Садись, будь как дома, — сказал Талмутику уже более дружелюбно Колька и первый уселся на траву.
Если бы Талмутик был понаблюдательней, он бы давно уже увидел в руках Шурки Меринка портфель и, конечно, удивился бы, зачем это летом человек ходит с портфелем. Если бы Талмутик был понаблюдательней, он бы увидел, как Писаренок, усевшись за Шуркой Меринком, пристроил у него на спине свою записную книжку и достал карандаш.
Но Талмутик, кажется, вовсе не замечал, что происходило вокруг.
Он держал в руках ивовую ветку, отщипывая от нее по листочку, и Колька вдруг заметил, что пальцы Талмутика слегка подрагивают. Но на лице не было страха, и Колька вдруг почему-то подумал, что он, Талмутик, молодец: не подает виду, что все-таки боится мальчишек.
— Скажи-ка, Талмутик, — спросил Колька, — вот ты — культурный?
Сначала Петька, кажется, даже не понял вопроса. Он снял очки, потом снова надел их и из-под стекол подозрительно глянул на Кольку: не смеется ли? Но вид у Богатырева был очень серьезный, и Талмутик, кажется, успокоился.
— Как вам сказать, — все-таки осторожно начал он. — Пожалуй, да… Не совсем, конечно, но…
— А мы сейчас проверим, совсем или не совсем, — пообещал Колька. — Вот… скажи нам: лупим мы пацанов, которые таскают из пруда мальков. А как это сказать по-культурному?
— Вы охраняете водоемы, — проговорил Талмутик не раздумывая.
— О! — сказал Колька с восхищением. — А говорил, что не совсем культурный! Так я и знал — мы охраняем водоемы! Правильно, Талмут, хорошо. А вот кротов бьем?.. Мышей?..
— Вы боретесь с вредителями сельского хозяйства! — выпалил Талмутик, и Колька снова одобрительно кивнул.
За спиной у Шурки Писаренок судорожно мусолил карандаш.
— А вот что соревнования устраиваем всякие? Бегать малышей учим, прыгать. Или плавать?
— Вы поощряете спорт! — твердо отчеканил пленник.
Нет, что вы там ни говорите, а этот Талмутик был все-таки очень ученый человек. Вы посмотрите только, сколько он знал мудреных слов!
— Вот это да! — громко прошептал Писарь, когда Колька перестал задавать Талмутику вопросы. — Мы «поощряем… водоемы»!
— Хоть не совсем, ты говоришь, культурный, но и то… — кивнул Талмутику Колька. — А нам вот некогда. Дела, Талмутик, дела. Медь вот нашли недавно — слыхал небось?
— Как же, как же, об этом знает весь район, — заторопился Талмутик. — Многие завидуют вам — такое большое дело!
— Ну вот видишь, — сказал Колька, и глаза у него зажглись. — Потом другая работа — охота, кони еще…
— Я тоже тренируюсь в верховой езде, но у меня остается время…
Талмутик не успел договорить, так как Колька прыснул.
— Ты? — спросил он. — В верховой езде?..
— Расскажи это своей бабушке, — громко сказал из-за Меринковой спины Писаренок.
Нет, вы только подумайте, в самом деле, — этот Талмутик уверяет, что он ездит верхом!
Да он ведь небось готов не пойти в школу, если увидит, что рядом со школьной калиткой стоит какая-нибудь кляча. Удивительно еще, что он не разревелся, когда его поймали!..
Все мальчишки начали смеяться над Талмутиком, так что Колька даже поспешил их успокоить: обидится еще чего доброго!..
— Ладно-ладно, — сказал он. — В общем, Талмут, устно ты сдал на пять… с минусом все-таки. Теперь ты тут посидишь, а мы придумаем для тебя небольшой диктант. Ты напишешь — мы проверим. Не сделаешь ошибок — хорошо, а если сделаешь хоть вот такусенькую — значит, никакой ты не отличник, и тогда ты получишь по заслугам…
Около Петьки остался Шурка Меринок. Остальные мальчишки скрылись в кустах.
Талмутик сидел, все так же отщипывая листики, сидел и ничего не понимал. Зачем мальчишкам понадобилось узнавать, культурный он или нет? Какое им до этого дело?
Потом он вспомнил, как рассмеялись ребята, когда он сказал им, что ездит на коне, и ему вдруг стало обидно. Эти мальчишки с улицы Щорса возомнили о себе шут знает что.
Это они, мол, только все могут — он, Петька, не умеет ничего!
Петька знает, что многие ребята только так о нем и думают. Он решил научиться ездить верхом, чтобы доказать мальчишкам и самому себе, в первую очередь, что он тоже не такой уж тихоня. Только, может быть, зря он рассказал об этом сейчас, потому что пока Петьке похвастаться особенно нечем.
Он вспомнил, как недавно уже в третий раз за лето упал с коня, и даже поежился чуть-чуть: и вспоминать-то не очень приятно…
Он вывел Сабира за ворота фермы, где его мама работает зоотехником, и отвел его за сарай, чтобы никто не видел, как он, Петька, будет садиться.
Когда он сел, конь сразу пошел рысью, и Петька сначала отпустил повод еще чуть-чуть, но тут же потянул его на себя, потому что впереди увидел овраг.
Наверное, он потянул его слишком сильно, потому что Сабир, который начал было переходить на галоп, взбрыкнул, и через голову коня Петька полетел вниз.
Когда он, больно ударившись, упал на землю, ему вдруг показалось, что Сабир сейчас вот обязательно наступит на него передними ногами, и Петька сжался в комок, ткнувшись лицом в горьковато-пыльный кустик полыни. Только потом, когда прошло несколько секунд, он поднял голову и прямо перед собой увидел большой карий глаз Сабира. Сабир закрыл глаз и тихонько тронул мягкими губами Петькино ухо, и Петька тогда подумал, что Сабир — самый умный и самый добрый конь на свете… И все-таки трудно было тут же решиться снова сесть на коня, но все же Петька заставил себя взобраться и уже шагом доехал до фермы.
Три дня потом он прихрамывал, потому что болело ушибленное колено, зато вчера, например, Сабир вовсю скакал галопом — и ничего, не упал Петька…
Жаль, честно говоря, что никто из мальчишек вчера этого не видел!..
Талмутик взглянул на Меринка.
Тот сидел, по-турецки поджав ноги, искал картинки в Талмутиковых книжках.
Тихонько шевелились кусты над головами у мальчишек, спокойно смотрело на них небо, белое от жары.
Талмутик вдруг улыбнулся, глядя на Меринка, и тут же посерьезнел, оглядываясь.
Потом он отвернулся на миг, снял очки и сунул их себе за пазуху.
Меринок не поднял головы.
— Саша! — негромко позвал Талмутик.
— Я не Саша, — сказал Меринок. — Я — Шурка…
— Но это же все равно!..
— Ничего не все равно, — объяснил Меринок, — Сашка — Лопушок, а я — Шурка…
— Хорошо, Шура, — улыбнувшись, согласился Талмутик. — Диктант, Шура, писать… А… а без очков — как?..
— Посеял? Эх, растяпа!
— Только что были, — быстро заговорил Талмутик, приподнимаясь. — Наверное, на той поляне, где вы меня… захватили. Я сейчас, тут рядом…
