— Ким Ир Сен.
У Кай Су останавливается дыхание. Он отступает на несколько шагов и долго смотрит в ясные молодые глаза Ким Ир Сена… Да, конечно, это он! Улыбается точно так же, как на том портрете, который Кай Су помогал украшать цветами…
Кай Су подбегает к нему и говорит о бабушке, о Прохладной Долине, о Тек Сане, об Олене и о Весёлом Огоньке…
Ким Ир Сен слушает его так, как слушают песню — с закрытыми глазами.
— Он остался на том берегу… Но ведь он придёт? Партизаны вырвут ядовитую траву? Правда? Мы не знали, что река… Там отец мой и бабушка… Увижу ли я их?
Ким Ир Сен открывает глаза:
— Нет такого меча, которым можно было бы разрубить пополам озеро.
Кай Су смеётся:
— Даже капли воды не разрубишь.
Ким Ир Сен смотрит на часы. Кай Су понимает это движение и холодеет: осталось самое главное.
Он идёт рядом с Ким Ир Сеном и спрашивает:
— Что делать, Ким Ир Сен, чтобы быть похожим на тебя?
Ким Ир Сен нагибается к Кай Су и говорит:
— Люби свою родину!
Кай Су глядит вслед Ким Ир Сену. Потом он бежит за ворота. Там уже играют на серебряных трубах.
С того места, где сидят доктор и Кай Су, хорошо видно всё, что происходит на площади.
Прямо перед глазами — два огромных портрета, с дом величиной: Ленина и Сталина. Влево от портретов — оркестр. На той стороне площади, во всю ширину её, сомкнутым строем стоят советские солдаты.
Кай Су ищет среди них офицера Николаева. Это невозможно: знамёна, ордена, серебряные трубы так сверкают, что глазам делается больно, как если бы долго смотреть на отражение солнца в реке.
Кай Су поворачивает голову вправо. Там — трибуна. На ней стоит Ким Ир Сен. Он оперся на барьер локтями. Красиво! Перед Кай Су нет барьера. А жаль! Перед ним чья-то широкая спина. Кай Су ещё раз смотрит, как стоит Ким Ир Сен, облокачивается на плечи сидящего впереди человека и мнёт ему шляпу.
Теперь он стоит так же, как Ким Ир Сен.
— Сядь! Экий шельмец… — Доктор делает страшные глаза и колет жёстким пальцем живот Кай Су.
Но легко сказать «сядь», когда грянул оркестр и на площадь вышли школьники! Вот они подходят к трибуне…
Все девочки в одинаковых платьях. Они несут большие букеты.
А вот девочки, которым Кай Су помог украсить школу. Неужели они не видят его?
Девочки подходят к трибуне и бросают цветы Ким Ир Сену. Ким Ир Сен громко кричит:
— Да здравствуют школьники свободной Кореи!
И вся площадь одним дыханием трижды восклицает:
— Мансе!
Но громче всех кричит Кай Су.
Идут юноши с длинными трубами. За ними — поле с живыми цветами. Это девушки. Они танцуют. Многоцветные волны заливают площадь…
Вдруг площадь взрывается:
— Мансе! Мансе! Мансе!
Автомобиль. Высоко на скале стоит женщина с мечом. Под скалой — японец. Он дрожит, пытается спрыгнуть с автомобиля.
Кай Су приплясывает и хохочет.
Тихий Гром косится на Кай Су и урчит медведем:
— Поберегите горло, молодой человек!
Но Кай Су ничего не замечает…
Идут партизаны, участники боёв с японцами. Рваное, закопчённое знамя развевается гордо. Кай Су узнаёт старика в белом халате, который на базаре замахивался дубиной на Змея в золотых очках. Сейчас у старика в руках старинное ружьё. На конце дула — красный флажок.
Кай Су простирает к партизанам руку точно так же, как это делает Ким Ир Сен, и кричит звонко и раскатисто:
— Мансе!
И вдруг партизаны дружно ему отвечают:
— Мансе!
Идут рабочие… Идут крестьяне… Бурным потоком протекает перед затуманенным взором Кай Су его ликующая родина.
Течение утихает.
Вот пошли строители гидростанции; они несут огромный макет плотины. Качают знатных людей. Высоко над толпой взлетают молодые корейские инженеры, кореянки-ударницы…
Перед трибуной, стоя на плечах идущих, девушка бросает в руки Ким Ир Сена букет. Ким Ир Сен ловит цветы.
В воздухе плавно кружатся розовые лепестки.
Кай Су подхватывает каждую песню, и ему кажется, что голос его мчится через крыши города, через священную гору Марамбо, над реками и полями, сёлами и дорогами.
Он уверен, что песня его вместе с северным ветром долетит до сердца его друга Пек Чана…
Протекает час за часом.
Тысяча за тысячей идут радостные люди свободной Кореи…
Кай Су устал. В ушах его шумит, ревёт водопад… Медь оркестра… Вихри песен… Тысячеголосое «мансе»…
Но ему хорошо. Он продвигается к Тихому Грому и крепко прижимается к его колючей щеке.
— А? Да, да, — бормочет доктор, проводит ладонью по жёстким волосам Кай Су и осторожно, как бы вынимая соринку, касается двумя прокуренными пальцами своего заблестевшего глаза.
Оркестр заиграл старинную корейскую песню о том, как горы Чонпяксан раскинулись длинной цепью… О том, как через перевалы тянется кровавый след…
И, усиливаясь и заполняя площадь, улицы и переулки, жарким ветром взвились над Пхеньяном памятные слова о многострадальной Корее, взвились и растаяли под ослепительным солнцем.
Вспоминая о прошлом, пел народ древнюю песню, сложенную из стонов и вздохов. Пела вся площадь, пел весь город, пела вся страна, вспоминая о прошлом, смело глядя в грядущее…
На площадь торжественно вливалась новая колонна. Все поднялись со своих мест и обнажили головы. Шли корейские женщины, и в первых рядах величаво выступали старейшие из них. На спинах несли они плетёные корзины. Из корзин выглядывали румяные, темноголовые внуки и внучки и восторженно махали руками. Первый ряд мягко оторвался от колонны и уверенной поступью двинулся к изображениям Ленина и Сталина.
Там женщины остановились.
Бережно, как умеют это делать только матери, они достали из корзин своих внуков и внучек и протянули их к портретам.
И пристально и внимательно смотрел на них Ленин, по-отцовски улыбался Сталин…
— Ленин мансе!
— Сталин мансе!
— Ким Ир Сен мансе!
Доктор сорвал с головы белый картуз и взметнул его в небо. Над головами взмывалась стая шапок, платков, цветов…
На площадь выехал советский генерал. Все взгляды приковались к всаднику. Белая лошадь под ним звонко выстукивала дробь передними копытами, и в полной тишине было слышно её горячее дыхание.
В руках генерала сверкнула шашка. Громко и торжественно грянул оркестр. Поплыли знамёна…
Раз, два! Раз, два!
Советская Армия прощалась с корейским народом.
Кай Су увидел офицера Николаева. Их глаза встретились…
Николаев улыбнулся, и Кай Су почувствовал себя взрослым, сильным и отважным. Поэтому Кай Су нисколько не было стыдно слёз, что текли по его загорелым щекам…
А когда площадь опустела и медные раскаты оркестра доносились словно тихая колыбельная песня, Кай Су положил голову на плечо соседа и думал о том, как построится и зацветёт новыми садами Прохладная Долина и он вместе с Пек Чаном, бабушкой и отцом будет сидеть на пороге новой фанзы, смотреть на вечерние, потухающие облака и вспоминать советского офицера Николаева и доктора Тихий Гром.
Штормтрап — подвесной трап, род верёвочной лестницы.
Жвачка — тряпка.
Леер — поручни.
Камбуз — корабельная кухня.
В повести рассказывается о событиях, происходивших в Корее в 1948 году.
