Она знала, что собрание начнется в два часа и состоится в здании воскресной школы рядом с церковью, примерно в полумиле от дома мисс Полли. Поэтому она так спланировала свой поход, чтобы добраться туда примерно к трем часам.
— Я хочу, чтобы они все были там, — сказала она себе. — А то вдруг Джимми Бина захочет взять именно та, которой еще не будет там в два часа. И конечно же «два часа» всегда на самом деле означает три часа… для дам из комитета.
Спокойно, но с непоколебимой отвагой Поллианна поднялась по ступеням здания воскресной школы, отворила дверь и вошла в вестибюль. Приглушенные звуки дамской болтовни и смеха доносились из главной комнаты здания. Лишь на короткое мгновение остановившись в нерешительности, Поллианна распахнула дверь в эту комнату.
Болтовня сменилась удивленным шепотом. Поллианна несмело шагнула вперед. Теперь, когда наступил решающий момент, она ощутила непривычную робость. Все-таки эти большей частью незнакомые лица не были лицами дам из ее собственного любимого благотворительного комитета.
— Добрый день, благотворительный комитет, — вежливо, хоть и неуверенно произнесла она. — Меня зовут Поллианна Уиттиер. Я… я думаю, некоторые из вас меня знают; во всяком случае, я знаю вас, только не всех вместе как комитет.
Молчание стало теперь почти осязаемым. Некоторые из дам знали эту довольно необычную племянницу мисс Полли, тоже члена их комитета, и почти все слышали о ней, но ни одна из них не знала, что же сказать в эту минуту.
— Я… я пришла… внести на ваше рассмотрение один вопрос, — запинаясь, выговорила Поллианна после недолгого молчания, невольно прибегая к знакомым ей оборотам речи своего отца.
Среди собравшихся произошло легкое движение.
— Это… это твоя тетя послала тебя, дорогая? — спросила миссис Форд, жена пастора.
Поллианна слегка покраснела:
— О нет. Я пришла совсем сама. Понимаете, я привыкла к дамам из благотворительного комитета. Это они меня воспитывали вместе с папой.
Какая-то из дам разразилась нервным смехом, а жена пастора нахмурилась.
— Хорошо, дорогая. Какой же это вопрос?
— Это… это вопрос о Джимми Бине, — вздохнула Поллианна. — У него нет дома, кроме сиротского приюта, а там переполнено и он им не нужен… во всяком случае, он так думает. И он хочет иметь другой дом — какой-нибудь обыкновенный, чтобы там была мама вместо директрисы… и семью, которой будет не все равно… Ему скоро исполнится одиннадцать. Я подумала, что, может быть, кто-нибудь из вас захочет взять его… в свою семью.
— Да слыхано ли такое! — пробормотал чей-то голос, нарушив тишину, последовавшую за словами Поллианны.
Поллианна встревожено обвела глазами собравшихся.
— О, я забыла сказать, что он будет работать, — добавила она с жаром.
По-прежнему длилось молчание; потом одна или две дамы холодно начали задавать ей вопросы. Вскоре им уже была известна вся история, и они начали обсуждать ее между собой с оживлением, хоть и в не совсем приятном тоне.
Поллианна слушала их с растущим беспокойством. Многое из того, что она услышала, осталось для нее непонятным. Однако спустя некоторое время она догадалась, что ни одна из этих женщин не желала отворить двери своего дома перед Джимми Бином, хотя каждая из них, казалось, считала, что некоторые другие могли бы это сделать, так как у нескольких из них не было своих маленьких сыновей. Но не нашлось ни одной, которая согласилась бы взять его. Затем Поллианна услышала, как жена пастора робко предложила, чтобы комитет принял на себя расходы по содержанию и образованию Джимми, вместо того чтобы посылать в этом году такие крупные пожертвования на маленьких язычников в Индии. Тогда взяли слово очень многие дамы, а несколько из них даже заговорили одновременно, и еще громче и раздраженнее, чем прежде. Оказалось, что их комитет славился своими щедрыми пожертвованиями на миссионерскую деятельность в Индии, и многие дамы заявили, что умрут от стыда, если в этом году сумма пожертвований от их комитета окажется меньше, чем в предыдущем. Кое-что из того, что было сказано по этому поводу, Поллианна тоже не смогла понять. Получалось так, будто они не придают значения тому, на что пойдут их деньги, лишь бы сумма пожертвований, стоящая в каком-то отчете напротив названия их комитета, позволила им «возглавить список»! Но ведь они, конечно же, не могли так думать! Все это было не совсем понятно и очень неприятно, так что Поллианна была действительно рада, когда оказалась наконец на улице, на свежем воздухе. Но ей было вместе с тем и очень грустно, потому что она знала, как тяжело будет ей сказать завтра Джимми Бину, что благотворительный комитет постановил отправить все пожертвования на воспитание маленьких индийских мальчиков и не выделять ничего на воспитание одного мальчика в их собственном городке, потому что он «не будет никак отмечен в отчете», как заявила высокая дама в очках.
— Разумеется, очень хорошо давать деньги на язычников, и я не хочу, чтобы им перестали посылать пожертвования, — вздыхала усталая и печальная Поллианна, рассуждая сама с собой по дороге домой. — Но они ведут себя так, как будто мальчиков, живущих рядом, не стоит даже принимать в расчет, а думают только о тех, которые далеко. Я, впрочем, все же предпочла бы, чтобы для них было важнее, как растет Джимми Бин, чем то, как растут суммы в отчете!
Глава 13. В лесу на Пендлетон-Хилл
Покинув здание, где заседал благотворительный комитет, Поллианна не направила свои стопы к дому. Вместо этого она зашагала к Пендлетон-Хилл, высокому, покрытому лесом холму. Это был тяжелый день, хоть и «выходной» (так она называла те редкие дни, когда не было ни уроков шитья, ни занятий в кухне), и Поллианна была уверена: ничто не будет ей так полезно, как прогулка в зеленой тиши леса на Пендлетон-Хилл. Поэтому она размеренным шагом взбиралась по дороге на холм, несмотря на то что жаркое солнце припекало ей спину.
— Домой мне нужно успеть только к половине шестого, — говорила она себе, — и гораздо приятнее будет вернуться через лес, даже если и приходится для этого лезть на самый верх холма.
В лесу на Пендлетон-Хилл было очень красиво, Поллианна знала это по прежним прогулкам. Но сегодня лес казался ей еще чудеснее, чем обычно, несмотря на угнетавшую ее мысль о разочаровании, которое ожидало на следующий день Джимми Бина.
— Хорошо бы, они были здесь, на холме, все эти дамы из комитета, которые так громко рассуждали, — вздыхала Поллианна, поднимая глаза к лоскутам ярко-голубого неба, проглядывавшего через освещенные солнцем зеленые верхушки деревьев. — Я уверена, если бы они были здесь, то передумали бы и взяли к себе Джимми Бина, — заключила она, уверенная в своей правоте, но не в состоянии обосновать эту уверенность даже для себя самой.
Вдруг она подняла голову и прислушалась. Где-то впереди послышался лай собаки, а через мгновение небольшой песик с тем же лаем выбежал ей навстречу.
— Привет, песик, привет! — Поллианна пощелкала ему пальцами и выжидательно взглянула на тропинку. Она была уверена, что однажды уже видела его. Тогда он сопровождал Мужчину, мистера Джона Пендлетона. И теперь Поллианна всматривалась вперед в надежде увидеть хозяина. Несколько минут она внимательно смотрела, ожидая, но никто не появился. Тогда она обратила внимание на песика. Тот, как это было видно даже Поллианне, вел себя странно. Он продолжал лаять, коротко и резко, словно подавая сигнал тревоги, и бегал взад и вперед по дорожке перед Поллианной. Следуя за ним, она скоро добралась до боковой дорожки, вдоль которой песик помчался как стрела, только для того чтобы сразу вернуться, подвывая и лая.
— Нет, нет! Эта стежка ведет не домой, — засмеялась Поллианна, продолжая шагать по прежней дорожке.
Песик, казалось, обезумел. Туда и обратно, туда и обратно, от Поллианны к боковой дорожке, носился он, тявкая и жалобно скуля. Каждое движение его маленького рыжеватого тела, каждый умоляющий взгляд его темных глаз красноречиво взывали о помощи — так красноречиво, что наконец Поллианна поняла, повернулась и пошла за ним.
Песик бешено помчался вперед, и вскоре Поллианна увидела, в чем была причина его странного поведения: у подножия крутой скалы, в нескольких ярдах от боковой дорожки, неподвижно лежал какой-то человек.
Под ногой Поллианны неожиданно хрустнула веточка, и лежавший повернул голову. С криком ужаса Поллианна бросилась к нему:
— Мистер Пендлетон! О, вам плохо!
— Плохо? О нет! Просто лежу тут себе на солнышке, — буркнул мужчина раздраженно. — Послушай, что ты знаешь и что сумеешь сделать, чтобы мне помочь? Насколько ты сообразительна?
Поллианна перевела дыхание и — что было ее привычкой — ответила по очереди на каждый вопрос в буквальном его смысле:
— Я… я знаю не очень много, но кое-что умею делать. Большинство дам из комитета, кроме миссис Роусон, говорили, что я сообразительная. Я слышала однажды, как они это говорили, — они не знали, что я слышу.
