— А там правда… есть одна тайна. Не выдашь?
— Никогда в жизни, — поспешно сказал Максим и тоже заволновался.
— Тогда пошли. Дай руку… Ой, а что у тебя в кулаке?
— Болтик, — улыбнулся Максим. — Я его утром нашел. Он сегодня весь день со мной. — И разжал пальцы.
— Хороший. Береги, — сказала Таня. — Ну, идем.
И они стали спускаться по тропинке.
Это был заросший травяным кустарником уступ. Ни сверху, ни снизу нельзя было его разглядеть. Да и с тропинки, которая пробегала в трех шагах, он был незаметен. Но Таня потянула Максима за собой, они скользнули между могучих старых репейников и оказались на узком твердом карнизе.
«Тайный уступ», — с удовольствием подумал Максим. И увидел щель. Большой пласт земли был словно отколупнут ножом великана и слегка отошел в сторону. Но он не оторвался, потому что его связывали с глинистым обрывом запутанные травяные корни. На них висели крошки и паутина.
— Пошли, — шепотом сказала Таня и боком пробралась в щель. Пробрался и Максим — осторожно, стараясь не запачкать форму, которой и так уже досталось. Впереди было темно, и в глазах плавали зеленые пятна.
— Здесь у входа шнурок, — прошептала Таня. — Надо дернуть. И видимо, дернула. Потому что зажегся яркий кружок фонарика и осветил тайную пещеру.
Что это было? Жилище разбойников, подземелье рыцарского замка, индейский вигвам, капитанская каюта? Или все вместе?
Небольшая комнатка или даже нора, вырытая в толще берега. Размером чуть больше ящика из-под пианино. Стены были выложены кусками старой фанеры, а земляной потолок едва не касался Максимкиной пилотки. Но это Максим уже потом разглядел. А в первый миг он зажмурился от блеска серебряных звезд. Они были вырезаны из фольги и расклеены по стенам. Красный фанерный щит с желтым крылатым львом и два деревянных меча висели напротив входа. А на других стенах увидел Максим самострел, два лука, старую фехтовальную рапиру, колчан со стрелами, половинку полевого (а может быть, морского) бинокля, карту Южной Америки и пышный индейский убор из перьев.
— Это ты… все сама? — изумленно спросил Максим. Таня быстро повернулась. При свете фонарика ее глаза сильно блестели.
— Тут же была пещера. Я только немного подрыла. А потом все устроила. Нравится?
— Еще бы! — сказал Максим.
Вот это была девчонка!
— Оружие тоже сама делала?
— Конечно, сама. Еще в прошлом году… Про это гнездо никто-никто не знает, только я одна… И еще ты…
— Сюда никто и не доберется, — понимающе сказал Максим. — Место крутое, входа не видать… А если враги полезут, можно одному против сотни держаться. Позиция что надо!
Откуда могут взяться враги. Максим не знал, но отчетливо представил, как они лезут снизу через кусты. В звериных шкурах, с топорами, в глухих, похожих на ведра с прорезями шлемах… А он стоит на карнизе, сшибает их с откоса блестящим мечом и загораживает Таню. Хотя она не захочет, наверно, загораживаться, она сама меч возьмет. — И подход легко держать под прицелом, — продолжал он. — Можно, я посмотрю самострел?
— Конечно!
Таня торопливо сняла с гвоздя оружие. Максим упер в живот приклад, натянул на крючок резиновую тетиву. Выдернул из колчана стрелу и заложил в желобок. Прицелился в светлую щель выхода, где качались верхушки трав.
— Только не пуляй зря, стрела потеряется, — предупредила Таня. И спохватилась: — Нет, если хочешь, стреляй, конечно!
— Не буду, — сказал Максим. — Жалко стрелу. Он положил стрелу у ног и вхолостую щелкнул тетивой.
— А перья можно примерить? — Он показал на индейский убор.
— Бери. А я пилотку примерю, ладно?
В пилотке Таня стала очень похожа на мальчика. А на кого стал похож Максим в головном уборе индейского вождя, сказать было трудно: ведь он себя не видел. Если бы зеркало найти…
А зеркало было! Небольшое, с отбитым углом, оно висело в маленькой нише. В этой нише, как на сцене крошечного театра, толпились разноцветные мушкетеры, пажи и придворные дамы. Из пластилина. Здесь же лежали еще не смятые пластилиновые брусочки. Максим с любопытством глянул на это лилипутское дворцовое общество, но решил, что познакомится с ним позднее. Украшение на собственной голове интересовало его больше. Цепляясь за глиняный потолок, он устроился перед зеркалом.
Конечно, курносое и светлобровое лицо не очень походило на орлиный лик вождя ирокезов. И перья были не орлиные, а, скорее всего, от курицы, только покрашенные в разные цвета. Но все равно что-то ин- дейское было сейчас в Максиме. И он счастливым шепотом сообщил:
— Ах-ха-ха! Я гроза всех западных прерий!
Сбоку появилась Таня в пилотке. Их головы оказались рядышком, и Танины волосы защекотали Максимкино ухо. Максим и Таня в зеркале улыбнулись друг другу.
— Я похожа на стюардессу, да? — сказала Таня. Максим слегка обиделся за нее.
— Почему на стюардессу? Просто на летчика.
— А что за пилотка? — спросила она. — И вообще почему такая одежда у тебя? Форма какая-нибудь или просто так?
— Конечно, форма, — сказал он.
И тут его словно сбросило! Будто за язык дернул кто-то! Бывает же так: не думаешь хвастаться, нисколечко не хочешь врать, и вдруг сами собой выскакивают из тебя дурацкие обманные слова!
— Это форма школы космонавтов, — самым обыкновенным голосом сказал он.
И тут же перепугался! Вдруг Таня видела утром передачу и сейчас поймет, какой он хвастун! Хотя нет: если бы видела, то не спросила бы. Она смотрела удивленно и в то же время с уважением.
— Как это «школа космонавтов»? Такой кружок, да? Сказать бы, пока не поздно, «я пошутил». Но она так смотрела… И Максим произнес:
— Не кружок. Школа. У взрослых — училище, а у нас школа — для подготовки.
Таня села на дощатый ящик из-под мыла, взяла Максима за рукав.
— Садись. Расскажи.
Максим вздохнул и сел рядом. Совесть уже сверлила его, как бормашина, но язык словно работал сам по себе. Да и некуда было отступать.
— Это для подготовки полетов, — сказал Максим с самым серьезным видом. — Пока летают взрослые, но когда-то придется и детям. Когда другие планеты будем заселять. Это же скоро. Вот и готовят… Это не очень известная школа. Не совсем секретная, но все-таки… Ведь с космонавтикой связано.
Теперь Таня смотрела недоверчиво, с полуулыбкой. И, помолчав, снисходительно сказала:
— Космонавты не бывают в коротких штанишках.
Можно было смутиться или обидеться. Можно было сказать: «Не хочешь — не верь!» Максим чуть-чуть это не сделал. Но получилось бы, что он не прав. А он почти поверил в свою космическую школу. И сказал спокойно и убедительно:
— Мы же еще не взрослые. Мы вообще самая младшая группа и только готовимся. Но все равно когда-нибудь придется лететь.
— Честное пионерское? — спросила Таня. Но не требовательно, а скорее жалобно. Максим грустно качнул головой.
— Ты же видишь, я еще не пионер. Нас в пионеры знаешь когда принимают? Только после… — Он чуть-чуть не сказал «после первого полета», но это было бы уже явное вранье. И он объяснил: — После цикла тренировок. А мне еще два захода на невесомость…
Таня смотрела не отрываясь. Но не в лицо Максиму, а чуть опустив глаза. Кажется, звездочку на жилете разглядывала.
«Сейчас скажет: «Дай честное октябрятское» — и тогда капут», — понял Максим.
Она не сказала. Сняла пилотку и стала разглядывать серебряные крылышки.
Максим не знал, конечно, о чем она думает. А Таня думала: «Может быть, он и не хвастает. Может быть, и правда есть такая школа… А если хвастает… ну и что? Он же мальчишка. Это же простительно. Все равно он храбрый и симпатичный. Просто он этого не понимает и хочет показаться лучше. Ну и пусть. Зато он сразу понял, какое хорошее здесь гнездо. И в оружии разбирается, как настоящий Принц, который всю жизнь носит шпагу…»
— Эта пещера знаешь как называется? «Гнездо ласточки», — сказала она.
— Это потому что на высоком берегу, — понимающе откликнулся Максим. — Они всегда на обрывах гнезда делают.
— Тебе здесь нравится?
— Конечно, — искренне сказал Максим.
— Ты только никому про «Гнездо» не говори.
— Никому. Я же обещал.
— А сам… если захочешь, хоть когда приходи. Если даже меня не будет…
— Ладно, — тихо сказал Максим. — Только я… лучше, когда ты…
И тут он окончательно понял, какой же он свинья и хвастун. Наплел какую-то чушь про школу космонавтов. Как теперь разговаривать и смеяться с легким сердцем? К тому же все равно она узнает. Разве тогда придешь в «Гнездо ласточки»?
Забывшись, он стукнул себя кулаком с болтиком по колену. По забинтованному! Боль круглыми толчками раскатилась по всем жилкам. Тогда Максим сжал зубы, встал, снял индейское оперенье и повесил на гвоздь. Зажмурился. И так, зажмурившись, тихо сказал:
