— Высший класс машина! Ходи год и не проверяй! В кино хочешь? Индийская картина. Говорят — песни, танцы и слезы.
— Про любовь? — без интереса спросил Димка.
— Еще и стреляют. Видишь, — Федор Николаевич показал на огромный рекламный щит, — пистолет за поясом.
— Тогда пошли.
— Как раз в пятнадцать начало. Журнал можно и не смотреть.
Пока стояли у темной портьеры, за которой слышалась громкая музыка, отец ощупал мускулы на руках сына.
— Здоровый стал. В меня. Как живешь? Нормально? Живем — хлеб жуем?
Димке и рта можно было не открывать — отец сам за него отвечал.
«Хоть бы в зал скорей пустили», — подумал Димка.
Через минуту штору отдернули, и они заняли свои места.
Стреляли в картине мало, зато от песен и танцев Димка просто устал. А вот девушка, сидевшая по левую сторону от него, то и дело подносила платочек к глазам, и Димка, плохо следивший за тем, что происходит на экране, никак не мог взять в толк, отчего девушка утирает слезы и отчего плачет та, на экране, с огромными черными глазами, которая лишь недавно веселилась и тонким, визгливым голосом пела свои длинные песни.
Димка от души обрадовался, когда дали свет.
И отцу фильм не понравился.
— Сказка, — надевая шляпу, сказал он. Лишь главную исполнительницу похвалил: — Огненная женщина!
Оказавшись на улице, Федор Николаевич посмотрел на свою «высшего класса машину» и почмокал языком:
— Где бы нам… — Он стал оглядываться по сторонам и скоро нашел, что искал: на первом этаже сиреневого дома с буквами наверху: «Летайте самолетами — это выгодно и надежно!» помещалось кафе. — Не совсем то, — поморщил он круглые и сочные, как у Димки, губы, — ну, добрые люди выручат, небось, найдут.
В кафе он снял шляпу, накинул ее на штырь вешалки, стоявшей в углу небольшого зала с десятком столиков, и сказал:
— Садись, капитан. Бросай якорь… Времени… — Электронные свои часы он, видно, купил недавно — снова с удовольствием отдернул рукав серого пиджака. — Для сердечной беседы времени у нас — сорок минут… Что смотришь на меня? Сивый стал? — Он пригладил рукой густые, тоже как у Димки, волосы. — Летят годочки. На будущую зиму сороковку встречу… Но мы еще… — Отец встрепенулся, поставил перед собой твердые кулаки. Отраженные в вишневой полировке стола, кулаки выглядели солидно, и он добавил: — Еще кое-чего можем!
На добрых людей отец не напрасно надеялся. Подошла девушка в кружевной наколке на волосах, вежливо справилась:
— Что желаете?
— Вот этому капитану, — заглянув в меню, сказал Федор Николаевич, — порцию мороженого с вареньем, а мне кофейку. И чего-нибудь в него добавить. Сделаете?
— Отчего же, добавим.
— А чего добавить? — спросил Димка, когда девушка с наколкой отошла.
— Коньячку, капитан. Всего лишь коньячку. Он в цене, конечно… Однако располагаем! — И отец похлопал себя по нагрудному карману. — Живу — не тужу, с маслом хлебушек жую! С этим — в порядке… А вот… — Взгляд его затуманился, отец посмотрел на Димку — Ну, сынок, уговорим мамку? Чтоб все у нас по-человечески было, как у добрых людей положено, чтоб я при сыне состоял, а ты бы, понятное дело, при законном отце. Уговорим?
— Вы же развелись, — сказал Димка.
— Долгое ли дело — опять распишемся! Еще раз свадьбу сыграем. Ведь если за шесть лет не вышла замуж, значит… Неужто не уговорим, вдвоем-то? Ну? Ты сам-то как?
Димка пожал плечами:
— Я что… Мама…
— Такую бы свадьбу сыграли! Подарки, само собой… Я вот принес тебе сегодня. — Отец запустил руку в карман (не в тот, по которому хлопал, — в другой) и вынул — Димка подумал: записная книжка. Но это была не книжка. Федор Николаевич с легким щелчком отжал запорную кнопку и, придав лицу значительное выражение, вытащил из футляра счетную машинку с набором маленьких клавиш-пуговок и окошком сверху.
— Ого! — сказал Димка.
— Электроника! — Отец поднял вверх палец с желтым ногтем. — Весь мир на ней держится!
— А можно… чего-нибудь посчитать? — спросил Димка.
— Да что угодно. — Отец посмотрел в меню. — Мороженое с вареньем — тридцать семь… Нажимаем. Кофе… про коньяк не сказано. Допустим — семьдесят семь… Нажимаем. Складываем. Что наверху? Рупь четырнадцать. Как в аптеке! Понял? И вся высшая математика!
— Ух ты! — восхитился Димка.
Он и мороженое, политое вареньем, ел, не замечая вкуса, — все глядел на машинку и время от времени осторожно тыкал пальцем в кнопочки, каждый раз поражаясь, с какой быстротой выдает машинка огненными цифрами самый невероятный по сложности результат.
— И в школу можно брать! — радостно сказал он.
— А как же! — поддержал отец. — Первым отличником станешь. Другие еще пример в тетрадке не написали, а у тебя — ответ готов!
Когда пришло время рассчитываться за кофе и мороженое, Федор Николаевич с улыбкой показал на машину:
— Итог подбит с точностью до копейки. — Он сунул бумажку в карман официантки и сказал: — Сдачи не нужно. Благодарим!
— И вам спасибо, — улыбнулась та. — Приходите еще.
Отец надел шляпу и, затолкав машинку в футляр, подал Димке:
— Владей. И отца помни… До остановки меня проводишь?
Они вышли на улицу, и Димка, поглядев на уверенно шагавшего отца, вздохнул, потрогал в кармане дорогой подарок. Спросить или не спросить? Скоро подойдут к остановке и… Но Димку не это больше смущало— как обратиться к отцу? На языке вертелось: «Пап, а скажи…» Вертелось, да не выговаривалось. И он, тронув отца за руку, неловко произнес:
— А это… ты откуда столько денег берешь? Работа такая?
— Работа… как всякая работа, — усмехнулся отец. — Была бы голова да руки. Зарабатываю я, Дима, прилично, не обижаюсь.
— А чего ты делаешь?
— Дело нехитрое, телеграммы разношу. Три-четыре часа работы. Да и то не каждый день.
— И сколько платят?
— Ну… на эти с маслом не пожуешь. Подрабатываю.
«Чего-то юлит, — подумал Димка. — Может, ворует?»
— А в милицию за это не заберут? — решившись, спросил он.
— Нет, — качнул головой Федор Николаевич. — С этим в порядке. — Потом, видимо, решив, что разговор слишком серьезен, поискал глазами укромное место, увидел за углом дома, во дворике, белье на веревке, качели на двух столбах и свернул туда. И лавочка нашлась. Смахнул с нее песок, присел.
— Видишь, ногти желтые, — показал он руку. — Отчего, думаешь? От курева? Нет. От воды. Червяк есть такой, трубочник. В нитку толщиной. Живет в ручье. А ручей… в нем не напьешься — грязь, нефть. Вот и мою трубочника. Мотыля тоже мою. Работа, конечно, бывает и почище. Но, как говорится, всякий труд почетен. Зато и деньги беру хорошие. Лучший корм для рыбок. А еще черных телескопов стал разводить. Редкая рыбка. В большом почете у любителя. Но выращивать трудно. Капризное дело — икра, мальки, температура, вода особая. А потом выкормить. Но когда уж выкормишь, доведешь до товарной кондиции — это деньги.
Отец посмотрел на часы, усмехнулся:
— Время — тоже деньги. Пора мне, Дима. Видел, на доме было написано: «Летайте самолетами»?.. Надо спешить… А ты, будет случай, скажи обо мне хорошее слово маме. Глядишь, все у нас и пойдет ладом. Долго ей быть одной? Ну, глупый я был, может, чего не так делал… Теперь поумнел, не пью. Какого еще принца ей надо? Не всем же работать в газете!.. А часы тебе нравятся? — неожиданно спросил отец и опять поднял рукав. — Что ж, и тебе куплю такие. Парень большой. Ты в какой ходишь?
— В пятый перешел.
— Да ну! — словно начисто забыв, сколько сыну лет, сказал Федор Николаевич. — Тогда и говорить не о чем — куплю!..
На остановке автобуса отец, как взрослому мужчине, пожал Димке руку:
— Ты с матерью поосторожней говори. Про машинку… тоже, пожалуй, не надо пока… Сердечный привет Елене Трофимовне!
Бабушка словно дожидалась этого привета. Встретила Димку с таким лицом, что он подумал: «Нет, все равно не выпытаешь! И тебе не скажу про машинку».
И не сказал, хотя бабушка про все подробно расспрашивала и сильно удивилась, что ее недавний зять ничего не подарил сыну.
— Мороженым угостил, в кино были — хватит. Чего еще? — Димка пожал плечами.
А про то, что отец разводит аквариумных рыбок, сказал. Чего таить — дело интересное. И нужное. Не раз бывал в зоомагазине — сколько любителей толпится! Все хотят хороших рыбок заиметь.
Елена Трофимовна занятие Федора Николаевича тоже одобрила:
— Я ведь говорила — он поворотливый. Такие на дороге не валяются. Пусть-ка Надежда еще раз подумает…
Потом Елена Трофимовна взяла хозяйственную сумку и звякнула ключами:
— Все ждала, когда вернешься. За хлебом схожу да посмотрю в молочном.
Димка обрадовался, что остался один. Скорей машинку на стол и принялся всякие головоломные задачки задавать. Справляется! И секунды не думает. Хорошую вещь отец подарил! А если еще часы… Но… можно ли принимать такой дорогой подарок? Если мама узнает… Что скажет? Она-то золотые часы не захотела от него брать.
