пуговицы висели на ниточках, а одна пуговица от Надиного пальто совсем потерялась.
Мама была очень недовольна.
— В таком виде девочки с прогулки не приходят, — говорила она. — Вот я папе всё расскажу, когда он приедет. Если бы ты ещё была мальчишкой…
Редко мама сердилась на Надю, а тут отчитывала её без конца. Надя даже пожалела, что она не мальчишка, и немножко всплакнула:
— Мамочка, но ведь так трудно найти этого мальчика в тюбетейке! Никак не отыскивается! Оттого всё и случается… подряд…
— Какого мальчика в тюбетейке? О чём ты, Надя? Сейчас же возьми носовой платок!
Рукой Надя утирала слёзы на щеках и под носом. Она послушно достала из кармана передника платок, высморкалась. И кинулась к маме, сидевшей у стола, обхватила её за шею.
— Не сердись, мамочка! Ты у меня всегда такая добрая, не могу я, когда ты сердишься… Мальчика где-то бьют, а он маленький, худенький… ну, как же это?
И вот Надя сидит у мамы на коленях и всё-всё ей рассказывает.
Мама удивляется, расспрашивает о подробностях, сочувствует Ане, что Петя от неё убежал, когда они разговаривали со старушками, смеётся над проделками Кудряша, хоть и качает головой:
— Ходили в чужую квартиру, и ты мне ничего не сказала: не годится так делать, Надюша!
Смущённо Надя рассказывает и про дразнилку, которую она кричала Баскову. Из-за этой дразнилки и берет в лужу попал…
Прикусив нижнюю губу, мама хмурится:
— Ну-у, Надюша, что ж это ты? Девочке так себя вести просто даже неприлично.
Надя краснеет, но на душе у неё легко и весело. Кажется, что какую-то тяжесть она с себя сбросила. Она прижимается к маме, целует её и сама не понимает, как могла она так долго ничего не рассказать своей мамочке. Просто так уж вышло. Хорошо, что наконец рассказала!
Теперь вместе с мамой они придумают, как найти мальчика в тюбетейке и как ему помочь. Завтра с самого утра начнут придумывать. Ведь завтра воскресенье и маме не надо идти на работу.
Воскресное утро выдалось дождливое. Вот досада! А Наде так хотелось побежать к Ане и поделиться с ней радостной новостью: Надина мама всё знает и что-нибудь им посоветует.
— Как только дождик кончится, побегу во двор, — сказала Надя.
— Сегодня мы вместе погуляем, — сказала мама. — Мне надо съездить в «Пассаж», возьму тебя с собой, а потом по набережным погуляем, там очень красиво. Вообще… не слишком ли много ты бегаешь одна во дворе? — Мама озабоченно посмотрела на Надю. — Будь хорошей девочкой, Надюша, прошу тебя! Скорей бы уж папа вернулся из командировки!
— Так ведь он же вчера прислал письмо, что скоро приедет, — напомнила Надя.
Стараясь быть хорошей, она принялась за шитьё. Минут десять, длинных-предлинных, Надя сидела смирно и ковыряла иголкой куклину рубашку. Дней шесть назад мама скроила эту рубашку для куклы Зины. Нитка попалась непослушная: она тянулась за иголкой и всё время скручивалась и путалась.
От ниткиных каверз Наде даже пить захотелось. Она пошла в кухню попить водички и заодно поискать Мурку. Не мешало Мурке с Надей немножко поиграть.
В кухне за столом сидела, подпершись рукой, тётя Клава и думала вслух:
— Выбросить мне устарелые галоши, или они ещё осенью поносятся?
— Кис-кис! — звала Надя. — Коша! Коша!
Тётя Клава сказала, не замечая, что говорит:
— Да вон она, твоя калоша, лежит под паровым отоплением.
И Надя так смеялась — прямо остановиться не могла. Смеялась и кружилась по кухне, распевая:
— Коша-калоша! Коша-калоша!
И вдруг всю её насквозь пронзила страшная нестерпимая боль. Надя задохнулась от своего собственного крика.
Только потом она узнала, что задела локтем, столкнула с газовой плиты и вывернула себе на ногу кастрюлю с кипящим супом. А тогда она ничего не понимала от боли.
Суетились, бегали, что-то говорили, всхлипывали мама и тётя Клава. Хлопали двери. Надя лежала на диване. Кажется, с неё снимали чулок. Ногу жгло огнём. Надя кричала. Перед глазами у неё плыл красный туман. Она точно потонула в тумане и крике. Смутно-смутно слышала, что в комнате разговаривает и двигается кто-то ещё, кроме мамы и тёти Клавы. Мелькало мамино помертвевшее от испуга лицо. Что-то делали с Надиной ногой, может быть, сдирали кожу…
Внезапно Наде стало легко и тихо: боль отпустила. Так хорошо сделалось, что даже не верилось. Наверно, от этого блаженства Надя заснула, потому что ей приснился фокусник Павел Иванович. В белом халате и в белой шапочке, он наклонился над Надей и ласково её успокаивал:
— Сейчас, Надюша, сейчас! Вот ещё маленький укольчик сделаем — и будет всё в порядке…
В Надину руку остро кольнуло повыше локтя. Туман рассеялся. Теперь фокусника было видно очень ясно. Он сидел на стуле возле дивана. Надя смотрела на него и ничего не говорила. Зачем разговаривать с тем, кто снится? Она отдыхала от ужасной боли. Но какой отчётливый сон, всё-всё как по правде. Вон и мама стоит, лицо заплаканное…
Надя обвела взглядом комнату и вскрикнула.
— Ты что? — фокусник взял Надю за руку и стал щупать пульс.
— Там… — другой рукой Надя показала на стол.
На столе, среди пузырьков, склянок, разбитых ампул, кусков марли, лежала пёстрая тюбетейка.
— А где же мальчик? — тихонько спросила Надя.
— Бредит! — заплакала тётя Клава.
Фокусник внимательно посмотрел Наде в лицо:
— Не похоже… О каком мальчике ты говоришь, Надюша?
— Нет, я не сплю! — громко сказала Надя и пощупала белый халат Павла Ивановича. — Вы теперь превратились в доктора? Вы же фокусник, вас Петя часто вспоминает.
— Какой фокусник? — ужаснулась мама. Про фокусника Надя забыла ей рассказать.
— Ой, беда, беда! — запричитала тётя Клава. — Обварилась наша деточка, да и помешалась!
А Павел Иванович откинулся на спинку стула и расхохотался. Потом полез в карман, достал седые усы, как-то прикрепил их под носом, надул щёки и приказал басом:
— Отвечай, что за мальчик? А то превращу тебя в стрекозу, чтобы кастрюльки с плиты не сталкивала.
Надина нога протянулась на чистой простынке, прикрытой марлей, вся жёлтая, чем-то облитая и обмазанная. А сама Надя крепко вцепилась обеими руками в большую руку усатого дядьки-фокусника — доктора Павла Ивановича. Не исчез бы опять или не превратился бы в кого не надо!
Всё-всё рассказала ему Надя: как кричал мальчик и на голове у него пестрела
