— Ваше сиятельство можно от души поздравить, — произнес он сердечно.
— Он похож на своего отца, — угрюмо отвечал граф. — Будем надеяться, что поведет он себя достойнее.
И тут же прибавил:
— Что привело вас ко мне сегодня, Мордонт? У кого там стряслась беда?
Начало было не так уж плохо, и все же мистер Мордонт ответил не сразу.
— У Хиггинса, — сказал он наконец, — у Хиггинса, который живет на Крайней ферме. Дела у него плохи. Сам он всю прошлую осень прохворал, а потом дети заболели скарлатиной. Не могу сказать, что он очень хороший хозяин, но ему не повезло, и он не может управиться в срок. Теперь он запаздывает с арендной платой. Невик ему говорит, если сейчас не заплатит, то пусть с фермы уходит, а это для него было бы очень плохо. Жена его больна, он пришел ко мне вчера вечером молить о встрече с вами — чтобы выпросить отсрочку. Он думает, что если вы немного подождете, он сумеет встать на ноги.
— Все они так думают, — произнес граф, мрачно сдвинув брови. Фаунтлерой шагнул вперед. Он стоял между графом и посетителем, внимательно слушая разговор. Хиггинс его очень заинтересовал. Ему хотелось спросить, сколько у Хиггинса детей и тяжело ли проходила у них скарлатина. Он смотрел на мистера Мордонта широко открытыми глазами и с нескрываемым интересом следил за каждым его словом.
— Хиггинс — человек старательный, — добавил священник в поддержку своего ходатайства.
— Но арендатор он плохой, — отвечал граф. — Невик говорит, что он вечно опаздывает.
— Положение у него сейчас отчаянное, — сказал пастор. — Он своих детишек и жену очень любит, а если забрать у него ферму, они будут буквально голодать. Он их и так не может кормить как надо. После скарлатины двое детей очень ослабли, и врач прописал им вино и питательную еду, на которую у Хиггинса нет средств.
Тут Фаунтлерой сделал еще один шаг вперед.
— Вот и с Майклом то же самое было, — произнес он. Граф встрепенулся.
— Про тебя-то я и забыл! — воскликнул он. — Я забыл, что у нас появился филантроп. Кто это Майкл?
И снова у него в глазах заиграло странное оживление.
— Это муж Бриджит, он заболел лихорадкой и не мог ни за квартиру заплатить, ни еды и вина купить. А вы мне дали денег, чтобы ему помочь.
Граф как-то странно нахмурил брови, впрочем, вид у него был совсем не угрюмый.
— Какой из него выйдет помещик, не знаю, — произнес он, взглянув на мистера Мордонта. — Я Хэвишему сказал, чтобы он мальчику дал, что он захочет, но он, судя по всему, попросил лишь денег, чтобы раздать их нищим.
— Ах, нет, они не нищие, — горячо возразил лорд Фаунтлерой. — Майкл был превосходный каменщик! Они все работали!
— Да-да, — подхватил граф, — они были не нищие, а превосходные каменщики, чистильщики сапог и торговки яблоками.
Несколько секунд он молча смотрел на мальчика. В голову ему пришла одна мысль, и хоть ее вызвали не самые добрые побуждения, все же мысль эта была недурна.
— Подойди ко мне, — промолвил он наконец. Фаунтлерой приблизился, стараясь не задеть больную ногу графа.
— А что бы ты сделал в этом случае? — спросил граф. Надо признаться, что мистера Мордонта на миг охватило странное чувство. Он много лет прожил в Доринкорте и принимал дела прихожан близко к сердцу; он знал всех богатых и бедных арендаторов, знал всех крестьян, не только честных и работящих, но и ленивых и нечестных. Он хорошо понимал, что этот мальчик с широко раскрытыми глазами, который стоял возле графа, сунув руки в карманы, получит в будущем огромную власть творить добро и зло. Он понимал также, что из-за прихоти гордого и себялюбивого старика мальчик может получить эту власть сейчас же и что, если он не обладает добротой и великодушием, это может плохо обернуться не только для других, но и для него самого.
— Так что бы ты сделал в таком случае? — повторил граф. Фаунтлерой придвинулся к нему еще ближе и доверчиво положил ему руку на колено.
— Если б я был очень богатый, — сказал он, — и не был бы такой маленький, я бы позволил ему остаться на ферме и послал бы его детям всего, что им надо. Но, конечно, я еще маленький… Он замолчал; однако спустя мгновенье лицо его просветлело.
— Вы ведь все, что угодно, можете сделать, правда? — спросил он.
— Гм, — пробормотал старый граф, глядя на мальчика. — Ты так полагаешь?
Казалось, впрочем, что вопрос не был ему неприятен.
— Я просто хочу сказать, что вы можете любому дать все, что захотите, — пояснил Фаунтлерой. — А кто это Невик?
— Это мой управляющий, — отвечал граф, — и некоторые арендаторы не очень-то его любят.
— Вы ему сейчас напишете? — спросил Фаунтлерой. — Принести вам перо и чернил? Я могу снять со стола игру.
Он, видно, ни минуты не сомневался в том, что граф не позволит Невику привести жестокий план в исполнение.
Граф помолчал, все не сводя с мальчика глаз.
— Ты писать умеешь? — спросил он.
— Да, — произнес Седрик, — только не очень хорошо.
— Убери со стола и принеси с моего бюро чернила, перо и бумагу. Мистер Мордонт слушал этот разговор со все возрастающим интересом. Фаунтлерой проворно исполнил все, что велел ему граф. Не прошло и минуты, как большая чернильница, перо и лист бумаги оказались на столе.
— Ну вот, — весело проговорил он, — теперь вы можете писать.
— Писать будешь ты, — отвечал граф.
— Я! — воскликнул Фаунтлерой, покраснев до корней волос. — Я иногда делаю ошибки, если у меня нет под рукой словаря и никто мне не помогает. И потом, разве моего письма будет достаточно?
— Вполне достаточно, — отрезал граф. — Хиггинс на ошибки жаловаться не будет. Ты ведь у нас филантроп, а не я. Ну же, начинай. Фаунтлерой взял перо, обмакнул его в чернила и устроился поудобнее, облокотясь о стол.
— Я готов, — сказал он. — Что же мне писать?
— Пиши: «Оставьте пока Хиггинса в покое» — и подпишись «Фаунтлерой», — проговорил граф.
Фаунтлерой снова обмакнул перо в чернила и начал писать. Дело это было для него нелегкое, но он отнесся к нему очень серьезно. Прошло какое-то время, прежде чем письмо было готово; Фаунтлерой подал его графу с улыбкой, в которой был заметен оттенок беспокойства.
— Как по-вашему, этого хватит?
Граф взглянул на письмо, углы его рта слегка дрогнули.
— Да, — отвечал он, — Хиггинс будет вполне доволен. И он передал письмо мистеру Мордонту. В письме было написано: «Дарагой мистер Невик пажалста астафьте пака мистера Хигинса в пакои чем весьма обяжете уважающива вас Фаунтлероя».
— Мистер Хоббс всегда так подписывался, — пояснил Фаунтлерой. — И я подумал, что лучше будет прибавить «пажалста». А правильно я «пажалста» написал?
— В словарях его пишут несколько иначе, — заметил граф.
— Так я и знал! — воскликнул Фаунтлерой. — Надо было вас спросить. Если слово длинное, всегда надо проверять его в словаре. Так оно вернее. Я лучше перепишу письмо.
И он переписал письмо набело, предварительно выяснив у графа, как пишутся трудные слова.
— Странная вещь правописание, — заметил он. — Очень часто пишут совсем не так, как произносят. Я-то думал, что «пажалста» так и надо писать, а оказывается, оно совсем по-другому пишется. А «дорогой», если не знать, хотелось бы написать «дарагой», да? Просто руки иногда от этого правописания опускаются!
Уходя, мистер Мордонт унес письмо с собой. Кроме письма он унес с собой и еще что-то — чувство надежды и благодарности, какой прежде он никогда не уносил из замка Доринкорт.
Проводив его до двери, Фаунтлерой вернулся к деду.
— Можно мне теперь пойти к Дорогой? — спросил он. — Она меня ждет.
Граф помолчал.
— Прежде зайди на конюшню, — сказал он. — Там для тебя есть кое-что. Позвони.
— Спасибо, — быстро произнес Фаунтлерой, слегка покраснев, — но если вы позволите, я лучше завтра туда пойду. Дорогая с самого утра меня ждет.
— Что ж, — отвечал граф. — Я прикажу заложить карету. И сухо прибавил:
— Это пони. У Фаунтлероя перехватило дыхание.
— Пони! — повторил он. — Чей пони?
— Твой, — отвечал граф.
— Мой? — вскричал мальчик. — Мой? Как все эти игрушки наверху?
— Да, — сказал граф. — Хочешь на него взглянуть? Я прикажу его вывести.
Краска залила лицо Фаунтлероя.
— Я никогда и не мечтал, что у меня будет пони! — воскликнул он. — Я никогда об этом даже не мечтал! Как Дорогая обрадуется! Вы мне все-все дарите!
— Хочешь взглянуть на него? — повторил граф. Фаунтлерой глубоко вздохнул.
— Да, я хочу на него посмотреть, — отвечал он. — Прямо сказать вам не могу, как мне этого хочется. Только боюсь, я не успею…
— Ты непременно хочешь ехать к матери сегодня? — спросил граф. — Разве нельзя отложить поездку?
— Нет, — сказал Фаунтлерой, — ведь она все утро обо мне думала, а я о ней.
