В лифте она не выдержала:
— У тебя ватман-то есть?
— Есть.
Дверь им открыла бабушка в белом платке и фланелевом халате с розовыми цветами.
— Машенька, здравствуй! — поздоровалась старушка.
Саша изумленно посмотрела на снимавшего ботинки Мишу, а старушка тем временем продолжала:
— А я вас уже заждалась, супчик сварила… — Неожиданно она осеклась, сунула в карман руку, вытащила оттуда очки без одной дужки и нацепила на нос. — А это не Машенька, — удивленно сказала старушка, — это другая девочка, я же вижу…
— Ха, — выдал Миша, — это не Маша, бабушка, это ее сестра. Но они совсем разные, эта суп есть не станет.
Саше показалось, что ей дали пощечину. Больнее этих слов ей слышать не приходилось. «Эта суп есть не станет» — как приговор, как клеймо. Она быстро сняла шубу, повесила на крючок и повернулась к старушке.
— Почему же не стану, я люблю супы!
— Вот видишь, — обрадовалась старушка, — она будет, идите мыть руки и за стол скорее!
Саша прошла в ванную, но прежде успела заметить, каким напряженным стал взгляд Шаравина. Она сама не знала, что пытается ему доказать.
Суп ей понравился — наваристый, ароматный борщ, мама не умела так вкусно готовить. Антонина Петровна разговаривала с Сашей очень ласково, по-доброму, ей даже стало неудобно. Знала бы только милая старушка, как она измывалась вместе с другими ребятами над ее внуком. Не супчик подливала бы в тарелку, а кастрюлю на голову надела бы. За весь обед Миша не проронил ни слова, от этого Саше становилось еще хуже, он отлично давал понять, что она нежеланная гостья.
— Как дела у Машеньки? — спросила Антонина Петровна, разливая по кружкам какао и подвигая к ней вазочку с конфетами.
Саша улыбнулась.
— Все хорошо, я передам ей, что вы спрашивали.
— А Маша ни словечком не обмолвилась, что у нее такая хорошая сестренка есть, — вздохнула старушка.
Миша поднялся.
— Мы пойдем, нам стенгазету рисовать нужно.
— Идите, конечно, идите, возьми, Сашенька, конфеток с собой, пожуете в комнате.
— Спасибо, — растроганно прошептала та.
— Да за что благодаришь, тебе спасибо, что пришла, к Мишаньке моему и не заходит совсем никто.
— Прекрати, бабушка, — проворчал Миша, — не приходят, потому что не нужен мне никто!
Антонина Петровна потрепал внука по голове.
— Не нужен ему, как же не нужен, не все же только работать как про#клятому.
Эта фраза потом еще долго не выходила у Саши из головы, даже газета, которую она так сильно хотела нарисовать, не могла отвлечь от мыслей о тяжелой жизни этого замкнутого черноглазого мальчика.
Миша пощелкал пальцами у нее перед глазами.
— Ты будешь что-нибудь вообще делать?
— Ага, — кивнула она, продолжая сидеть, уставившись на горсть самых что ни на есть простых конфет.
— Кстати, без одной минуты пять, если сейчас же не поможешь мне, о встрече с Валерой можешь забыть, тут еще много нужно нари…
— Ты сам заработал деньги на эти конфеты? — перебила она.
— Слушай, тебя никто не заставляет их есть, ты сюда не за этим пришла!
Саша повернула голову и посмотрела ему в глаза.
— Прости меня.
Он отвернулся.
— Опоздаешь к Валере.
— Пусть.
Миша грустно усмехнулся.
— Вот в этом ты вся! Делаешь людям больно и говоришь «пусть»… Ты как себя чувствуешь, дышать тебе не трудно, может, открыть окно?
— К чему ты это?
Он поднялся, подошел к дивану и отдернул краешек покрывала. На нее уставились два сонных глаза.
— К чему я? Да вот вспомнил, что у тебя страшная аллергия на котов.
Саша поднялась и быстро вышла из комнаты. Ее душили слезы. Миша не пошел за ней в коридор, не попытался вернуть, она наспех оделась и сама закрыла за собой входную дверь.
На улице подморозило, успело стемнеть — люди быстро проходили мимо, кто-то с пакетами, парами, поодиночке, а она стояла у подъезда. В квартире на четвертом этаже горел свет, только в окно никто не смотрел. Она долго стояла, все ждала, что Миша выглянет и увидит ее, но он так и не выглянул.
А у ее дома Сашу ждал Валера. Он завидел ее еще издалека и подбежал.
— Уже шесть, — сказал друг, и было непонятно, рад он или сердится.
— Прости, — Саша смотрела в сторону, лишь бы не видеть его улыбки, не показать, как ей плохо, как ненавидит себя за то, что собирается сказать.
— Да ладно, не извиняйся. Газету хорошую нарисовали?
Она немного отступила, все-таки пришлось на него посмотреть. Он радовался и все простил ей, но молчать больше не было сил:
— Валер, у нас ничего не получится. Я тебя не люблю.
— Понятно, — он еле заметно улыбнулся и погладил ее по плечу, — да ты не плачь, я все понимаю.
Когда-то давным-давно сестра ей сказала, что из-за мальчиков плакать не нужно. Она это запомнила, но не плакать не могла. Всегда плакала.
Глава 7. Бонд… Джеймс Бонд
Закончились новогодние праздники, подъелись салаты, выпились лимонады — наступили холода, такие, что дома хотелось надеть рукавицы. Маша сидела на диване с книжкой. Она слышала, что приехала сестра с дачи подружки, где в компании друзей встречала Новый год, но выходить из комнаты не стала. Их семья вот уже четыре года не справляла Новый год вместе, все разъезжались. В этом году и она не скучала, тридцать первого числа ее пригласил к себе Миша. Она помогала его бабушке готовить салаты и печь торт, а за три дня до этого наряжала с Мишей елку. Все было спокойно и по-домашнему, как ей нравилось.
В дверь позвонили, Маша прислушалась — в коридоре раздался мамин голос, что-то говорила Саша.
Дверь в ее комнату распахнулась.
— Чего сидишь тут, как крыса в норе, — беззлобно спросила Саша, — вон, тебе посылка какая-то пришла. — Сестра еще не успела раздеться, на ней были теплый голубой свитер и джинсы в обтяжку, обычно распущенные рыжие волосы заколоты на затылке крабом.
— Поберегись! — крикнул папа и внес в комнату огромную коробку.
— Что это? — изумилась Маша, откладывая книгу. — Это от бабушки?
— Да прям, от бабушки, — фыркнула сестра, — бабушка бы не додумалась звонить в квартиру и убегать!
— А почему вы решили, что посылка мне?
Мама протянула ей открытку с двумя крошечными котятами в красных шапочках с белыми помпонами.
Маша раскрыла открытку, прочла напечатанное стихотворение с пожеланиями здоровья, удачи, любви, а в самом низу синей ручкой было написано: «Для Машеньки».
— Ну хватит читать, открывай коробку, — поторопила Саша.
— А квартирой не ошиблись? — с сомнением разглядывая новогодний презент, спросила Маша.
— Открой, интересно ведь! — воскликнула мама.
Маша аккуратно отрезала огромный красный бант и подняла крышку — внутри сидела большая игрушечная собака. Она вытащила ее и усадила рядом с собой на диван.
— Какая прелесть, — сказала мама.
— Туфта, — определила Саша.
— А по-моему, мило, — улыбнулся папа. — У Машеньки нашей появился тайный поклонник.
— И что, нет никакой записки? — с разочарованием заглянула сестра в коробку.
— Нету.
— Ты хоть знаешь, кто это?
— Нет.
Саша оценивающе осмотрела ее комнату и показала на белую кошку на подушке.
— А это кто подарил?
— Миша.
— Миша такой хороший мальчик, — затараторила мама, — он приходил — чудо! Серьезный, воспитанный, внешность такая приятная!
— Миша?! — вскинула брови Саша. — Он приходил?!
— Да, зашел совсем ненадолго первого числа, когда Машу провожал.
— Куда провожал?
Папа дал щелбан по носу игрушечной собаке и пояснил:
— Машка Новый год у него справляла. Хороший мальчишка, не лодырь какой-нибудь, отлично учится, работает на двух работах. Бабушке своей старенькой помогает!
— Да-да, знаю! Он, между прочим, учится в моем классе!
— Может быть, — закрыла коробку мама, — но влюблен он в Машу!
— Влюблен? — уставилась на Машу сестра.
Маша затрясла головой.
— Никогда ничего подобного он не говорил!
— А зачем ему тогда тебе подарки дарить, гулять звать, если бы ты ему не нравилась! — хмыкнул папа. — Глупенькая ты, Машка, очевидно же все!
— Бред, — подала голос Саша, — кто в нее влюбится!
Мама вздохнула.
— Ну а тебе твой Валера что подарил?
Папа тоже с интересом посмотрел на Сашу.
— Украшение какое-нибудь?
— Ничего, — буркнула себе под нос Саша, — не нужны мне никакие подарки! — Она взглянула на игрушку и, бросив: «Дурацкая собака!» — ушла к себе в комнату.
— Не обращай внимания, — посоветовал папа, — злится, что ей ничего не подарил ее поклонник.
Родители ушли на кухню, а Маша осталась один на один с нежданным подарком. Маша развернула к себе игрушку. Она видела такие в магазинах, они стоили немалых денег, но зато были как живые, как настоящие собаки.
