Валёнке понравилось. Он в мешок и бабы Никину керосинку хотел сунуть, но дядя Саня остановил его.
— Усердие должно быть в меру, друг, — сказал он.
И пяти минут, наверное, не прошло, как наш мешок был набит посудой. Дядя Саня снял пиджак, повесил его на гвоздь и взвалил мешок на спину.
— Закрывайте дачу! Пошли!
— Куда, дядя Саня? — спрашивает Валёнка.
— На речку.
— Купаться?
— Нет. Работать.
— Ну всё равно, пошли, — согласился Валёнка. По дороге выяснилось, что с нами за компанию и Бум увязался. Ну что было делать? Не гнать же его. Пришли. На берегу — не то что днем — сейчас почти никого и нет, а вода, как в стакане, прозрачная. Дядя Саня скинул мешок, аккуратно вытряхнул из него посуду и скомандовал:
— А теперь драить всю эту музыку с песочком! Да как следует. Как нас боцман Вавилыч на корабле драить медяшки учил, чтобы в каждую можно было как в зеркало глядеться… Учтите — плохая работа принята не будет… Кто не умеет — можно посмотреть, поучиться.
Он взял алюминиевую сковородку, на которой было столько копоти, что трудно было догадаться, что она алюминиевая, присел на корточки да начал ее быстро-быстро песком тереть. Мы смотрим — наша сковородка светлей, светлей… и засияла, как солнце.
Валёнка расхрабрился:
— Я тоже так могу!
И взялся за чистку, да так стал тереть, что можно было подумать — решил дырку на дне кастрюли сделать. Но всё равно, как Валёнка ни пыхтел, а сначала у него плохо получалось. Он всё на дядю Саню посматривал, а потом вижу, и у него кастрюлька засверкала. Валёнка сразу же завоображал и кричит мне:
— Вызываю на соревнование, кто лучше начистит!
Я ничего не сказала, а только заметила, что тут вовсе не надо особенно силу напрягать, а лучше полегче и кружком, кружком… Так у нас и пошло дело. А скрежет стоит: со стороны послушать — фабрика работает. Бумка тут же. Сидит, вычищенную посуду стережет и мух на лету ловит. Дяди Саня командует:
— Не торопиться! Старательней! Технический контроль строгий будет.
Солнце еще не коснулось горы, за которую заходило, а мы уже закончили работу. На сковороды и кастрюли весело было смотреть. Они стали как новенькие.
— Я в кинохронике завод-автомат видел. Там машины так же сверкают, — заявил Валёнка.
— Теперь, — сказал дядя Саня, — я думаю, и выкупаться не вредно.
Мы выкупались сами, выкупали Бума, потом сложили кастрюли в мешок и собрались домой. Валёнка и тут хотел отличиться, выскочил:
— Давайте я понесу, дядя Саня. Но дядя Саня не согласился:
— Думаю, для тебя тяжеловато будет.
— Так они же легче стали, — говорит Валёнка.
— Это верно, не меньше чем в два раза, — согласился дядя Саня. Но всё-таки нести мешок Валёнке не дал. Он взвалил поклажу себе на плечи, и мы пошли домой. Впереди мокрый Бумка с задранным вверх уже просохшим хвостом, за ним мы с Валёнкой. Последним дядя Саня с мешком, который позвякивал и гремел на каждом его шагу.
Валёнка говорит про дядю Саню, что он «хороший парень».
Конечно, такое может придумать только Валёнка, потому что какой же дядя Саня парень, если у него, когда он не бреется, борода седым ежиком растет. Но отчасти Валёнка всё-таки прав. Все другие взрослые нет-нет да и скажут, что они взрослые и их надо во всем слушать. А дядя Саня этого никогда не говорит. Будто он такой же, как и мы, только просто больше повидал разного на свете и поэтому его стоит послушать.
Вечером в тот день, когда приехал дядя Саня, как зашло солнце, к нашему домику собрались все ребята. И Танечка пришла, и Чики — Лина и Зина, и, конечно, Нолька. Даже Борька от скуки явился. Все нас после «беда потеряли и пришли спрашивать, куда мы девались.
Дядя Саня со всеми за руку поздоровался и всем сказал, что он дядя Саня. Он ушел в дом, а мы все сидели и смотрели друг на друга. Тогда дядя Саня вернулся, посмотрел на нас и говорит:
— Что это у вас за интересный разговор? Если уж вести беседу, так лучше у костра. Давайте костер вон на той поляне разложим.
Все обрадовались, а Чики вскочили с места и в ладоши захлопали:
— Давайте, давайте!..
— Ну так собирать хворост, сучья, шишки! Было еще не очень темно, и мы быстро набрали целую кучу всякой суши для костра. Дядя Саня сложил сучья пирамидкой, потом надел очки и разжег костер.
Мы все уселись возле огня и даже пожалели, что уже нет комаров. Вот бы они позлились, что не могут подлететь и покусать нас!
Вдруг дядя Саня говорит:
— Что же это за костер без картошки? — и спрашивает меня: — Шуренок, есть там у вас немного сырой картошки?
Все повскакивали со своих мест:
— У нас есть! У нас!..
Слетали домой, притащили кто сколько мог картофелин, сложили всё перед дядей Саней и ждем, что дальше будет. Тогда он говорит:
— Теперь бы еще железную коробку какую-нибудь, да побольше, Валёнка встрепенулся:
— Я найду, дядя Саня! Дошли, Нолька!
И убежали, Я боялась, чтобы они опять умывальник не принесли, Но они и в самом деле нашли какой-то железный ящичек и к нему еще кусок жести вместо крышки. Дядя Саня всё это внимательно осмотрел и сказал:
— Отличная будет духовка. Сейчас мы такую картошку приготовим, что объедение и наслаждение, первостатейный деликатес, пальчики оближете! Нужно еще только воды и соли. Принеси воды, Борис, а ты, Шурик, соли, Я видел — там у вас крупная есть.
Борька Скутальковский посмотрел на всех так, словно подумывал, стоит ли ему за водой идти, но всё-таки поднялся и скоро притащил полное ведро воды и поставил его перед дядей Саней.
Я за это время сбегала за солью и принесла всю, что у нас была, вместе с деревянным ларцом.
Дядя Саня стал мыть картошку, и велел мне ему помогать. Потом он солил каждую мокрую картофелину и аккуратно укладывал в железный ящичек. Ящичек дядя Саня прикрыл жестяным листом и сунул его в костёр, а затем обложил со всех сторон сучьями, которые уже превратились в раскаленные угли.
— Есть способ картошку в золе печь, но то слишком просто, а мы другой, похитрей, применим, — сказал дядя Саня.
Мы сидели и молча следили за тем, что он делал. И так хорошо было! Вокруг всё сперва стало синим-синим, а потом по всему небу звездочки рассыпались.
Хворост в костре постреливает, и дым в носу щекочет. Бум пришел, улегся рядом со мной и тоже на огонь глядит, а в глазах его маленькие костерчики горят.
— Вот когда я был пионером, — сказал дядя Саня, — мы в лагерях ни одного вечера без костра не проводили.
Все посмотрели сперва на дядю Саню, а потом друг на друга, потому что очень удивились тому, что дядя Саня был пионером. Но никто ничего не сказал, а дядя Саня продолжал:
— Давно это, друзья, было. Ленинград тогда еще Петроградом назывался. В те годы, кроме пионеров, еще бойскауты были. Ходили в коротких штанах и ковбойских шляпах, вот с этакими полями, — дядя Саня широко обвел вокруг головы. — А в руках у всех длинные палки, будто собираются в Ленинграде по горам, которых нет, лазить. Одеты все чистенько… Ботинки что надо! Не то что у нас — рвань. Тогда еще много разных торговцев и всяких частных фабрикантов было, а это их деточки… Но у нас хоть и не было палок, а мы их здорово лупили, этих маменькиных бойскаутов. Они ведь только прикидывались сильными, а сами ничего делать не умели.
— А куда же они подевались, эти бойскауты? — спрашивает Нолька.
— Да никуда. Как стало пионеров побольше, так они и сгинули.
— Здорово! — воскликнул Валёнка и громко рассмеялся.
Дядя Саня о чем-то подумал, потом улыбнулся и сказал:
— Песня у нас, пионеров, тогда хорошая про картошку была. Не знаете ее?
— Я по радио слышал, — сказал Нолька.
А мы все закричали:
— Спойте, дядя Саня!.. Спойте, спойте!
Дядя Саня засмущался и закашлялся.
— Да у меня, ребята, ни голоса, ни слуха… Ну да ладно… Только — условие: всем подпевать!
И запел. А сам улыбается, такой веселый стал и, правда, на пионера сделался похож.
Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка,
Пионеров идеал-ал-ал.
Тот не знает наолажденья-денья-денья-денья,
Кто картошки не едал-дал-дал.
И мы все дружно подпеваем: «Дал-дал…»
Дядя Саня дальше:
Дым костра, углей сиянье-янье-янье-янье,
Серый пепел и зола-ла-ла.
Дразнит наше обонянье-нянье-нянье-нянье
Вкус картошки у костра-ра-ра…
Так распелись, что и в самом деле картошки захотелось. Даже Борька Скутальковский забыл, что он нам уже не компания, и вовсю с нами пел. В воздухе прохладно сделалось, а от костра теплом веет, и красные языки пламени змейками в ночи вьются.
— Ну, конечно, пионеров идеал уже готов, — сказал дядя Саня и стал палкой разгребать костер. Он высвободил железный ящик, подвинул его к себе и сбросил крышку.
