…Кай Су проснулся и, не открывая глаз, стал прислушиваться.
Что произошло? Почему не слышно автомобильных гудков и резких выкриков уличных торговцев? И двери не хлопают, и старая Ан Хи не стучит вёдрами, и пахнет не жареным луком, а цветами и хвоей. И никто не кричит: «Бой!»
Вспомнив по порядку, всё, что случилось, Кай Су набросился на спящего Пек Чана и стал его тормошить.
Пек Чан испуганно шептал:
— Я сейчас, хозяин, сейчас… Ещё немного, и я проснусь…
Кай Су вытащил его из берлоги.
Солнечные зайчики прыгали по сосновым веткам. Неистово голосили птицы. Трудно было представить себе пыльный Сеул, гостиницу, слесарную мастерскую, хозяев, американца из девятого номера…
Всё это таяло, как бессвязный сон, который никогда не повторится.
Друзья обезумели. Телята, выпущенные из тесного стойла, показались бы рядом с ними самыми спокойными, самыми благонравными животными. Ребята прыгали через кусты, лазили на деревья, боролись, орали, спели все известные им песни и сочинили несколько новых.
Утомившись, они решили составить план дальнейших действий.
Пек Чан настоял, чтобы совещание происходило в пещере.
Надо было выбраться из леса и найти путь в Прохладную Долину. После возни ребятам особенно сильно захотелось есть. Пек Чан стал вспоминать все кушанья, от которых он бы в данную минуту не отказался. После жаркого спора он согласился, что вкуснее орешков, которыми его вчера угостил Кай Су, он ничего в своей жизни не пробовал.
— Верно! — подтвердил Кай Су. — Лучше грызть кору с деревьев и знать, что никто не позовет тебя: «Бой!», чем…
Он замолчал и прислушался. Где-то недалеко захрустели сухие ветки. Послышалось частое дыхание какого-то зверя.
— Т… т… тигр! — заикаясь, шепнул Пек Чан.
Ребята замерли.
Низкий, густой голос повелительно произнёс:
— Бой, Бой, иди сюда! Где ты там запрятался?
Хриплое пыхтенье приближалось.
Стало отчётливо слышно, как неведомое существо нюхает воздух.
Кай Су прижался к Пек Чану и с трудом глотал воздух.
— Если это демон, ты не бойся, — быстро заговорил Пек Чан. — Я знаю отличное заклинание…
И он закричал нараспев высоким, дрожащим голосом:
Се-ме-не, кле-мане…
Фьюнь си-па, жень ме-не…
Кут, кут
Фуст!..
Он трижды плюнул в отверстие берлоги и добавил: «Фуст! Фуст!»
Сквозь сучья, которыми был заложен вход в «разбойничью пещеру», просунулась мохнатая лапа.
Густой голос окликнул:
— Бой!
Лапа исчезла. Вместо нее показались руки и разметали сучья.
— А ну, мышатки, выбирайтесь на солнышко!
Поражённые такими быстрыми превращениями, земляки вылезли из берлоги. Перед ними стоял высокий, сухой старик в меховой ушанке. К нему жалась большая лохматая собака. Её-то старик и называл «Бой». И старик и собака глядели на ребят весёлыми глазами и улыбались.
Старик расспросил ребят, как они сюда попали, и когда узнал, что им надо в Прохладную Долину, покачал неодобрительно головой:
— Так, так… Я доведу вас до дороги. Зайдём в мою фанзу… Бой, не крутись под ногами!.. Раз уж так случилось, вместе и поужинаем… Американцы запретили нам иметь оружие. Интересно, скоро ли они запретят летать птицам и рыбам плавать? — Старик усмехнулся. — Я сорок лет охотничаю в этих лесах. Меня так же трудно свалить, как это дерево — корни глубоко: чем старше, тем глубже…
Старик показал ребятам самострел, тройку золотых фазанов, поражённых его стрелами, похвалился своей старой собакой Боем, которая, зная, что охота запрещена, перестала лаять и делает своё дело молча.
Фанза старика стояла на опушке леса.
В ожидании ужина старик поставил перед ребятами деревенскую снедь — вяленую рыбу и яйца — и принялся щипать птицу.
Старик был рад гостям и говорил не умолкая:
— Вот при японцах было… Я растил рис, помещик брал его себе — мне оставалась солома… Был неурожай. Целую зиму я выкапывал из-под снега горькие корни. Но к весне не стало и корней… Я отдал сына на год в город на фабрику… Он убежал. Его поймали и били палками… А на моей фанзе разметали крышу и сожгли… Я не забыл этого. Не забыл и сын. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он убежал в горы и отыскал Ким Ир Сена. И они ходили вместе по Корее и убивали японцев… Пришли русские и сбросили японцев в море… Мой сын работал в крестьянском народном комитете. Комитет поделил между крестьянами помещичью землю. Но пришли американцы. Моего сына бросили в тюрьму… Корею поделили на юг и север… На севере новая жизнь уже началась — там Ким Ир Сен. А здесь опять в силе страшный закон «семь — три»…
— Что это такое? — спросил Пек Чан.
Старик вынул из миски десять долек редьки. Уложил рядышком. Покачивая головой, заговорил нараспев:
Бедняк посеял рис и просит солнце:
«Не забудь его согреть — это моя надежда!»
Над бедняком закон раскинул чёрные крылья,
Неумолимый закон «семь — три», «семь — три»…
Бедняк, сидя в воде, смотрит, как рис растёт.
Радуется бедняк, как отец над колыбелью сына,
Пестует всходы, благодарит солнце
И забыл закон «семь — три», «семь — три»…
Собран урожай! Пришла пора молотить.
Работают бедняк с женой, четыре сына, дочь, три внука…
Насыпали десять мешков риса.
Помещик каркает: «Семь моих, три ваших!»
«Семь — три»…
Бедняк зарывает в землю жену,
А с ней заодно двух сыновей, дочь и всех внуков.
Семь с голоду умерло, трое живых…
Неумолимый закон «семь — три», «семь — три».
Все трое долго молчали.
Сидя на пороге, ребята маленьким топориком рубили сучья для костра. Старик опускал вертел с фазаном в весёлое пламя и рассказывал ребятам, как из коры делать лепёшки, как искать ячменные зёрна в норках полевых мышей и как отыскивать в лесу воду для питья.
Старик начинил брюхо одной из птиц орехами и улыбнулся Пек Чану:
— Этим ты угостишь приятеля в пути.
После ужина старик набросал на глиняный пол пушистых шкурок и сказал:
— Тот долго живёт, кто прежде солнышка встаёт. А ещё дольше тот живёт, кто вместе с солнышком уснёт…
Но Кай Су долго не мог уснуть. Сначала ему мешал залетевший в фанзу жук. Он грозно гудел и ударялся в стены, а Бой глухо ворчал.
Потом, кашляя и охая, поднялся старик и подошёл к окну. Он долго смотрел в дырочку в промасленной бумаге, и Кай Су показалось, что старик с кем-то разговаривает.
Со стороны леса раздался крик совы. Бой засуетился и, скуля, стал царапаться в дверь. Старик оторвался от окна, сказал собаке: «Щип!» Кай Су едва успел закрыть глаза. Он понял, что старик прислушивается к их дыханию, и стал слегка всхрапывать.
Совиный крик повторился. По лицу Кай Су пробежала струйка холодного воздуха. Дверь фанзы открылась и закрылась.
Шлёпнув Пек Чана по щеке, Кай Су вскочил и подбежал к окну. Небо розовело, и можно было разглядеть старика. Он неподвижно стоял лицом к лесу. Возле него, нетерпеливо перебирая передними лапами, стояла собака. Торчащие уши её вздрагивали.
Пек Чан жарко дышал в затылок Кай Су и подбородком отталкивал его от дырочки в бумаге. Он рванулся к двери, но она оказалась запертой снаружи.
— Кай Су!.. — только и мог прошептать Пек Чан.
Ему вспомнились рассказы о злых колдунах, что заманивают к себе детей, а потом превращают их в змей, лягушек и прочую нечисть…
Решили немедля бежать через окно, но когда Пек Чан поднял руки, чтобы сорвать с рамы бумагу, снаружи послышались голоса:
— Ли Чун пошёл вниз по реке. Он будет ждать вас у Синего Ручья.
Это говорил старик.
— У тебя всё готово?
— Как всегда, — ответил старик. — Заходите.
Кай Су и Пек Чан бросились на шкурки и притворились спящими.
Фанза наполнилась народом.
— Я жду вас третью ночь.
— Мы задержались на небольшой пирушке.
Все засмеялись. Кай Су приоткрыл левый глаз.
По фанзе, прихрамывая, ходил коренастый кореец. На загорелом лице его играли все красные оттенки, как бы отсветы яркого пламени. В чёрных глазах загорались и угасали раскалённые угольки. Он напомнил Кай Су весёлый огонёк, бегающий по сучьям, перед тем как вспыхнет весь костёр. Кай Су про себя назвал его «Весёлый Огонёк».
Весёлый Огонёк шагал по фанзе, обходя сидящих на полу корейцев. Казалось, никто не слушал его — все были заняты своим делом: одни чистили короткие ружья, другие бинтовали ноги… Старик, присев на корточки, перевязывал обнажённому по пояс юноше раненое плечо.
— Американский отряд вздумал нас угостить калёными орешками… Корейцы — вежливый народ, но самый вежливый из них — Кан Те My. — Весёлый Огонёк положил ладонь на голову раненого юноши. — Он первый отведал американского угощения…
