Но дослушать, что говорил Фома, ему не пришлось. Из дому выбежала Алёна. Борис уже ждал их.
— А мне что купили! — закричал он, увидев ребят, и поднял над головой маленький кожаный мячик.
— В лапту! Давайте в лапту! — закричал Вишена.
Новенький тугой мячик, будто птица, летал над головами, а упав, весело прыгал по бревенчатой мостовой. Ребята, наверное, играли бы до ночи, но пришёл Борисов холоп и сказал, что боярыня велит сыну идти домой. Да и остальным уже было пора по домам.
Отца дома всё ещё не было. Он вернулся, когда уже совсем стемнело. Устало опустил на пол корзину.
— Никак, всё опять назад принёс? — всполошилась мать.
— Не всё, — отвечал отец устало. — Кой-чего продал. Две пары поршней. Да ещё Ратиборов управитель забрал за полцены маленькие сапожки. «Нашему боярчонку, говорит, пригодятся!» А ещё сказал: «И за то благодари. Задолжал, а не платишь. Вот и пойдут сапожки в зачёт. Остальное донесёшь на той неделе».
Продолжение предыдущей главы
Сразу же за забором открывалась яма. Лена не поверила бы, что можно выкопать такую яму, если бы не увидела её собственными глазами. Ну и ямища! Огромная! Широченная! А в глубину… Да в неё преспокойно можно опустить дом, и не такой маленький, в каком живёт Лена, а вроде Наткиного — самого большого дома на Добрынинской улице! К яме вела раскатанная машинами колея и уходила вниз по пологому спуску. Лена подошла поближе. Стояла и думала: «Нет, пожалуй, вместе с крышей дом, в котором живёт Натка, в яму не поместится. Крыша, наверное, останется сверху вместе с Наткиным балконом, который находится на третьем этаже. Но два этажа Наткиного дома очень даже просто влезут. И для чего вырыли такую яму?»
Внизу возились женщины в цветных косынках, ребята, наверное, старшеклассники, как и Серёжа. Лена смотрела, смотрела и никак не могла понять, что они делают. Кто сидел на каких-то ящиках, кто на корточках, кто просто на коленках опустился на землю, и — вот чудеса — взрослые люди, словно малыши в песочнице в Наткином дворе, брали горстями землю и, потерев её в ладонях, сыпали тоненькими струйками в большие ящики. Иногда кто-нибудь поднимался и шёл в угол ямы. Там прямо на земле стоял маленький столик. Возле него на табуретке сидела женщина в тёмных брюках и красном свитере. В руках у неё была большая, похожая на классный журнал, книга.
«Может, спуститься вниз? Да, а та надпись на заборе: «Посторонним вход воспрещён!»? — вспомнила Лена.
И вдруг внизу, в яме, женщина в красном свитере поднялась со своей табуретки и громко закричала:
— Дима! Дмитрий Николаевич! Идите сюда! Посмотрите, что Синькова нашла!
И тут Лена увидела Дмитрия Николаевича. Он шёл быстрыми шагами к столику, где сидела женщина в красном свитере. Наверное, другим тоже стало интересно, что нашла эта Синькова, потому что многие повскакивали со своих мест. Лена мигом забыла про надпись и побежала вниз.
Возле столика стоял уже плотный кружок. Все что-то разглядывали, передавали из рук в руки. Что это было? Какая-нибудь редкая монета? Драгоценности? Клад? Наверное, что-нибудь в этом роде. Потому что все вокруг радовались и говорили, что это большая удача. Не совсем понятно, правда, было, почему поздравляют Дмитрия Николаевича, как будто нашёл всё он, а не Синькова. Сама же Синькова, немолодая, загорелая, худенькая женщина, стояла тут же и рассказывала:
— Когда попалась первая планка, я даже не сообразила, что это такое, да она и была-то не целая — обломок. Хотела отнести Наталье Ивановне, чтобы записала в журнал. Глянула, а её нет на месте, отлучилась куда-то. «Ну, думаю, посею пока ещё немного. Уровень известен. Только недавно замеряли». Взяла горсть, другую, смотрю: опять дерево. Тоже планочка вроде первой, только целая. Пригляделась: по бокам ложбинки, вроде бы пазы. И тут мне стрельнуло: «Батюшки! Да ведь это, наверное, плахи от зольника, в котором кожи обрабатывали!»
И опять все шумно радовались и говорили, что здорово повезло. Мог вместе с домом сгореть и этот зольник. И просто чудо, что он уцелел.
В конце концов, Лене всё же удалось увидеть, что нашла Синькова и из-за чего все шумели и радовались. Получилось всё очень просто. Пока Лена вертелась, стараясь разглядеть ходившую по рукам находку, кто-то тронул её за плечо. Она испуганно оглянулась. Но, на её счастье, это был не кто-то чужой, а Дмитрий Николаевич.
— Это вы? — спросила Лена, будто сама не видела, что перед ней — Дима собственной персоной.
— Как будто я, — весело ответил Дмитрий Николаевич. Он даже не спросил, хочет ли она посмотреть их находку. А сразу сказал, будто Лена просила его об этом: — Сейчас покажу. — И крикнул: — Ребята, передайте, пожалуйста, сюда, на минуту!
Ребята передали, и на Диминой ладони оказались… две перемазанные землёй деревяшки: одна длинненькая с желобками по бокам, а другая и вовсе ерунда из ерунды — дощечка, похожая на крышку пенала.
— Видишь? — торжественным голосом спросил Дмитрий Николаевич.
— Вижу, — сказала Лена вежливо, а сама подумала… Подумала она не очень вежливо — про дурня с писаной торбой. Так говорила бабушка: «Носишься, как тот дурень с писаной торбой», когда хотела сказать, что человек хвалится пустячным делом. Но про дурня с торбой Лена вспомнила зря. Потому что дальше произошло вот что: Дмитрий Николаевич, наверное, не заметил, что деревяшки, найденные Синьковой, не вызвали у Лены никакого восторга. Сам он по-прежнему сиял как именинник.
— Наталь Иванна, — обратился он к женщине в красном свитере (наверное, она была тут начальником. Ведь это она записывала в журнал, кто что нашёл), — Наталь Иванна, я минут на десять в лабораторию. Хочу кое-что показать нашей гостье. — И тут он чуточку подтолкнул Лену вперёд.
Хорошо, что Наталья Ивановна только теперь увидела Лену. Она хоть и не сказала «посторонняя», а просто сказала «девочка», «откуда взялась эта девочка?», но голос у неё был очень строгий.
— Это я её пригласил, — отвечал Дмитрий Николаевич, подмигнул Лене и сказал: — Ну, пошли.
17. Тайны мусорной ямы, или как важно найти доказательство
Глава, из которой ты узнаешь, что отличными могут быть не только ответы, но и вопросы
Идти пришлось недалеко. Здесь же в котловане — так, оказывается, называлась эта огромная яма — стоял наскоро сколоченный сарайчик, или сторожка, с двумя маленькими окошками. Дмитрий Николаевич толкнул дверь. Когда глаза немного привыкли к полумраку, Лена огляделась. Посреди стол, несколько табуреток. А вдоль одной из стен тянутся полки. Дмитрий Николаевич снял с полки картонную коробку, в каких обычно продают туфли или ботинки, и поставил её на стол. Лена взобралась на табуретку с коленками, чтобы получше разглядеть, что находится в коробке. Дмитрий Николаевич открыл крышку и вытащил… одну, потом другую, потом третью… Это и в самом деле были туфли, вернее, не туфли — тапки. Но какие! До того старые! До того драные! У одной нет подошвы, у другой — пятки, от третьей всего и осталось — дырявый носок да полбока.
— Ну как, нравится обувь? — спросил Дмитрий Николаевич. Лицо у него было очень довольное. Бережно, будто и в самом деле какое сокровище, он перебирал в руках тапки — и ту что без подошвы, и другую — без носка, и третью — без пятки.
Лена поинтересовалась вежливо:
— Дима, вы их нашли на помойке?
— В некотором роде — да, — сказал Дмитрий Николаевич. — Но это нисколько не умаляет ценности находки. Напрасно ты с таким презрением сказала «на помойке». Ты, по-видимому, имела в виду мусорную яму, куда обычно выбрасывают ненужные, отслужившие свой срок вещи. Должен тебе сказать, что я, впрочем, как и другие археологи, отношусь с большим почтением к мусорным ямам. Ибо мусорная яма — великая хранительница тех крупиц, которые мы добываем в поте лица своего.
Говорил Дмитрий Николаевич торжественно — то ли в шутку, то ли всерьёз, Лена не поняла. Вообще с тех пор, как Дмитрий Николаевич немного обжился на Серёжином чердаке и перестал стесняться, он оказался человеком весёлым. Иногда они с Серёжей так хохотали у себя наверху, что во всём доме было слышно. И тогда Лена обижалась. Совсем недавно говорил: «Это очень приятно — в новом городе встретить хороших людей». И вот сам сидит и хохочет весь вечер на чердаке, а позвать туда этих людей не догадывается. Но сейчас она не могла обижаться на Дмитрия Николаевича. Он поступил по-дружески.
— Именно в мусорной яме, а не где-нибудь хранит история свои великие и малые тайны. Так что да здравствует мусорная яма! Ну разве плохие поршни? — снова спросил он. — Так называется эта обувь. Думаю, ты не отказалась бы от такой пары. — И он вытащил откуда-то со дна коробки похожую на первую, только маленькую, как раз на Лену, тапочку, которая называлась смешным словом — «поршень». Лена взяла тапочку в руки. Она и вправду была занятная. Весь носок в мелких дырочках, словно его искололи иголкой. Лена недавно видела на чём-то такие дырочки, только где и на чём — не могла вспомнить.
