Однако увидел он, что положили хозяйку на одеяло узкое с ручками железными и в машину белую с красным крестом задвинули. Захлопнулась дверь, и понеслась та машина, разметая дорожную пыль.
Кинулся было вдогонку Филимон, да разве догонишь. Запыхался, сердце вот-вот из груди выскочит. Остановился, присел в стороне отдышаться да придумать, что дальше делать.
Думал, думал и решил домой дорогу искать, все равно хозяйка туда вернется.
Далеко заехали, долго бежать придется.
Сел под дерево сил набрать. А сидеть Филимон любил, как люди сидят: задние лапы вперед вытянет, спиной привалится, а лапы на белом пузике сложит. Посидел, посидел и в путь двинулся. Старался бежать не по широкой дороге, чтоб под колеса машин не угодить, а чуть в стороне.
Уж солнышко к закату клониться стало, притомился Филимон. Решил еды да воды поискать. Побегал по лугу, изловчился и мышку полевую поймал. Пить хочется, но ни речки, ни ручейка не видать нигде. Придется к людям идти. Боязно, там в селе и собаки злые, да деваться некуда, нет сил бежать, коли воды не напьюсь.
Прокрался в один двор – только было к чашке с водой подошел, для курочек налитой, да всполошились они, закудахтали дружно, крыльями захлопали, шум на всю улицу подняли. Бежал кот что есть мочи.
Добежал до края деревни, смотрит, стоит старенькая избушка, и забор в дырках, и собаки не видно, а огонек в окне горит, видно, живет кто-то.
Пролез Филимон во двор, увидал бочку с водой, прыгнул на край, напился вволю и мордочку даже в воду опустил. Потом помотал головой, отфыркался и решил переночевать в этом дворе тихом. Улегся на крылечке теплом и заснул сном тревожным. А чуть свет, когда еще и петухи не пропели, снова отправился в дорогу дальнюю.
Опять бежит тропинками узкими, дорогами широкими. И лапы уже болят, и шерсть пообтрепалась. Иногда в перелесок свернет полежать, отдохнуть, сил набраться да травки нужной пожевать.
Однажды прилег Филимон под березкой солнцепек переждать, да и заснул сном крепким с устатка. А тут свора собак бродячих за сусликами гонялась и кота-то и заметила. Окружили, хотят ухватить. Зашипел Филимон, шерсть дыбом встала, да как прыгнет на березу, только хвост с высоты и виден.
А собаки лают, разрываются. Ну лайте не лайте, а не умеете вы по деревьям лазить.
Сидит кот на верхушке, и собаки не уходят, улеглись вокруг дерева, сторожить приготовились. Вот уж и день прошел, и ночь пролетела, а собаки все не уходят. Жарко, пить хочется и коту и собакам, а никто не хочет свои позиции сдавать. И только под вечер второго дня убежали собаки, погавкали еще для острастки и убежали.
Спустился кот на землю, лапы затекли, не идут, голодный и жаждой томимый. Поплелся кое-как к дороге. К большой радости заметил Филимон речку небольшую, побежал, воды вволю напился и бодрее зашагал прочь от мест страшных.
Как только забрезжил рассвет, увидал кот деревню родную. Припустился что есть мочи к дому хозяйскому. Смотрит, сидит на пороге старушка его любезная, не спится ей, все ждет, что вернется ее любимый Филимон. Как увидала грязного да исхудавшего кота, схватила его на руки, нарадоваться не может. Налила сливочек в миску да водицы родниковой поставила. Наелся, напился Филимон и пошел в порядок себя приводить, вылизывать шерстку свою пушистую. А потом ушли они в горницу, легла старушка на кровать, а кот к груди прижался, лапами за шею обнял, так и заснули сном счастливым в любви и радости.
В одном дальнем селе жила-поживала одна семья. Дружно муж с женой жили, только больно долго детей у них не было, что уже и надеяться перестали. А счастье желанное возьми да и постучись в двери. Родился мальчик. Беленький, словно сметанка, с глазками голубыми да яркими, как два цветочка. Так и назвать решили – Вася, Василек, Василий.
Быстро рос парнишка, веселым да смышленым оказался. А уж батюшке с матушкой первый помощник: и воды из колодца принесет, и дров наколет, и сена накосит. А на дудочке начнет играть – каждый заслушается.
Вырос Вася, все девушки в округе головы от любви потеряли. А Василий лишь одну Настеньку и видит. Девушка та красоты неброской: худенькая, с голосом тихим, походкой плавной. Только коса пшеничная ниже пояса, да глаза серые в ресницах пушистых.
«А больше и смотреть не на что», – злословили кумушки деревенские.
Любая мать хотела себе в зятья такого парня: красивого, доброго да работящего. «А он-то с этой сиротинки, у которой ни кола, ни двоpa, пылинки сдувает», – завидовали подружки. Настенька и вправду сиротой росла, с бабушкой жила старенькой. И любила Василька своего больше света белого.
В другой стороне, чужой да незнакомой жила молодая царевна по имени Семильда. Умная и хитрая была эта красавица, многим чудесам обученная. Могла невидимой стать, могла превратиться в птицу или зверюшку, могла и нечисть напустить. Боялись ее люди. Время бы замуж идти, так не сватает никто. Женихи знатные за сто верст ее царство объезжают.
Тогда решила Семильда полетать, другие стороны посмотреть. Обернулась вороном и полетела. Долго ли, коротко ли странствовала, нам неведомо. Увидала однажды – паренек в поле траву косит. Понравился он Семильде. Покружила, покружила, разглядела его поближе, отлетела в рощицу ближнюю и превратилась в девицу-красавицу в платье крестьянском. Идет навстречу Василию.
– Здравствуй, добрый молодец, Бог в помощь.
– Здравствуй, девица-красавица. Вижу, не наших краев будешь. Куда путь держишь? – спрашивает паренек.
– Долю свою пошла искать. Может, ты и есть счастье мое? Глаза твои, будто васильки в поле, сердце мрет, – говорит девица с улыбкой.
Смутили Василия речи незнакомки, но, странное дело, холодом от нее веет.
– Нет, моя доля рядом с милой Настенькой, и никого мне кроме нее не надобно, – отвечает.
Разозлилась царевна – не по ней речи холопские. Топнула ногой, черным вороном обернулась и улетела, каркая.
Настал час обеденный. Смотрит Василий, идет к нему Настенька его дорогая, несет кваску холодного из погреба, да картошечки отварной с лучком да укропом. Сели они под деревце, друг на дружку любуются – не налюбуются. Только хотел было Василий о незнакомке рассказать, а она тут как тут. Нарядом блестящим заморским сверкает и слова молвит:
– Это и есть твоя ненаглядная Настенька? Неужто она лучше меня? Иль глаза твои плохо видеть стали? Простая девка крестьянская. А я царевна! Жить станешь во дворце, на мягких перинах спать, на серебре есть, коли женишься на мне.
– Не нужны мне перины да чаши серебряные, мне любовь дороже любого богатства, – отвечает паренек.
– Ах так, ну поищи же, девка, своего суженого! – вскричала Семильда. Махнула рукой, и превратилось поле в васильковую поляну.
– Ну, выбирай, холопка, который здесь твой Василек? Найдешь – отдам, не найдешь – навек потеряешь.
Заплакала девушка слезами горючими, шаг ступить боится – не сломать бы какой стебелек. Где ж тут найдешь один единственный цветочек – все одинаковые.
Тогда взмахнула другой рукой царевна, и вместо поляны цветочной земля выжженная кругом. И ни ее, ни Василька милого не видно нигде, только вдалеке вороний крик и слышен.
– Не видать тебе больше парня, карррр, мой он теперь навеки, каррррр!
– Не отдам суженого своего злой колдунье, пойду искать по белу свету, – решила так Настенька и пошла домой, в путь-дорожку дальнюю собираться.
Обняла бабушку свою родную, попросила не горевать сильно.
Знала, что нелегко придется, но не боялась испытаний будущих, любовь ее за руку вела. Шла она, шла, увидела на краю леса избушку ветхую. Постучалась, попросила водицы испить да отдохнуть немного. Открыла дверь старуха древняя, спина кочергой согнута, в руках палка сучковатая.
– Здравствуйте, бабушка. Путь дальний держу, не дадите ли водицы попить?
– Здравствуй, здравствуй, девица. Давно тебя жду и беду твою знаю. Заходи, гостем будешь, – молвила старушка.
Накормила Настеньку, напоила и велела спать ложиться. На зорьке разбудила, положила ей в котомку хлеба да сала и наказ дала:
– Пойдешь дорогой прямою, никуда не сворачивай, назад тоже не оборачивайся, как бы тебя ни звали – это все нечисть будет тебя с пути сбивать. Как дойдешь до реки широкой, покрякай три раза «кря, кря, кря», выплывет к тебе уточка, знакомая моя, и поможет через реку перебраться. А там через лесок выйдешь прямо к царству Семильды. Ворота накрепко закрыты, кот ученый да хитрющий тот вход сторожит. Загадает он тебе три загадки, коли сумеешь разгадать, спасешь милого, не сумеешь – голова с плеч.
Поклонилась Настенька старушке в пояс, поблагодарила за хлеб-соль и в путь отправилась.
Идет полями широкими, долами низкими, а позади все какие-то голоса зовут: то ребенок заплачет, то будто Василя голос кличет. Крепится девушка, помнит наказ бабушки, не оборачивается.
Наконец пришла на берег реки широкой. Никого не видать вокруг. Тучи серые нависли, ветер свистит, кусты прибрежные гнет. Покрякала Настенька трижды – откуда ни возьмись, утка появилась. Не простая, видно, утка, большая да красоты необычайной, а на головке перья веером, будто корона надета. Хлопнула она крыльями, и появилась стайка уточек, за собой плот тянут. Поблагодарила девушка королеву-утку, села на плот, и потянули ее уточки на другой берег.
