Груня сорвала цветок журавельника, который ютился у самого ствола березы.
– А если бы я была председатель, – сказала Груня, разглядывая желтые тычинки в голубом венчике, – я бы и машины завела и лошадей. Пускай бы все работали. Косилка косит, а лошадь ее тащит…
– Может и трактор тащить!
– Нет, не может трактор. – Груня отбросила голубой цветок. – Он своими шипастыми колесами все луга покорежит. И сено из лесу – на чем повезешь? На лошади. А хлеб сдавать на чем везти? Опять на лошади…
– У меня бы хлеб на грузовиках возили.
– На грузовиках-то хорошо, пока сухо. А как грязь – так все твои грузовики на дорогах станут. Нет, была бы я председатель – у меня бы полный сарай всяких машин был и полный двор лошадей.
– И коров, – добавила Стенька.
– Да, и коров. Чтобы молока, сметаны всем сколько хочешь! Полные бидоны, полные бочки!
Стенька оживилась:
– А коров-то не простых надо, надо ярославок, черных с белым – они молочные!
– И потом, – Груня провела рукой вдоль горизонта, – по всей деревне насажала бы всяких цветов, больших цветов, садовых. Чтобы как начиналась весна, так вся наша улица зацветала бы – и голубым, и белым, и красным, и розовым… И до самой осени цвели бы у нас в палисадниках алые цветы – мальвы! Ах, было бы красиво у нас!
– А я бы – нет! – прервала Стенька. – Я бы лучше везде, везде яблонь насажала. Как началась весна, так все белым цветом покрыто. А подошла осень – тут ранеты поспевают, там белый налив, тут коричневые, там антоновка… И даже под ноги падают! Ешь сколько хочешь!
Стенька даже причмокнула, будто яблоки уж у нее в подоле были.
– А что, ребята, – задумчиво сказал Женька, – если бы взяться! Если бы как взяться!
– Да ничего страшного, – своим твердым, спокойным голосом сказал Ромашка. – Ну, скажем, лошадей и машины заводить мы пока еще не доросли, а вот яблони – почему бы нет?
Груня привстала на колени. Мечта вдруг откуда-то из-под облаков спустилась на землю и от этого стала еще пленительнее.
– Ребята! Ромашка! Женька! И правда, давайте подумаем! Давайте, давайте подумаем!
– Цветов насажаете, а колхоз разоренный, – неожиданно сказала Раиса скучным голосом. – Еще сколько домов строить, и скотного двора нет – скотина зимой на улице померзнет…
– Дома построят. И новый двор будет, – ответила Груня.
Она глядела куда-то вдаль – ей вспомнился весенний день, розовый кусочек разбитого блюдца, скворец над пожарищем и незнакомый человек в кителе, важный, спокойный человек с усталыми глазами… Груня снова услышала сказанные тогда слова:
«…Избы будут новенькие… желтые, со смолкой. Засверкают окнами. И стадо пойдет по деревне… И петухи запоют. И скотный двор новый поставим, со стойлами… Только очень крепко работать надо!»
– И новый двор поставим, – повторила Груня вслух, – со стойлами. И школа будет. К осени.
– Говорит, будто она знает! – засмеялась Стенька. – Тебе-то откуда знать?
– Да уж я знаю! – загадочно улыбнулась Груня, – я все знаю.
Протекло несколько светлых, задумчивых минут. Налетел ветерок, зашуршали, зашумели березовые листья над головой…
Груня вскочила, взяла грабли, подняла клок сена, помяла в руках:
– Думается – поспело. Наверно, убирать пора. Ромашка, погляди, ты лучше понимаешь!
Ромашка важно пощупал сено – почти невесомые стебельки ломались в руках.
– Пора, – сказал он.
И взялся за грабли.
1947
