— Наверно, кто-то заболел, — сказала мама и поспешила в коридор. Потом окликнула: — Сережа, тебя. Москва.
Москва? Володя взглянул на бабушку, прислушался.
— Да-да, я все понял. Сегодняшним, вечерним?.. Но билет… Уже заказан? Есть. Да-да, понял… Собираюсь. — И повесил трубку.
— Кончился мой отдых, родные мои. Поезд через два часа. Сбор!
А что собирать-то? У отца специальный чемодан. Все там давным-давно сложено: чистое белье, носки, платки, бритвенный прибор. Мама с бабушкой стали готовить бутерброды в дорогу, а отец сказал Володе:
— Поговорим, сын. Садись. — Отец задымил папиросой. — Понимаешь, всякое может случиться.
— Что значит — всякое?
— Да кто его знает… Я ведь — военный человек. Так вот, первое: будь внимательным к маме, бабушке. Береги их, заботься о них.
— Хорошо, отец.
— Второе: думаю, будет большой бой с фашистами. Готовься! Лучше учи немецкий язык — это пригодится. И последнее: будь мужественным. Бейся до конца, до последней минуты верь в победу! И — пускай хоть смерть, но не склоняйся перед врагом.
— Хорошо, отец. — Голос Володи дрогнул.
Они обнялись. Отец стиснул его до боли. С улицы донесся сигнал автомобиля: это за отцом.
Знал бы Володя, что в этот момент они прощаются навсегда.
— Пионеры, вот и подходит к концу учебный год. Дорогие мои мальчишки и девчонки! — Зоя поправила прядку волос. Глаза ее блестели, видно, волнуется, — Вы не представляете, какое важное и торжественное событие вот-вот произойдет в вашей жизни.
— Какое же? — нетерпеливо спросил Герка.
— Сегодня последний пионерский сбор, — сказала Зоя. — и сегодня я еще могу сказать вам: «Дети!..»
— Мы слушаем вас, тетя Зоя, — пробурчал Герка.
Все заулыбались, задвигались. Хрюкнул Шурик Бобер.
— Да-да. Дети! — воскликнула Зоя. — Сегодня вы еще мальчики и девочки, но пройдет совсем немного времени, вы получите комсомольские билеты и минуете незримую черту. Вы оставите позади удивительную и прекрасную страну, имя которой — Детство, и очутитесь в не менее прекрасной стране, имя которой — Юность. Прощай, детство, прощай, красный галстук!
Дверь вдруг раскрылась, и на пороге класса показалась Лена.
Бледная, тоненькая, она радостно и смущенно улыбалась:
— Вот и я.
Лена осмотрелась и удивленно подняла брови: ее место было занято Ниной. Их взгляды встретились. Герка вдруг поднялся из-за парты, схватил Лену за руку и потянул за собой. Шурик присвистнул, все заерзали на своих партах: вот это да!
— Тихо, ребята, тихо, — Зоя постучала карандашом по столу и сказала Коркину: — Жорик, веди сбор.
— Пионеры! Сегодня мы… — голос у Жорика был густой и торжественный, — …сегодня мы рассмотрим вопрос: все ли пионеры седьмого «б» класса достойны быть рекомендованы в комсомол.
— Все достойны, чего там, — сказал Герка.
В классе стало шумно. Хлопали крышки парт. Кто-то смеялся.
— Внимание! — выкрикнула Зоя. — Коркин, в чем дело?
— Но это еще не все, — громко сказал Валька Сычев и пошел между партами к столу президиума. Его глаза горели, а короткие стриженные под «бобрик» волосы воинственно топорщились.
— Глядите, записочка зашифрованная. Жека ее кинул Володьке, а я перехватил.
Валька вынул из кармана разглаженную, наверно утюгом, записочку, которую Володя получил от Жеки: вот она куда девалась! Володя поднял руку, но Нина опередила его, мотнув головой, закидывая за спину косы, засмеялась, сказала:
— И никакой это не шифр. Это Жека азбукой морзе Володе писал. Оба они моряками и путешественниками стать собираются, вот и тренируются. Только и всего.
— Да дурачились мы просто, — сказал Володя.
— Дурачились? Ха-ха!
— Можно мне взглянуть? — громко попросил Герка.
Валька сунул Герке записку чуть ли не в нос. Тот посмотрел на бумажку, повертел, поглядел на свет, покачал головой и, скомкав, сунул в рот и начал жевать.
— Отдай назад! — Валька подбежал к Герке.
Тот, сожмурившись, проглотил записку. Валька остолбенел.
— А я с детства болею, — смиренно сказал Герка. — Мама рассказывает: раньше штукатурку ел. Отковырну и ем. Или бумажки. Неизлечимая болезнь.
Колька Рыбин захохотал, затопал ногами. Валька растерянно хлопал своими совиными глазами, подошел к парте, где сидела Лена, наклонился над ней и продолжил:
— Ты же дружила с ним? И вот! Лишь ты заболела, он стал вкручивать шарики другой девочке. Да он же весь морально разложенный, вот! Да-да!
— Негодяй, — четко и ясно произнесла Лена.
— Вот именно. Негодяй!
— Ты, Сыч, негодяй, — перебила Вальку Лена. — Мы как были с Володей друзья, так и остались. Отойди от парты.
— Ну, хорошо-о. Ну, мы еще посмотрим! — Валька не сдавался. Он повернулся к столу, за которым как статуя сидела Зоя и воскликнул: — Так вот, пионерка целует пионера: моральное разложение!
— Да Володя смелый, хороший мальчишка, — сказала Нина. — Потом… Я люблю его.
— Что-оо?! — воскликнула, будто очнувшись, Зоя.
— Ой! — пискнула Ира Неустроева. — Как здо-оро-во!
— Любовь у них! — захохотал Бобер. — Со смеху сдохну.
Выскочив из-за парты, Володя выбежал из класса.
Кто-то позвал его, он не остановился. Как все противно.
Он то шел, то бежал. Миновал Фондовую биржу, Зоологический музей, университет и спустился к Неве у сфинксов. Володя представил себе, что завтра во всей школе будут знать, что у него с Нинкой любовь.
Над Невой вновь пополз тягучий, протяжный зов парохода. Володя прислушался: может, «Шпицберген»? А что, если попытаться еще разок? Он дождется темноты, он знает теперь, как действовать. Володя взбежал на мост, перегнулся через его чугунные перила и увидел, что по самой середине Невы, густо дымя длинной трубой, уходил в сторону Финского залива пароход «Шпицберген». Сбоку от трубы вырвался белый пар, и пароход проревел в третий и последний раз.
Кто-то остановился за его спиной. Володя оглянулся. Это был Жека.
— Плохой мы с тобой тайник сделали, Волк, — сказал он. — Команда делала обход судна, и вот… — Он поддал ногой коробок спичек и засмеялся. — Ничего, наше от нас не уйдет! Главное, мы делали все, чтобы добиться своего…
Я не заметил, как они появились на берегу. Наверно, оставили машину у шоссе, а сами прошли через пальмовую рощу на берег. К полудню ветер с океана усилился, накатные волны стали еще больше, они с громом выплескивались на песок, жестяно шелестели листья пальм, и, конечно же, разве услышишь из-за такого шума урчание автомобиля.
…Первым их обнаружил Митька. Он вздрогнул, поднял одно ухо, второе у него никогда не поднималось, вскочил и отрывисто залаял. Так наш Митька лаял на женщин. Какое-то собачье удивление проскальзывало в его голосе. Дело в том, что попал на теплоход Митька ползунком, рос в мужском коллективе и, вполне понятно, считал, что люди на земле состоят из одних мужчин. Мы и то за свой долгий рейс порой забывали, есть ли еще на планете существа иные, чем грубые, изморенные тропической жарой мужчины?
— О, какой хороший песик… — послышался за моей спиной женский голос.
Я повернул голову. Она стояла в нескольких шагах от меня и с любопытством глядела в мое лицо. Наверно, я произвел на нее неплохое впечатление, потому что глаза, до этого просто любопытные, стали добрыми.
— Вы один? Что вы тут делаете?
Не уверен, что я делаю точный перевод, когда-то я прилично знал немецкий, да многое позабыл: давно не приходилось общаться с немцами. Но я все понял и спросил ее:
— А что делаете тут вы?
Она скорчила забавную гримаску и чуть повела головой назад. Я поглядел за ее спину: низенький толстяк в полосатых шортах устанавливал там противосолнечный зонт. Наверняка у толстяка было отличное настроение. Он бодро топал по твердому песку короткими волосатыми ногами.
— Папа? — спросил я.
— Не шутите, — сказала она.
— Эле-ен! — позвал толстяк. — Милая, иди, я тебе почитаю.
— Я еще приду, — сказала Элен. — И мы отправимся ловить бабочек. Хорошо?
Я опять увидел ее длинные стройные ноги; тень качнулась и исчезла, как будто секунду назад тут и не было молодой женщины. Митька успокоился, ткнулся мне в ладонь холодным мокрым носом и рухнул на песок. Солнце поднималось выше и начинало припекать, а ветер дул все сильнее, волны выплескивались на берег через равные промежутки. Большая, с крыльями в ладонь бабочка пропорхала над берегом. Когда бабочка складывала крылья, они вспыхивали ярко-зеленым пламенем. Я шевельнулся, чтобы вскочить и погнаться за этой бабочкой, как вдруг мимо меня пробежала Элен. Тут только я как следует разглядел ее и увидел, как хороша эта длинноногая женщина. Разбрызгивая воду, смеясь и что-то звонко выкрикивая, Элен бежала к океану, и мне казалось, что водяной вал, стеклянно посверкивающий и круто поднявшийся на отмели, вот-вот обрушится на нее. Но это был обман зрения. До опасности было слишком далеко, а бабочка уже летела в мою сторону, и мне надо было вскочить и поймать бабочку, я-то поймал бы, но я не двигался с места.
