Дома Мишка стал заниматься регулярно, в школе на всех уроках тянул руку, чтобы его вызвали. Но был конец четверти, и учителя спрашивали только тех, кому надо было исправлять отметки. У Мишки были сплошные тройки, и его не вызывали. Он обиделся, считал напрасно потерянным и труд и время. «Нарочно не вызывают, — думал он, — Только отличников все, отличников-любимчиков. Ну и не надо, очень мне нужна ихняя отметка…» И он сгоряча решил не учить больше уроков, но когда пришел домой, на всякий случай приготовил. «Надо все-таки нажимать, — напомнил он себе. — Экзамены скоро».
Настроение улучшилось, на душе было необычайно легко и спокойно. Точно так же он чувствовал себя и вчера. «Это оттого, что все уроки сделаны и дрожать не надо. Вызовут — отвечу», — догадался Мишка.
Ему было так весело, что захотелось заняться зарядкой. «Буду каждый день зарядку делать, водой обливаться, чтобы сильным быть…»
Сделал зарядку, сел за уроки. Работа, на удивление, шла очень легко. Задачи решались быстро, прочитанное запоминалось. А когда он кончил уроки и посмотрел на часы, оказалось, что впереди еще много времени, можно заняться другим делом или погулять.
Мишка вышел на улицу. Стояла тишина, по-весеннему светило солнышко, таявший снег обрушивался с тихим шуршаньем.
Через двор, с огорода, весело журча и перекатывая льдинки, бежал прозрачный ручеек. Солнечные лучи играли в его брызгах, слепили Мишке глаза.
Почки на клене заметно набухли.
Наступала весна…
Глава шестая
Федор Петрунин
В седьмой класс Мишка переполз с трудом. Как ни старался, наверстать всего не мог.
На экзаменах он вытащил билет, быстро пробежал его глазами и похолодел: ни одного знакомого вопроса!
Мишка сел за парту и долго смотрел на билет, ничего не видя. Потом поднял глаза, взглянул на Антонину Федоровну и ассистентку. Они были совсем не строгие, даже ассистентка — незнакомая женщина смотрела на отвечающих ласково и то и дело кивала головой, подбадривая.
— Ну, вот, знаешь ведь? Не надо волноваться. — И она обращалась к Антонине Федоровне: — У меня нет больше вопросов.
Немного успокоившись, Мишка прочитал первый вопрос. Подумал. И вдруг в голове стало проясняться, об этом он что-то читал и как будто бы даже отвечал. Да, да, вспомнил! И он тут же перешел ко второму вопросу. К своему удивлению, обнаружил, что кое-что может сказать и здесь. Мишка обрадовался, даже улыбнулся. «На троечку вытяну! — сказал он себе. — А больше мне и не надо».
Он посмотрел в окно. На улице было солнышко, в палисаднике цвели цветы, нарядные девочки группами стояли у заборчика, разговаривали. Голосов слышно не было, видно лишь, как они размахивают руками. На площадке вдали несколько ребят неустанно с самого утра гоняют мяч. Это те, кто уже сдал. Счастливчики…
— Все понятно, Ковалев? — подошла к нему Антонина Федоровна.
— Да… все…
— Думай хорошенько, — сказала она, — задачу решай.
Думать Мишке не хотелось. Лишь на всякий случай он перечитал еще раз все вопросы подряд и опять сделал для себя открытие: первый вопрос совсем прояснился, второй — тоже стал яснее, и даже третий как-то ожил, хотя еще был далеко и будто в тумане. Мишка склонился над чистым листом бумаги, стал быстро набрасывать ответы. Но время было упущено — подошла очередь отвечать.
— Ковалев?
Мишка поднял голову, подумал: «Еще б минут пять… Ну, ладно…» Махнул рукой, сказал вслух:
— Готов.
— Пожалуйста, — кивнула Антонина Федоровна, когда он вышел к доске.
Мишка начал отвечать громко, уверенно. Он решил говорить все, что помнил, знал, главное — не теряться, пусть невпопад, лишь бы смело. И чтоб экзаменаторы не успели и вопроса вставить. Учительница и ассистентка согласно кивали головами. Это Мишку подбадривало, и он еще больше повысил голос.
— Говори потише, — сказала Антонина Федоровна.
Мишка смутился, замолчал.
— Так, слушаем тебя. Продолжай.
Но он уже потерял нить, забыл, на чем остановился, и как ни старался, продолжать не мог.
— Ну что же? Все правильно говорил, — Антонина Федоровна смотрела на Мишку грустными глазами.
Мишка решил начать сначала. Но, посмотрев на ребят, он встретился глазами с Валей Галкиной. Она усиленно шевелила губами, стараясь подсказать ему. Мишка совсем растерялся, отвернулся: «Заметит учительница, попадет ей…»
Отвернулся, а сам чувствовал, почти физически ощущал Валин взгляд. Щеки вспыхнули румянцем, на лбу выступили капельки пота.
— Что с тобой, Ковалев? — недоумевала учительница. — Так хорошо начал…
«И в самом деле, что? — подумал Мишка. — Дурак… Сейчас убегу, и все…» Но тут же подумал о другом: «А потом что? Оставят на второй год — разве лучше?» Мишка вытер лоб рукой, начал, заикаясь, говорить. Учительница и ассистентка помогали ему. Наконец ему сказали:
— Ну, хорошо, хватит… Можешь идти.
Антонина Федоровна склонила голову к ассистентке, стала что-то говорить. Мишка услышал:
— …в трудном положении. Мать вдова, двое детей…
Он понял — говорили о нем, о его матери. Он выскочил из класса, не глядя, прошел мимо ребят, направился домой. «Маму пожалели… — думал он. — А я? Дурак!.. Но если только переведут в седьмой — с первого дня начну заниматься как следует, не буду запускать…»
Такие обещания Мишка давал почти каждый год, почти каждую четверть, но никогда не выполнял. Теперь он решил во что бы то ни стало сдержать слово.
Мишка шел домой понурившись. В голове роем кружились разные мысли. Вспомнилась Валя, и у него сразу запылали уши. «Что она подумала?.. Ну и пусть, боялся я ее…»
Сорвал пролезший между досками забора широкий лист сирени, откусил кусочек, выплюнул. Хотел откусить еще, но рука остановилась на полпути: Мишка увидел идущего навстречу Леньку Моряка. Он шел, помахивая веточкой и насвистывая песенку.
Мишка хотел завернуть обратно за угол, убежать от Леньки, но было поздно: Ленька заметил его. Приблизившись, весело поздоровался:
— А, Миха! Привет! — подал руку.
Мишка во все глаза смотрел на Леньку и не мог скрыть своего удивления. На нем были крепкие рабочие ботинки, суконные штаны и рубашка, подпоясанная широким ремнем с медной бляхой, на которой выдавлены три буквы «Р. Ж. У.».
— Ну, чего уставился, как баран на новые ворота? — Ленька толкнул его в плечо.
— В ремесленном? — спросил Мишка.
— А не видишь?
— Ты же хотел в матросы?
— Вот пойду в армию, там попрошусь в Морфлот. Понял? А ты?
— Экзамены сдавал.
— Сдал?
Мишка пожал плечами:
— Не знаю… Не объявляли…
— Сдал, конечно! — уверенно сказал Ленька. — Ну, ладно, будь здоров. Спешу. — Он отошел немного, остановился. — А может, сыграем? — Ленька позвенел в кармане мелочью.
Мишка понял, что он шутит, улыбнулся, сказал:
— Не хочу… Денег нету.
Он смотрел вслед уходящему Леньке и почему-то завидовал ему…
* * *
С родительского собрания мать пришла поздно. Мишка нетерпеливо дожидался ее, волновался: что, если у него там двойка? Когда мать вошла в комнату, он смотрел на нее, силясь угадать заранее по ее глазам, что она скажет?
— Что смотришь? — спросила она. — Дрожишь?
Мишка кивнул.
— А кто виноват?
У Мишки упало сердце: неужели оставили на второй год? Кровь отхлынула от лица, он побледнел. Смотрел на мать виноватыми глазами.
— Перевести-то перевели, — поспешила она успокоить его. — Да каково там было мне моргать? У всех дети как дети — родителям приятно. А тут всегда: «Ленив, не хочет учиться»… Ну? Был бы ты дурак, не так было б обидно. А то — ленивый. И в кого ты такой? У нас и в роду никого ленивых не было. Думаешь, приятно слушать: «С большой натяжкой перевели». — Мать устало села на табуретку, держа в руке табель с отметками. — Возьми, полюбуйся. Одни тройки, аж в глазах рябит.
— Я в седьмом начну… — проговорил Мишка.
Настя не вытерпела, засмеялась:
— Каждый раз говорит, правда, мама?
Мать махнула рукой. Мишка сверкнул на Настю глазами, выдержал паузу, сказал:
— А ты молчи.
Настя заглянула в табель и, отступив от Мишки, нарисовала пальцем в воздухе несколько раз тройку.
— Буква «3» печатная, — пояснила она, — как станешь читать, так один звук — «з-з-з», — Настя стала зудеть, словно шмель.
— Я вот тебе позужу! — замахнулся на нее Мишка. — У, лохматая!..
— Перестаньте! — прикрикнула мать. — В седьмой класс перешел, а все как маленький.
— А как она сама дразнит, так то ничего?
— «Дразнит», — повторила мать машинально. — Лето пришло, надо к зиме готовиться. Угля купить, Насте — форму, тебе — ботинки, штаны. А там осень подойдет: капусты, огурцов тоже надо. Вот вам и дразнится. Зима дразнится. И в лагерь хочется отправить вас. В месткоме дают одну путевку, а за другую надо заплатить. Тут-то и гадай, что делать.
