Когда кончил кричать этот свирепый голос, Король не знал: он уснул и не слышал дружного «Гейл Хитлер!». Не слышал и того, когда ушли гости. И что тут удивительного, ведь проехать в исключительно неудобной позе, кривобоко, от Звенинога до Журавлей, всё-таки тяжело, если ещё учесть, что сзади сидела Марви, которая в данной «материализации» хотя и не весила ничего физически, тем не менее заставляла ехать осторожно, напряжённо, чтобы не было ей больно на ухабах… Заодно, чтоб не расплескалось молоко.
Король проснулся, пожалуй, от тишины, оттого, что оборвались усыпившие его крики и ругань из «Филипса». Король проснулся, когда Хелли убирала со стола в торжественной комнате. За столом остались сидеть Алфред и Тайдеман, последний говорил, что вот как проставлены мировые акценты в прослушанной речи: оказывается, уже в тридцать пятом в Европе готовились к нападению на Германию, а не она мечтала овладеть Балтикумом да ещё Россией…
— Однако Харьков немцы взяли, там тяжёлая промышленность и девятьсот тысяч населения.
— Что Харьков?.. Они от Москвы на расстоянии шестидесяти километров. А из Ленинграда беженцы, которые через финский фронт пробрались, рассказывают: в городе паника, на улицах громкоговорители орут речи вождей большевизма, голод, люди предпочитают жить где-то в лесах, в землянках, а по ночам рыщет гэпэу, если кто ропщет — исчезает бесследно. Но неужели даже и генералы у них к немцам переходят?
Алфред озабоченно вертел в руках вилку, которой дожидалась за его спиной Хелли.
— Значит, верно они Ленинград крепко схватили, если этот Андреев… всё-таки генерал армии… перешёл к немцам да ещё со своими бойцами…
— Не со всеми, солдаты убили многих офицеров.
— Фанатики у них, что ли… Говорят, отступая, убивают своих раненых по приказу Сталина, чтобы те не могли дать немцам сведений.
Хелли схватила наконец вилку и унесла оставшуюся посуду в кухню. Она порядком устала, а тут ещё посуду мыть, и Король валяется в их постели в одежде, и время подходит к вечеру, из-за этих речей у неё нарушился весь день, и целый котёл белья остался не-выстиранным, а этим что — сидят и рассуждают. Так она могла только чувствовать и думать про себя — мужчинам лучше об этом не заикаться, они этого не любят.
Конечно, немцы… Они приходят к Алфреду, он здешний, для них местный, говорит на их языке, музыкален, умелец, им с ним интересно общаться, тем более что у него бывают местные интеллигентные люди, следовательно, Хелли нужно быть хозяйкой их с Алфредом гостеприимного дома, и неизвестно, что будет впереди, лучше, когда со всеми освободителями хорошие отношения. К тому же они вежливы, воспитанны, у них хорошие манеры, они не едят жареную картошку ложкой, из консервной банки прямо ножом. Они знают, в какой руке надо держать нож, в какой вилку и на сколько сантиметров белая манжетка сорочки должна выглядывать из-под рукава пиджака или военного кителя; а это важно: когда человек такие вещи знает, он, бесспорно, культурный человек; эстонские интеллигентные люди, о, да, конечно, — большинство эстонцев, — научились этому ещё в семнадцатом веке, когда прислуживали немецким баронам, наблюдали, как те орудуют вилкой и ножом… Из поколения в поколение это передавалось, и вот результат: многие одеваются теперь так же умело, как в своё время бароны, даже фрак носят, даже смокинг, а радиокомментаторы, говоря о печати в какой-нибудь англоязычной стране, произносят не «пост», как это звучит в нормальной эстонской речи, а «пыуст» — так произносится на английском; они, конечно, не в Англии, они это знают, но произношение у них — ого! — не какое-то там кокни: фамилию, скажем, Карлсон он произносит Каалсон, съев мимоходом одно «а», и всё-таки он сказал, как настоящий швед… этот Прийт из деревни Гусиная Нога.
Поэтому и Хелли не должна пахать носом грязь, тем более что немцы всегда галантны, делают небольшие подарочки: шоколад, духи, одеколон, даже пудру, хотя Хелли не пудрится. Приглашает Алфред, ради оживления застолья, украшения компании и разнообразия, женщин — Вальве да госпожу Морелоо, немцы с ними очень даже тактичны, не вульгарны, не навязчивы, скорее даже наоборот — Вальве и Морелоо, особенно госпожа Килк, сами всячески стараются им понравиться. Хелли проинформирована о том, что в городе у многих местных красавиц немецкие кавалеры из офицеров и унтер-офицеров, надо думать, солдаты тоже не дремлют, если удаётся. Немецкий язык стал моден. Во всяком случае, Хелли полагает, у русских освободителей такого улова не было.
А другие — Килк, Тайдеман? Не с одним же Алфредом разговаривать гостям-офицерам. Тайдеманиха единственная их порога ещё ни разу не переступила, ходит, как всегда, в рванье, таскает домой, что находит, и любопытно, где у них там всё это помещается? Было бы интересно как-нибудь к ним заглянуть. Но они не пускают. Они никогда к себе не зовут, даже тогда, когда Хелли что-нибудь нужно, или по дому или уплатить за аренду квартир. Тайдеманиха приоткроет дверь, примет на пороге плату, даже не удаётся заглянуть на кухню.
Сам Тайдеман костюмы, разумеется, тоже не меняет— всё в одном-единственном старом в полоску, совсем выгоревшем от солнца, неизвестно какого цвета, но всё-таки смотрится как бережливый хозяин, впечатления неопрятности не производит, в отличие от старухи, о которой иногда можно подумать, будто она только что выбралась из помойной ямы. Немцы поначалу присматривались к Тайдеману с долей подозрительности, затем освоились, привыкли. Теперь обращаются к нему «Герр Каарел».
Да, но Его Величество всё это в настоящую минуту не волновало — он спал.
Как и было объявлено, это случилось 15 ноября. Всё в точности так, как должно было быть 1 ноября, когда все дети в республике пошли в школу, кроме островных: флаги, в актовом зале торжественное собрание учащихся и их родителей, речи произнесли городской голова и директор школы, затем освящение. Но Его Величество всё своё внимание сконцентрировал на предстоящем концерте художественной самодеятельности, в котором принимал участие и оркестр «Эести Ноор» — эстонская молодёжь. В актовом зале школы присутствовали все, в том числе и гардеробщики с уборщицами. Одной только Марви не было…
Именно по этой причине Королю расхотелось представлять эстонскую молодёжь, ему надоело таскаться с дурацкой гитарой на их сборища, репетиции, тем более что у него имелся велосипед, а свободного времени теперь оставалось гораздо меньше. Как это ни отвратительно, но в школу ходить-то надо, деваться некуда.
Алфред закончил наконец возиться с грузовиком. Он сдал экзамены на право вождения автомобиля, впрочем, сдал не сдал, где сдавал, кому — об этом Королю малоизвестно. Хелли однажды сказала:
— Надоели мне твои учебники, весь дом ими завалил, хватит с меня и одного двоечника.
Алфред на это ответил:
— Больше их не будет, сейчас поеду в порт за грузом для немецкого склада.
И действительно, Алфред собрал свои книжки по автоделу и отнёс в производственный дом. Вскоре он подкатил свою машину, и все жильцы из близлежащих домов вышли поглазеть. Не на сам грузовик, конечно, — повидали их всяких — чудом было для обыкновенных людей то, что стоит вот грузовик, а рядом с ним их согражданин, который сам собрал его, из груды металлических деталей, смонтировал, можно сказать, построил своими руками, хотя недавно и понятия не имел, как заводится мотор. Присутствовали и Мария Калитко, и Тайдеман, единственный человек, которому Алферд пересказал в очередной раз детальный процесс создания машины: когда и что ему удалось раздобыть, где, как и какие детали сработать, что изменить в конструкции, что заменить, что скомбинировать, так что невозможно было даже определить, какой марки его автомобиль — не то форд, не то крейслер, — важен, в конце концов, результат: он сделал машину и сам на ней ездит. С помощью завязавшихся немецких связей ему удалось и работу для своего грузовика обеспечить: перевозку товаров, поступающих на немецкую продовольственную базу с порта Ползучий Остров, по-эстонски Роомассааре.
Король достигнутым гордился больше самого Алфреда. Он восхищался отцом — не всякий умеет сделать грузовик! Кому он только не хвастался! Как и в день своего рождения, он облетел всех и каждому не преминул об этом… заявить. Нет, конечно, не так прямолинейно, как раньше, человек всё же повзрослел. Эдак мимоходом, вроде случайно заходил то к Арви, то к Морскому Козлу, ну а Свен с Вальдуром просто по рангу обязаны знать, и он в подробностях пересказывал всё, что рассказывал Алфред Тайдеману: где доставал детали, какие сделал замены, какие внёс изменения в моторе и т. д. Только Лонни он об этом не известил, коров на пастбище уже не гоняли, а где проживала Лонни, он не знал.
В первый же вечер выгоды шофёрской работы стали очевидны: Алфред притащил домой ящик смородинового повидла. Нет, не полный ящик, конечно, в нём чуть больше половины, но вы подумайте — в такое время просто даром достать столько повидла! Оказалось, с грузовика, едущего впереди, на ходу свалился ящик и, естественно, разбился. Слава богу, что повидло было густое, масса не расползлась. Алфред его подобрал, и Король пришёл в дикий восторг, он давно подозревал, что в этом автомобиле скрыты неограниченные возможности. Разумеется, и Хелли отнеслась к повидлу благожелательно.
