Копилка тоже посмотрел на генерала, и оба поняли, что ни тот, ни другой не хотят рассказывать о приключении под липой, о том, как они подрались из-за одежды.
— Нужно обыскать все царство, — решительно продолжал генерал, — и положить конец проказам этого бездельника.
— Провести обыск во всем царстве, — повторил правитель, — сейчас же, немедленно.
— Есть, — Атьдва вскинул руку к испачканной на пожаре сажей шапке и сдернул измазанный китель.
Атьдва подпрыгнул на колесиках, собрал своих «солдат» и пошел делать обыск.
Дом огородника Терентия давно показался ему подозрительным. Чуткое генеральское ухо уловило, что именно отсюда раздался таинственный выстрел.
Атьдва во главе своего воинства подошел к дому огородника. Придерживаясь рукой за столб от ворот и стоя на одной ноге, генерал громко постучал другой ногой.
Огородник Терентий открыл ворота. Поджилки у него тряслись от страха, колени дрожали, но лицо улыбалось.
— Входите, входите, генерал Атьдва, — он широко раскрыл калитку. Что привело вас ко мне?
Генерал ничего не ответил и ткнул пальцем в тугой живот повара.
— Ну-ка, посмотри, кто живет в доме. Узнай, на сколько персон готовить обед?
— В этом доме я живу один, — вступил в разговор огородник.
— Молчать! — обрезал генерал. — А ты, — указал вояка на садовника, иди в огород и следи, чтобы никто не бродил вокруг дома и не мял траву. Как увидишь, кто мнет траву, — тащи сюда. А ты, чистильщик сапог, посчитай, сколько в доме ботинок. Найдешь вторую пару — ищи владельца.
Дворника он послал обметать все углы в доме. Хранителя платья — искать надетую на мальчика красную рубашку и синий колпак.
Генерал уже привык распоряжаться своими необыкновенными «солдатами», и ему даже нравилось придумывать каждый раз необыкновенные приказы.
Слуги исчезли в доме. Из комнат послышался звон разбитого стекла, грохот передвигаемых скамеек. Терентий обессилено опустился на крыльцо. «Неужели найдут скрывающихся в доме кузнеца Игната и Петрушку?» — думал он.
А Игнат и Петрушка, услышав голос генерала, спрятались в печь.
— Авось не найдут, — прошептал мальчик.
— Нет, повар обязательно заглянет в печь, — объяснил кузнец. — Нужно вылезать через трубу. Полезли. — И первым двинулся вверх. Петрушка следовал за Игнатом. Сажа сыпалась на голову, забивалась в рот, нос, попадала в глаза. Но Петрушка упорно цеплялся за каждый выступ кирпича. Ему не хотелось попасть снова в руки генерала. Вот уже видно вверху голубое небо. Голова кузнеца высунулась из трубы.
— Что там? — шепотом спросил мальчик.
— Садовник ходит вокруг дома, — ответил кузнец. — Но все равно я прыгаю первым. Ты потом.
— Ладно.
Игнат спрыгнул на траву прямо перед носом садовника.
— Что ты здесь делаешь? — садовник схватил егоза плечо. — Генерал Атьдва, здесь топчут траву!
Генерал прикатил на голос.
— Что ты здесь делаешь? — грозно спросил генерал.
— Я чистил трубу, — не смутившись, ответил кузнец. — Я — трубочист.
— Да, да, — подошел к ним огородник Терентий. — У меня дымит печь, и он чистил мне трубу. Видишь, он весь в саже.
— Пошел отсюда, трубочист! — распорядился генерал. — Чтобы духу твоего не было.
Кузнец не стал ждать второго приглашения. Он повернулся, дошел до ворот, закрыл за собой калитку. Вот теперь он на свободе!
А через несколько минут во двор спрыгнул Петрушка.
— Опять ты здесь? — сразу увидел его генерал. — Я же тебя прогнал? Ты зачем вернулся?
— Я веревку забыл, — не растерявшись, объяснил Петрушка.
— А ты, мне кажется, был выше ростом, — снова заговорил генерал.
— Совсем не выше, — принялся объяснять Петрушка. — Просто я стряхнул сажу и от этого стал меньше. — Вот так… — Он подошел вплотную к Атьдва и стряхнул сажу с рукава прямо на него.
— Уходи прочь, — отступил генерал. — Нельзя же, в самом деле, каждый день пачкать мундир сажей. Вчера на пожаре, а сегодня тут.
Петрушка не стал ждать вторичного напоминания. Он повернулся и исчез за калиткой.
У Терентия отлегло от сердца.
Петрушка расстался с кузнецом на одном из перекрестков.
— Мне пора, — сказал кузнец и, как взрослому, пожал мальчику руку. Мне нужно идти к ткачам, к гончарам, и мы все смеете будем бороться с Формалаем. А тебе пока нужно спрятаться в таком месте, где бы тебя не нашли.
— Я укроюсь пока у гончара Крынки, — ответил Петрушка, — он живет в маленькой землянке, и туда никто никогда не заглядывает.
На этом они расстались.
Никем не замеченный. Петрушка добрался до землянки гончара Крынки.
— Ну что же, — сказал гончар, когда мальчик рассказал ему про свою беду. — Где скрывается один — там укроются двое. Я думаю, что никто нас здесь не найдет. Как-нибудь проживем.
Весь день просидел Петрушка с гончаром Крынкой, и весь день они говорили о том, как им жить дальше.
— Я бы ушел куда-нибудь, — вздыхал гончар. — Да у меня больные ноги…
— Не горюй, дружище, — утешал Петрушка. — Только бы вышел из тюрьмы отец. Он сделает тебе новые ноги. А пока ты помоги мне незаметно уйти из города. Давай собьем всех со следа. Сделай мое изображение из глины. Я поставлю скульптуру на дороге, и все подумают, что это я. Пока разберутся, я уйду далеко-далеко. Мне обязательно нужно отыскать мою подружку Аленку.
— Я всегда готов помочь тебе, — ответил гончар.
Две ночи подряд они таскали и месили глину, а потом вместе делали глиняное изображение Петрушки. Мальчик подавал глину, мял ее, во всем старался помочь своему старшему товарищу. Чтобы статуя была полегче, гончар сделал ее полой внутри, как будто это горшок или ваза. Потом сшили для статуи красную рубашку и синий колпак. А чтобы было удобно нести, сплели легкую корзинку и уложили туда глиняного Петрушку.
Ночью Петрушка взвалил на плечо корзину, и они вместе с Крынкой двинулись вдоль улицы. Ночь выдалась темная, и никто не обратил на них внимания. Крынка проводил товарища подальше от города, помог на перекрестке дорог установить статую, потрепал мальчика по рыжим волосам, и колокольчик прощально звякнул.
Крынка заторопился домой, а Петрушка, спрятавшись в кустах, стал ждать: что будет дальше?
Наступило утро, хмурое, печальное. Низкие тучи нависли над дорогой. В полдень закапал дождь. Крупные капли побежали по спине Петрушки, потекли за воротник. Побежали они и по глиняной статуе, и мальчику показалось, что глиняный Петрушка заплакал от страха и одиночества. К вечеру, когда дождь перестал и солнце снова высушило статую, невдалеке послышался знакомый лай.
— Тузик! Тузик! — прошептал Петрушка, но громко не позвал. — Наверно, он идет с судьей Нашим-Вашим, — догадался мальчик.
И верно: собака шла со своим хозяином.
— Ищи, Тузик, ищи, — приговаривал судья.
— Я стараюсь, хозяин. Я очень стараюсь, — пролаял Тузик. — Я слышу запах Петрушки.
— Ищи, Тузик, ищи. Если ты найдешь Петрушку, ты будешь самой известной собакой и тебя вместе со мной пригласят во дворец к Формалаю.
— Я стараюсь, стараюсь, — снова протявкал Тузик. — Петрушка близко.
Тузик давно разобрался, что Петрушкой пахнет из двух мест: из кустов — настоящим, и с дороги — глиняным. Умная собака решила: раз настоящий Петрушка прячется — значит, хочет, чтобы его не нашли, а раз глиняный стоит посреди дороги — значит, он поставлен затем, чтобы на него обратили внимание.
И Тузик повел судью к глиняному Петрушке.
— Вон он, — взвизгнул Тузик. — Держи его, хозяин.
Судья посмотрел и в трех шагах перед собой увидел Петрушку в синем колпаке, в красной рубашке. Мальчик стоял неподвижно и не шевелился, но Нашим-Вашим почудилось, что он хочет удрать от него.
— Стой, не двигайся! — судья обхватил глиняного Петрушку обеими руками, прижал к животу и потрусил по дороге к городу. — Сейчас я отдам Петрушку Формалаю, — запел судья от радости. — Он казнит его. А я снова стану царским судьей.
Звенели бубны, трещали трещотки, глухо ухал барабан, стучали кастаньеты, кружились танцовщицы, гремя бусами и браслетами. Правитель развлекался. Однако ему было совсем не весело. Да и как царь станет веселиться, если он знает, что у него всего двадцать стражников, да и те не настоящие солдаты, а повара, дворники, чистильщики сапог и другие слуги.
Танцовщицы кружились все быстрее и быстрее, но Формалай не видел их. Он грустил, что не может уберечь свою день ото дня слабевшую власть. Хранитель царской памяти, который ни на минуту не отлучался из дворца, подошел, наклонился к уху Формалая и что-то прошептал.
— Сейчас же зови! — глаза-пуговицы у царя заблестели. — Вон отсюда!», — гаркнул он на танцовщиц.
