— Ну, если ты все еще переживаешь, ты должна — непременно! — сходить к мисс Хлыстер.
Рисса поморщилась:
— Но она терпеть не может Барни!
— Ой, не говори ерунды, пожалуйста. Конечно, это не так. Может, она его и недолюбливает, но я уверена, что она не желает ему зла… Ты же знаешь наш школьный девиз: «Ваш ребенок — это наш мир». Мисс Хлыстер сама его придумала.
Рисса неохотно согласилась и пошла по пустым коридорам к директорскому кабинету, точно зная, что мисс Хлыстер на месте. Это была одна из ее странностей: казалось, она никогда не выходила поесть, по крайней мере, ее ни разу не видели в компании с другими учителями, обедающими в столовой. Рисса еще не знала про ящичек с сардинами!
Она пришла. Остановилась у двери.
Помедлила, стараясь успокоиться и шепча про себя:
— Мармелад, мармелад, мармелад.
Затем постучала в дверь.
Изнутри раздался резкий недовольный крик:
— Да-а?
— Здравствуйте… это Рисса Фейриветер. Я… я ваша ученица. Из седьмого класса. Я просто… просто хотела с вами кое о чем поговорить. Миссис Лаванда сказала мне… сходить к вам.
— Не сейчас!
Рисса двинулась было прочь, но далеко не ушла. У Барни, возможно, проблемы, и она должна сделать все, что в ее силах. Так что она вернулась, огляделась вокруг, чтобы удостовериться, что никто ее не услышит, и затем сказала, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более уверенно:
— Это насчет Барни Ива.
Дверь распахнулась так быстро, что Рисса подпрыгнула на месте.
— Входи, — прошипела мисс Хлыстер. Глаза ее были налиты злостью и страхом. — Да скорей же!
Рисса шагнула внутрь, и мисс Хлыстер тут же закрыла за ней дверь — на замок! Рисса никогда здесь раньше не была, и место показалось ей весьма странным. Запах рыбы, календарь с кошками, какие-то неизвестные комнатные растения, постер с мрачным экзотическим пейзажем на внутренней стороне двери (Чао Прайя, Таиланд, значилось на нем), овечья шкура, наброшенная на кресло мисс Хлыстер, и уродливая подставка для ручек, набитая до отказа. Этот кабинет не казался частью школы, а был чужеродным, точно так же, как не кажется частью тела бородавка на пальце.
— Ну, что там насчет Барни Ива? — спросила мисс Хлыстер, бросив на Риссу сердитый взгляд.
— Он… э-э… он сегодня не пришел в школу.
— Ах, так ты решила наябедничать? Да, верно говорят: среди крыс и детей преданности не существует.
— Нет. Просто я за него волнуюсь.
— Почему? Он гадкий мальчишка. Один из худших в школе. А поскольку мальчики вообще все гадкие, то это о чем-то говорит.
— Нет, — возразила Рисса, чувствуя, что голос ее не слушается. — Он не такой. Он хороший друг. Мой самый лучший друг, на самом деле. И я просто подумала, может быть, мы… или вы могли бы что-то сделать?
Мисс Хлыстер явно колебалась. И почему-то тревожно поглядывала на тумбочку. Потом она сказала, уже помягче:
— Не только Барни сегодня прогуливает, но и многие другие. Не хочу никого обидеть, но все вы лентяи и бездельники. Я бы посоветовала тебе не утруждать свои куриные мозги этой проблемой.
Рисса что-то услышала. Или ей показалось? Какое-то едва слышное, но очень печальное мяуканье. При этом звуке лицо мисс Хлыстер окаменело. Больше звук не повторился, и Рисса продолжила:
— Я видела Барни сегодня утром. Но он был сам на себя не похож. Всю дорогу молчал как рыба. А потом, когда мы уже почти дошли до автобусной остановки, он вдруг куда-то убежал.
— О, это очень странно, — сказала мисс Хлыстер, улыбаясь своей жуткой улыбочкой. — Ну, не переживай. Я тебе обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы разобраться с этим. А теперь прости, но… Мне нужно сделать несколько звонков.
Риссе очень не хотелось уходить. Было что-то неестественное в том, как мисс Хлыстер вдруг сменила гнев на милость. Создавалось впечатление, что на самом деле мисс Хлыстер волнует только одно: как поскорее выгнать Риссу из кабинета.
И действительно, мисс Хлыстер распахнула дверь и показала Риссе на выход. Но Рисса задержалась:
— Я пыталась позвонить маме Барни, но там было занято.
Она снова не была уверена, стоит ли рассказывать все. Но все-таки сделала это, потому что знала, что с миссис Ив говорить об этом будет еще труднее, а также потому, что хотела, чтобы мисс Хлыстер поняла всю серьезность ситуации.
— И еще кое-что, — начала она. — Насчет папы Барни. Он жив, и уже известно, где он. Он работает в кошачьем приюте в Эдгартоне. Мне только что показывали его фотографии. И я подумала, возможно, это как-то связано с тем, что Барни был сегодня такой странный.
Мисс Хлыстер нимало не удивилась. Но зато очень сердито нахмурила брови, как будто считала недопустимым говорить вслух о таких вещах в присутствии тумбочки.
— Ну, я уверена, что это какая-то чепуха… — сказала она и снова попыталась вытолкать Риссу из кабинета, торопливо пробормотав: — Хорошо, хорошо, я посмотрю, что можно сделать.
Но тут снова раздался этот звук.
На этот раз ошибки быть не могло.
Это были отчаянные кошачьи вопли. И доносились они из тумбочки.
Из темноты ящика Барни слышал каждое слово.
Папа!
Живой!
Но восклицательные знаки тут же сменились вопросительными.
Папа?
Живой?
Но если папа и правда еще жив, почему тогда он ни разу не приехал, не позвонил, не написал, чтобы сказать, что с ним все в порядке?
Впрочем, каким бы ни был ответ, искать его стоило явно не в тумбочке. Кроме того, если Барни умрет, то ответа он так никогда и не узнает.
Так что он испустил самое громкое «мяу», на которое был способен. От этого вопля у него перехватило горло и кончился весь воздух в маленьких легких. Но не напрасно!
Рисса взволнованно воскликнула:
— Что это было?
Мисс Хлыстер, явно нервничая, спросила:
— Что именно?
— Этот звук. Звучит, как…
— Шум обогревателя?
— Нет. На самом деле это звучало как… как будто кто-то мяукнул!
Барни мяукнул еще раз.
— Помогите! Рисса, это я! Я здесь!
— Да это точно кошка! — воскликнула Рисса.
— Тебе послышалось. Отправляйся-ка на урок.
— Сейчас обед. Уроков нет.
— Что ж, если ты сейчас же не уйдешь из моего кабинета, мне придется написать твоим родителям.
«Ха!» — подумал Барни. Мисс Хлыстер явно не знала Риссу — или, если уж на то пошло, ее родителей, — раз думала, что угроза написать родителям могла остановить ее.
— При всем моем уважении к вам, — заявила Рисса, — хочу сказать, что мама с папой рассердятся на меня гораздо сильнее, если узнают, что я оставила кошку в ящике тумбочки, чем если вы пришлете им жалобу… — И Барни услышал, как она бормочет вполголоса: — Мармелад, мармелад, мармелад…
— Давай, Рисса! — завопил Барни, гордый своей подругой.
— А ну-ка цыц! — шикнула на нее мисс Хлыстер, снова захлопывая дверь. Точнее, попытавшись. Но она успела пересечься взглядами с мистером Ваффлером, который как раз проходил мимо.
— Все в порядке, мисс Хлыстер? — услышал Барни его низкий голос.
— Да, — отрезала она, словно ножницами щелкнула. — Вас все это совершенно не касается, мистер Ваффлер! Совершенно! Возвращайтесь к своему Шекспиру!
Мистер Ваффлер побрел дальше. Дверь наконец закрылась. Но теперь хозяином положения была Рисса.
— У вас в ящике тумбочки сидит кошка, — объявила она весьма решительно. — И я подозреваю, что это тот кот, которого вам принесла миссис Лаванда. Тот, который увязался за мной в школу. И я не знаю, почему… и откуда он… и я понимаю, что вы — директор, и я должна вас слушаться, но я верю в то, что у людей и животных равные права, и считаю, что ни животных, ни людей нельзя запирать в тумбочках.
Мисс Хлыстер рявкнула:
— Вовсе у них не равные права! Кошки во всем превосходят безмозглых людей вроде тебя!
— Мисс Хлыстер, — сказала Рисса, — если бы вы правда так думали, вы бы не стали запирать кота в шкафу!
Тут мисс Хлыстер едва не проговорилась:
— Это не…
— Давай, скажи это! Скажи ей! Скажи! Скажи! Скажи, что я не кот!
— Это не что? — спросила Рисса.
Мисс Хлыстер торопливо исправилась:
— Это не шкаф, тупица. Это тумбочка. Это, конечно, человеческие понятия, но я — человек, так что…
Рисса состроила озадаченную гримасу:
— Ну, как бы вы ни называли эту штуку, не могли бы вы ее открыть? Я хочу посмотреть.
Наступило молчание. Усы Барни встопорщились. Затем голоса вернулись, но сильно приглушенные, так что даже своим кошачьим слухом Барни не мог ничего разобрать.
Снова стало тихо.
Барни ждал. Он даже не мяукал. Будь что будет! Либо Рисса освободит его и унесет с собой, либо…