Тихий стук в дверь:
— Месье Донатьен желает вас видеть, мэм.
— Спасибо, Гвенет.
На изящные часы, стоявшие у зеркала, Жасмина даже не взглянула: она и так знала, что сейчас ровно час пополудни. В том, что касалось делового чутья, модельер не знал себе равных, а деловое чутье начинается с пунктуальности.
Актриса поднялась и прошла через лоджию в гостиную с видом на море. Стекло и полированная древесина, бархатная обивка диванов и кресел сверкали в ярких лучах солнца.
Безупречно причесанный хорек-космополит обернулся на звук шагов. Рядом с ним на столике стояла подарочная коробка песочного цвета.
— Привет, Жасмина. — Знакомый голос, легкий французский акцент. — Еще раз — мои поздравления! В среду — «Кубики льда» от «Боксксес», а вчера — еще два «Усача»! Magnifique, прелесть моя! Великолепно, как всегда!
— Привет, Донатьен. Спасибо.
— Я не вовремя? Ты, кажется, устала? Грустишь?
— Было немножко, — улыбнулась актриса. — Но ты меня развеселил.
— Просто у меня на душе радостно. Вот и тебе передалось. Как-никак, грядут перемены, Жасмина?
«Кто не способен чувствовать, что у других на душе, — подумала Жасмина, — тому в бизнесе делать нечего».
— Позже расскажу.
Она заметила коробку, но любопытствовать не стала.
— Ты обещала поехать со мной и не задавать никаких вопросов, — напомнил Донатьен. — Но вовсе не обязательно сегодня...
Жасмина снова улыбнулась и пожала плечами, стряхивая усталость.
— Никаких вопросов. Когда вылетаем?
— Сейчас же. — Модельер протянул ей коробку. — А это — тебе.
— Спасибо...
Жасмина развязала ленточку, сняла крышку. Внутри, под слоем папиросной бумаги, лежала широкополая ковбойская шляпа. Такая, какую не наденет ни один уважающий себя фермер: голубая, точно небо Монтаны.
Жасмина вздрогнула и уставилась на Донатьена во все глаза. «Откуда он знает?!»
Не дожидаясь, пока она оправится от изумления, модельер извлек шляпу из коробки и водрузил Жасмине на голову.
— Ай-я-яй... — пробормотал он.
Покачав головой — «нет, не годится», — он повернул шляпу и надвинул пониже на глаза. Мордочка его расплылась в улыбке.
— Volia'! C'est parfait [3]! Жасмина, ни слова!
Он подвел ее к зеркалу.
— Ни слова! Я и сам вижу! Тебе нравится!
Вскоре они уже подъезжали к аэропорту Ван-Нюйс. Актриса и модельер — роскошная пара — вышли из белого лимузина и поднялись на борт частного самолета, на черном фюзеляже которого красовалась золотая надпись «Донатьен». Никто не знал, о чем грезила Жасмина, прикорнув у иллюминатора и прикрывшись от солнца пыльно-голубой ковбойской шляпой. Но и так было ясно, какая заметка появится завтра в журнале «Кто с кем?».
Ближе к вечеру самолет приземлился в городском аэропорту Хелены. Актриса и модельер пересели в темный лимузин и двинулись на юг.
Жасмина слушала, как модельер, сам того не подозревая, сшивает лоскутки случайностей в узорный ковер совпадений.
Донатьен поведал ей, что для новой его серии шарфов необходима шерсть радужных овец, и никакая другая не подойдет. И кто бы мог подумать, что это — единственное в мире место, где можно достать такую шерсть?! Он уже позвонил и обо всем договорился. И теперь им предстоит встреча с радужными овцами. Встреча и переговоры, на которых он, Донатьен, должен убедить этих опасливых овечек, что линия шарфов «от кутюр» — достойное применение для продукта столь изысканного и редкостного.
И день сегодня отличный, — продолжал он. В самый раз, чтобы отдохнуть и развлечься. Жасмине непременно здесь понравится. Она увидит наконец горы и луга, о которых так часто ему рассказывала. И родные края ее где-то неподалеку...
Жасмина кивнула и улыбнулась:
— Донатьен, ты — ангел!
«Узнать ему было неоткуда, — думала она. — Я ему расскажу, но не сейчас». Если это чудесное совпадение привело ее сюда, не поможет ли оно и застать на ферме ее старого друга, чтобы пути их пересеклись вновь?
Сердце ее затрепетало. «Да, в мире есть порядок, — подумала она. — Прекрасный порядок».
Xорек Джоди ехал на Соколице вверх по течению ручья к Северной Звезде — городку, который теперь, благодаря соседству с преуспевающим овечьим курортом, именовался «Вратами Радуги». Щенки нарисовали разноцветное пушистое стадо и поставили на обочине шоссе как дорожный знак.
Никуда не торопясь, оглядывая окрестные склоны и прислушиваясь к плеску ручья и щебету птиц, Джоди беседовал со своим сердцем.
«Все, чего я хотел, — думал он, — все, на что я надеялся, сбылось. Я — простой деревенский хорек. Я всегда любил горы, свежий воздух и Монтану — и вот я живу здесь, в своих любимых краях. Я всегда любил лошадей и хотел понимать всех животных, которые меня окружают, — и вот мне это удается, и очень даже неплохо, и мы все нашли общий язык. Я хотел исполнить их мечты... мечты этих шотландских малюток. И щенков... — Джоди улыбнулся. — Мы дарим им Настоящие дела, и Приключения, и Романтику горных просторов! И овцы счастливы, а щенки возвращаются домой сильными, мудрыми и добрыми, достойными уважения в собственных глазах. Этого я и хотел для них. И они это получают».
«У меня было несколько вопросов и о себе, — мысленно добавил он. — И я нашел на них ответы, которые меня устраивают».
Он снял шляпу и провел лапой по лбу, приглаживая мех. За одну жизнь душа может научиться многому, но все же...
Соколица фыркнула и встала, недоверчиво уставившись на маленькую хорьчиху, вдруг возникшую из ниоткуда у самой кромки воды.
Мерцающая шубка цвета мускатного ореха, гвоздичная маска, темные глаза на мордочке, исполненной серьезности и веселья.
— Привет, Джоди. Помощь нужна?
С улыбкой фермер указал кивком на волны, с плеском перекатывавшиеся через лапы хорьчихи-философа.
— Сойдет за отпечатки лап?
— Сойдет, спасибо, — ответила она. — Ну так как? Помощь нужна?
— Я скучаю по ней, Кинни. Я скучаю по Шайен.
— Она...
— Я знаю, что у нее — своя судьба, а у меня — своя. Когда я спрашиваю себя, приходит ответ, что все в порядке, что именно так мы и должны жить, как живем. По-моему, я исполнил почти все, ради чего пришел в этот мир. Она — тоже, может быть, а может быть и нет. Но когда я спрашиваю, почему мы с ней избрали родиться в Лапке и так подружиться, если всё, что нам предстояло, — это расстаться навеки... — Он надвинул шляпу пониже. — ...Я слышу в ответ только одно: «На то есть причина». А это — не совсем то, что я хотел бы услышать.
— Не всё...
— Осталось ли что-то такое, чего мы еще не сделали? Есть у нас с ней какая-то общая задача, Кинни? Или мне так и предстоит всё понимать — и всё же грустить по-прежнему? Я скучаю по ней, а значит, я еще не стал настоящим хорьком-философом.
— Может быть, и так, — сказала она и легким шажком приподнялась над водной зыбью. Волны уже не обтекали ее лапы, и никаких следов на воде больше не было. — А может быть, это означает, что вы все-таки связаны общей судьбой. Может быть, ты все-таки исполнил еще не все, ради чего пришел.
— А разве ты не можешь открыть мне, что должно с нами случиться?
Кинни покачала головой.
— Извини. Могу открыть тебе только закон пространства-времени: «То, что должно случиться, уже случилось». И еще — закон сознания: «То, что ты воспринимаешь, зависит только от тебя».
— Ты хотела сказать, что глупо грустить, когда меня везде и повсюду окружает любовь?
Темные глаза блеснули.
— Нет. Я хотела, чтобы ты сам это сказал.
— Звал ли я тебя? Просил ли говорить со мной так? — улыбнулся Джоди.
Словно не расслышав вопроса, Кинни молча смотрела вдаль, на пик Северной Звезды. Наконец она повернулась к Джоди и бодро кивнула.
— Ты — умница, Джоди. Ты многому научился. Тебя очень любят.
Соколица заморгала, уставившись туда, где только что стояла необыкновенная подруга ее наездника. Волны с тихим плеском перекатывались по камням. Лошадь тряхнула гривой, словно желая сказать хорьку: «Можно хотя бы принять к сведению. От тебя не убудет».
«К сведению приму, — мысленно ответил Джоди. — Иногда она выводит меня из себя, но уж так и быть».
Лошадь и всадник свернули на устланную сосновой хвоей тропу, поднимавшуюся от ручья к югу, где между деревьями уже то и дело проглядывал городок.
— Твой звездный час, Джоди! — Не успела захлопнуться за фермером дверь кафе, как Квилл уже приветственно поднял стакан с горной водой.
— Привет, Джоди! — обернулись остальные хорьки.
— Не мой, — поправил Джоди. — Их звездный час. Здорово эти овечки танцуют. Не усидишь — так и хочется самому пуститься в пляс.
