– Поднимаю голову – Настьки нет, – рассказывала Ирка.
– Что, ты даже не заметила, как я ушла? – недоверчиво переспросила я.
– Говорю же – нет!
Светка и Ольга слушали ее с веселым ужасом.
Мы сидели в актовом зале и ждали начала репетиции. На сцене настраивали микрофон – он опять не работал, и из колонок доносился только оглушительный треск. В углу какие-то девчонки в кокошниках повторяли народный танец, за кулисами распевался хор.
Только мы ничего не делали – и так все готово! Вот только Юля возилась у музыкального центра, настраивая музыку для нашего номера.
На сцену поднялась Светлана Юрьевна.
– Начинаем прогон номеров, – осторожно сказала она в микрофон и прислушалась к получившемуся звуку. Микрофон судорожно всхрипнул вначале, но потом повел себя вполне адекватно.
Весь концерт, на мой взгляд, был полной чушью, и единственным нормальным номером в нем я считала, конечно, наш. Вот взять хотя бы ансамбль народной песни. Ну какая девчонка в здравом уме нарядится в парня в косоворотке и картузе и будет распевать в компании других девчонок, одетых деревенскими девушками, совершенно дурную песню «Полюбила Парашка Андрияшку…»?
Или кружок современного танца. Вообще тихий ужас – разнокалиберные девицы-одиннадцатиклассницы неумело, но старательно машут руками-ногами.
– А вот та, в углу, смотрите, какая толстая, – хихикала Тезикова.
– Поэтому ее в угол и поставили, – заметила Светка.
– Нет, а зачем она им вообще? – недоумевала я.
– Для количества!
– А вот эта, на первом плане, ничего двигается, вполне даже в музыку…
– Поэтому она и на первом плане!
– Вот и танцевала бы одна, без массовки.
– Девочки, вы готовы? – раздался строгий голос Светланы Юрьевны.
Мы аж подпрыгнули от неожиданности. Интересно, давно она подошла и слушает наши лестные комментарии?
– А… музыка готова? – срочно перевела разговор в другое русло Ольга. И закричала: – Юля!
Преподавательница подошла к нам и успокоила:
– Все в порядке, я буду сидеть со звукооператором и сама за всем следить.
Успокоившись, мы пошли за сцену готовиться.
С диском и правда все оказалось в порядке, так что мы весело и задорно отыграли свой номер.
Вернувшись в зал, мы увидели, что около Юли стоят Светлана Юрьевна, вторая культмассовичка и почему-то Олеська Петренко. А она-то что тут делает, я ее вообще среди выступающих не помню… Но тем не менее говорила как раз Петренко.
– Нет, ну я не знаю, может, для твоего училища это и нормально, – обращалась она к Юле. – Но вообще, честно говоря, какой-то отстой. Это все уже давно устарело…
Почему-то сильнее всего меня задело, что она говорит Юле «ты». Мы, конечно, вполне понимали, что преподавательница совсем чуть-чуть старше нас, но все равно обращались к ней на «вы», соблюдали субординацию.
Светлана и вторая культмассовичка нас почему-то совсем не защищали, и я поинтересовалась:
– Олесь, а у тебя какой номер? Что-то я не помню, с балалайками, кажется?
Лицо Петренко вытянулось, а Светлана поспешно сказала:
– Нет, Олеся в концерте не участвует, просто она член совета школы…
– И что? Занимается цензурой?
– Настя!.. – попыталась остановить меня Юля.
– Нет, мне просто интересно, – не унималась я. – Вдруг на последней репетиции появляется какой-то член совета школы и говорит, что…
– Олеся, мы с тобой позже поговорим, – поспешно сказала Светлана. – А вам, девочки, спасибо, можете быть свободны!
Мы вышли из зала и уселись на подоконнике в коридоре.
– Ну и что? – наконец сказала я. – Нас теперь с концерта снимут?
– Ага, – скептически усмехнулась Ольга. – А чем заменят? Выступлением Петренко с рассказом, какой на этом месте должен быть номер?
Ждали мы долго, но так ничего и не дождались, разошлись по домам в полнейшей неизвестности.
14 В упорной борьбе
Войдя в школу, я первым делом увидела плакат, рекламирующий юбилей. То есть это был даже не плакат, а здоровенная стенгазета, плотно покрытая приветами и поздравлениями. Красовался там и мой стих. Я присмотрелась и… Нет, надо же, они его подписали! «Анастасия Антипова, 10 „Б“. Ну спасибо! Я-то надеялась, будет скромненько висеть неопознанный стих, творчество, так сказать, коллективного бессознательного. А теперь… Все, мне не жить!
Я не ошиблась. Не успела я войти в класс, началось.
– О, Антипова! – возликовал Крохин. – Величайший поэт земли русской!
– «В нашей школе юбилей», – кретинским голосом подхватил Пименов.
Да, кажется, с иллюзией, что к старшим классам парни умнеют, можно распрощаться окончательно. А главное, кто: Крохин и Пименов, с которыми мы так дружно и весело играли в КВН! Я даже порадовалась, подумала, что исправляются наконец, так, глядишь, и по именам начнем друг друга называть…
Оставив без ответа дурацкие замечания, я прошла к своей парте. Сегодня мне предстояло весьма ответственное мероприятие – ответ по истории. Оценки у меня были спорные – половина пятерок, половина четверок, – насколько я могла заметить, воспользовавшись возможностью заглянуть в журнал.
Юльке Щегловой как старосте однажды поручили отнести журнал в учительскую, и она гостеприимно предоставила его на обозрение всем желающим. Чем мы незамедлительно и воспользовались, столпившись вокруг журнала, разложенного на подоконнике в коридоре. Отпихивая друг друга, мы заглядывали в него из-за спин и голов друг друга, пока нас не разогнала какая-то училка.
Вот, кстати, интересно, почему журнал так тщательно охраняется? Что они там пишут такого секретного? Или мы не имеем права свои оценки знать? Учителя, наверное, боятся, что мы там что-нибудь исправим! Вот только это интересное занятие требует тщательности и вдумчивого подхода и вряд ли реально осуществимо на подоконнике в коридоре…
В общем, мне чудом удалось заглянуть в журнал и убедиться, что оценки у меня по истории спорные, а конец четверти не за горами. В таких случаях учителя поступают по-разному: кто-то обязательно вызывает к доске, чтобы выявить перевес, а кто-то, не мудрствуя, ставит оценку, ориентируясь на последнюю. Второй вариант меня решительно не устраивал, так как последней у меня стояла как раз четверка. И я решила осуществить первый – выучить все как следует и поднять руку. Правда, была опасность, что кто-то еще, находясь в сходном положении, выучил то же самое с перспективой яростно трясти рукой. В конце четверти бывает настоящий аншлаг.
В начале урока – как положено, а не в конце, как разные там псевдофранцузы! – историк сказал:
– А теперь вернемся к теме прошлого урока.
Я спешно подняла руку и оглянулась – конкурентов вроде не наблюдалось.
Яблоков посмотрел в журнал, поднял глаза на меня и сказал:
– Ну что ж, ваше желание мне понятно… Прошу!
Я вышла к доске и начала уверенно вещать:
– В упорной борьбе с метрополиями колонии отстаивали свою независимость…
Мы сейчас проходили политический раздел мира, но в учебнике не разъяснялось, что такое метрополия. Я сама посмотрела в словаре иностранных слов и очень этим гордилась.
Покончив с изложением учебника, я сказала:
– Таким образом…
– Да, – подхватил историк. – Самое интересное, что прозвучит после «таким образом».
В классе раздались невнятные смешки.
– Таким образом, – уверенно продолжила я, – политический раздел мира в период с 1871-го по 1914 год имел очень серьезные последствия, которыми стали в том числе Первая и Вторая мировые войны.
Меня заклинило, и я опять сказала:
– Таким образом…
Смешки усилились.
– …последствия этого раздела мы ощущаем до сих пор.
– Ну что же, – улыбаясь, сказал Яблоков. – Таким образом…
Класс полег окончательно.
– Анастасия Антипова в упорной борьбе со мной, – передразнил он, – все же получает решающий перевес и пятерку в четверти!
Я, ликуя, вернулась на место.
– Нормально я отвечала? – шепотом спросила я у Ирки.
– Нормально, – кивнула она. – Только непонятно, почему англичане подавляли восстания, используя танки.
– Танки? – ужаснулась я. – Какие танки? Разве я сказала не «артиллерия»?
Ирка только хмыкнула в ответ.
После уроков мы делегацией направились к кабинету Светланы Юрьевны – узнавать судьбу нашего номера. Настроены мы были весьма решительно и в случае чего готовы были разбить под ее дверью лагерь и объявить голодовку.
– Да ну, чего унижаться, – воспротивилась поначалу Ирка. – Как будто мы бедные родственники какие-то и всех достаем своим отстойным творчеством!
– И вовсе нет! – возразила я. – Дело в том, что все было нормально, всем все нравилось, и тут вдруг на последней репетиции появляется какая-то Олеся Петренко из совета школы и говорит, что…
– Да что вы спорите, – вмешалась Ольга. – Идем и все узнаем.
– Ой, девочки! – засуетилась Светлана, когда мы нарисовались на пороге ее кабинета. – Только собиралась вас найти! Вы не волнуйтесь, пожалуйста, все в порядке, ваш номер никуда не делся…
