Старик, оказавшийся жителем ближней к Радуевацу деревеньки, охотно вызвался помочь. Он рассказал, что в их деревушке стоит около батальона немцев, прибывших два дня назад, а есть ли они в соседних деревнях и сколько их – не знает. Но внучка – он показал на девочку – сможет обойти ближние деревни и узнать всё, что нужно. Ей это будет сделать легче: на неё не обратят внимания.
В ответ на расспросы Радуле о немцах в Радуеваце старик ответил: «Слышал, что их там много, но сам в Радуеваце не бывал». Старик сказал, что на окраине Радуеваца живёт его ровесник и старый приятель Иосип Ковачевич. Пусть Радуле ведёт советских товарищей к Иосипу, тот им поможет.
Старик посоветовал идти в Радуевац под вечер, когда туда обычно возвращаются местные жители, у которых были какие-либо дела на поле. К тому времени вернётся и внучка.
Договорившись со стариком, что тот будет ждать русских к вечеру, Радуле вернулся к разведчикам. Он нашёл их на прежнем месте, у дороги.
Когда короткий осенний день подошёл к концу и начало смеркаться, Радуле, Морозов, Чичило и Глоба пришли к сараю. Девочка уже вернулась. Радуле расспросил её. Она подробно рассказала обо всём, что видела: в какой деревне сколько немцев, в каких местах они роют окопы, где стоят их пушки.
Когда Радуле перевёл ответы девочки Морозову, тот сказал:
– Поблагодари девчурку и деда, да пора идти. Проверив ещё раз, надёжно ли спрятаны под одеждой гранаты и пистолеты, каждый из разведчиков взял по большой вязанке топлива – сухих кукурузных стеблей, которые им приготовил старик. Попрощавшись с ним, полевой тропкой, которую он им указал, направились к Радуевацу.
В селение вошли ещё засветло, не возбудив ничьих подозрений. Нашли нужную хату, пробрались к ней задворками, бросили вязанки, постучали.
Иосип Ковачевич сначала испугался, увидев незнакомцев. Но, узнав от Радуле, кто послал их, стал очень приветлив. Он довольно подробно рассказал, сколько немцев в Радуеваце, где их склады боеприпасов, береговые батареи, нацеленные на Дунай. Сообщил также, что в Радуеваце немало немецких моряков: где-то неподалёку германское командование приказало затопить корабли. Моряки же поставлены в оборону по берегу.
– Будем брать «языка» непременно из моряков! – сказал товарищам Морозов. – От такого пленного сможем узнать, где на реке мины поставлены, где затопленные корабли фарватер загораживают.
Иосипа расспросили, заходят ли моряки во дворы.
– Шляются! – со злостью ответил старик. – Проклятые, требуют вина, сала – всё им подавай! Бесплатно!
– Эх, сюда бы какой-нибудь сейчас заглянул! – сказал Чичило. – Сцапали бы как миленького.
– Сейчас едва ли зайдёт, – ответил Иосип, когда Радуле перевёл ему слова Чичило. – Попозже по дворам шатаются, после ужина.
Посоветовались, как вернее действовать, чтобы захватить «языка». Решили разбиться на две пары; в одной Морозов и Радуле, в другой Чичило и Глоба, Каждой паре действовать отдельно, так шансы на удачу удвоятся. Договорились, что к полуночи все должны вернуться к сарайчику старика.
Тем временем быстро темнело. Пора было начинать действовать.
Было решено, что первыми из хаты выйдут Чичило и Глоба и отправятся к порту.
Иосип сказал, что недалеко от порта живёт его знакомый. Этот человек, как и все жители, зол на гитлеровцев и с радостью поможет русским братьям.
– Пойдём туда! – заторопил Чичило Глобу. – Может, какого пьяненького подберём. А заодно поглядим, что на пристани делается. – И попросил Радуле: – Скажи хозяину, чтобы провёл нас к его знакомому, нам бы скорее самим с ним познакомиться.
Когда Иосип, отведя Чичило и Глобу, вернулся, Морозов сказал ему:
– Выйдем все трое. Будем ждать, не покажется ли какой-нибудь немецкий моряк.
Улицу уже окутывали серые осенние сумерки. В этот вечерний час, как обычно, люди выходили за ворота подышать свежим воздухом, поболтать с соседями. Это выглядело бы очень по-мирному, если бы в деревне не было гитлеровских вояк. По двое, по трое, а иногда и в одиночку, не спеша, бродили они по улицам, провожаемые враждебными взглядами.
Радуле, Морозов и Иосип стояли возле дома. Рыбацкая куртка Радуле и видавший виды кожушок Морозова не могли вызвать подозрения. Морозова могли выдать, пожалуй, лишь его желтоватые волосы, каких нет ни у кого из местных жителей. Но он тщательно спрятал волосы под помятой, выцветшей шляпой, которой снабдил его после высадки на берег хозяин партизанской квартиры. По внешнему виду Морозов вполне мог сойти за серба. Радуле вёл с хозяином спокойный разговор на их родном сербском языке, а Морозов делал вид, что принимает участие в этой по-крестьянски неторопливой беседе.
Морозов приглядывался к немцам, которые один за другим показывались на улице. Но на тех, что в армейских шинелях, он не обращал внимания. Его интересовали немцы в тёмно-синей морской форме.
Вот три немца во флотских бушлатах со множеством блестящих пуговиц в два ряда и в бескозырках с куцыми ленточками повернули к дому напротив. Размашисто откинули калитку, ввалились во двор; их встретил суматошный собачий лай. Требовательно заговорили с женщиной, выбежавшей из хаты. Она стала что-то объяснять им, размахивая руками. Один из гитлеровцев громко выругался, все трое повернули обратно к калитке, вышли на улицу, о чём-то споря. Двое пошли дальше, а третий, завидев Радуле, Морозова и Иосипа, решительно направился к ним.
– Гутен абенд! – приветливо поздоровался Радуле с гитлеровцем.
– О, гут, гут! – расплылось в улыбке лицо немца. – Ферштеен зи дойч?[3] – Он был приятно удивлён.
– Да, понимаю, – по-немецки ответил Радуле. – В молодости я служил матросом на дунайских пароходах и бывал у вас. Немцы – хороший народ.
– О да! – восхищённо воскликнул немец. – Ты тоже моряк? И ты, видно, хороший парень, хотя и славянин!
Пока Радуле и немец вели этот взаимно любезный разговор, Морозов присматривался: на бушлате погоны с лычками. Из унтеров… Такого стоит взять! Морозов сделал незаметный знак Радуле.
А немец тем временем жаловался:
– Какое свинство! Мы были в пяти домах и нигде не нашли выпить! Мои приятели потеряли надежду, А я нет. Не найдётся ли вина в этом доме?
– Конечно! – приветливо сказал Радуле. – Я – моряк, вы – моряк. Моряк моряка угостит!! Пойдём, камрад!
Долгожданного «гостя» завели в хату. Как только за ним закрылась дверь, Радуле выдернул из-за пазухи пистолет и сказал:
– Тихо! А то – вот тебе вино! – и наставил пистолет прямо в лицо оторопевшему гитлеровцу.
– А это закусочка! – вытащил Морозов и свой пистолет.
– Если крикнешь, – пояснил Радуле по-немецки, – эту закуску получишь прямо в рот.
Гитлеровец словно остолбенел. Он стоял, глядя перед собой неподвижными, широко раскрытыми глазами.
За окнами было уже совсем темно. Пленного вытолкнули во двор, садами и огородами повели из деревни.
В темноте пасмурной осенней ночи, ведя пленного через пустынные поля, Радуле и Морозов держали путь к условленному месту – к сарайчику, где должны были встретиться с Чичило и Глобой.
Сарайчик был заперт, таганок убран, только чернели потухшие угли на том месте, где он стоял. Старик с внучкой давно уже ушли в свою деревню, домой.
Чичило и Глоба запаздывали.
Час шёл за часом. Морозов и Радуле тревожились всё более. Ночь перевалила уже за половину. Пойти разыскивать? Но как оставить «языка»? И главное, до рассвета надо успеть вернуться к своим, даже если не все смогут вернуться. Важно доставить пленного.
Всё нетерпеливее поглядывал Морозов на небо и на светящийся циферблат своих часов. Что же могло случиться? Может быть, Чичило и Глоба уже погибли?
Заметно посветлело небо. Морозов тяжело вздохнул, посмотрел в глаза Радуле. Тот понимающе кивнул. Пора…
«Что ж, пойдём?» – хотел сказать Морозов. И вдруг услышал шаги. Они приближались. Чичило с Глобой? Или враги? Могли ведь выследить… На всякий случай приготовили пистолеты.
Вот уже можно рассмотреть – по винограднику к сараю идут трое. Ну как среди них не узнать Чичило по его высокому росту, по походке вразвалку, как не узнать плотную, невысокую фигуру Глобы! А кто с ними третий?
Чичило и Глоба тоже привели «языка» – ефрейтора из горнострелковой дивизии, которого подкараулили на одной из улиц близ порта.
…Уже светало, когда в примыкающей к нашим передовым позициям густой дубовой роще разведчики попрощались с Радуле.
– Спасибо, друг!
– Вам благодарность! – ответил Радуле. – От всех нас, освободители. Мы ждём вас.
Снова тёмной осенней ночью против течения идёт «Жучка». Справа едва-едва различим ближний, румынский берег. А противоположный, югославский, совсем затерян во тьме. Где-то на нём засевшие в обороне гитлеровцы.
Глухо постукивает мотор, ворчливо бурлит, разбиваясь о невысокий форштевень, волна, круто вздымая белеющую во тьме пену, – кажется, что катер идёт очень быстро. Но это только кажется. Не так велика скорость «Жучки», как сильно течение, которое приходится ей преодолевать.
