Пек Чан остановился.
Откуда же появились новые следы?
«Ах я глупец! Да ведь он идёт на четвереньках, так же как и я…»
След привёл Пек Чана к обрыву. Его дно было прикрыто снеговыми облаками. Они бурлили, разрывались и обнажали чёрную, бездонную пустоту. У Пек Чана закружилась голова и руки сделались мягкими и бессильными.
Он закрыл глаза и, двигая локтями, отполз от края обрыва. Придя немного в себя, он стал отыскивать следы, но ветер уже заровнял тонкий снежный покров. Теперь он дул рывками: взвоет по-волчьи и замолчит, словно прислушиваясь к тому, как эхо отражает его вопли.
Тишина, наступившая после того, как горы несколько раз повторят стоны бури, была страшнее, чем самый вой. Это было похоже на ожидание громового раската, после того как сверкнёт молния.
Но вот до Пек Чана донёсся слабый голос Кай Су. Он прилетел со стороны обрыва. Пек Чан быстро подполз к самому краю.
Оттого, что ветер утихал, дно обрыва почти всё было обнажено. Пек Чан вытянул голову. Голос поднимался снизу, но как Пек Чан ни всматривался, Кай Су нигде не было видно.
— Я здесь, Пек Чан… Здесь, под тобой…
Пек Чан нагнулся над обрывом. Кай Су висел над пропастью, держась одной рукой за тощий куст. Лицо, обращенное к Пек Чану, было испачкано кровью.
Пек Чан заметался по краю. В одном месте он нашёл узкую расселину. Из неё торчал изогнутый корень. Зацепившись за него ногой, он скользнул вниз. Он мог бы дотянуться до Кай Су рукой, но тот висел несколько правее.
— Можешь схватиться за меня?
— Нет… Не удержусь… У меня что-то с рукой, — ответил чуть слышно Кай Су. — Ты иди… Иди, Пек Чан… Только не гляди на меня… Я недолго…
Пек Чан, вися вниз головой, стал снимать свой пояс. Сделав из него петлю, он стал набрасывать её на Кай Су.
Промахнувшись несколько раз, он набросил пояс на шею Кай Су. Кай Су просунул в петлю свободную руку… Осталось выпустить из руки куст. Кай Су не решался это сделать: он боялся увлечь Пек Чана за собой в пропасть.
— Скорей, скорей!.. — И Пек Чан вцепился в пояс с такой силой, что заломило плечи. — Скорей, скорей!..
Кай Су разжал пальцы. Оба повисли над пропастью. Пек Чан пытался подтянуться на ноге. Это оказалось невозможным. Ветер раскачивал их тела. Острая боль в ноге исчезла. Нога онемела и на секунду Пек Чаном овладело состояние, подобное тому, когда он переползал через трещину.
Он почувствовал на своей спине руку Кай Су. Пальцы, как твёрдые сучья, вонзались в кожу и поднимались всё выше и выше…
Прежде чем до него донёсся хриплый шопот Кай Су: «Не держи, отпусти меня!» — Пек Чан понял, что Кай Су поднимается по нему, как по дереву.
Вот он карабкается по его ногам… Пек Чану стало легче. Кай Су был уже на краю обрыва и вытащил его за ноги.
Они лежали с открытыми глазами, не в силах пошевельнуться. Потом уснули.
Их пробудили первые лучи солнца. Пек Чан увидел, что Кай Су сидит, охватив руками голову, и покачивается, словно от зубной боли.
— Ты что?
— Мешок! — простонал Кай Су.
Это было неожиданным ударом. Предстояло почти два дня пути, а мешок с едой лежал на дне пропасти. Пек Чан весело свистнул и сказал:
— Что-нибудь придумаем.
Кай Су повеселел, и друзья зашагали вниз, наперебой восхваляя вчерашние подвиги друг друга.
Но придумать ничего не удалось, и, подходя поздним вечером к Золотому Ручью, они шатались от утомления и голода. Им казалось, что они слышат скрип телег и голоса своих односельчан; это видение придало им бодрости, и они вошли в деревню…
Они проснулись и увидели вокруг себя незнакомых крестьян. Всё население собралось взглянуть на истощённых, полуголых детей, которые неведомо откуда появились ночью в деревне и уснули посреди улицы.
Все ждали, что́ они скажут.
Пек Чан сел и спросил, не проходили ли через деревню люди из Прохладной Долины. Пек Чан сам не услышал своего голоса, и ему показалось, что он не сказал это, а только подумал.
Но крестьяне поняли его вопрос, и один из них, хромой, нагнувшись к уху Пек Чана, громко и раздельно как глухому, растолковал, что народ Прохладной Долины прошёл на север два дня тому назад.
Земляки сейчас же встали и хотели итти в ту сторону, куда хромой крестьянин махнул рукой. Но тот же крестьянин задержал их и, почесав коричневым ногтем щёку, обратился к толпе:
— Отведём их к нему. Пусть они ему всё расскажут.
Он сделал ударение на слове «ему».
Все закивали головами, и друзей втолкнули в маленькую фанзу.
На цыновке лежал крупный человек с перевязанной головой. Движением век он приказал им сесть.
Человек долго, не моргая, переводил тёмные глаза то на Кай Су, то на Пек Чана. Потом веки его опустились, и он вздохнул.
Хромой крестьянин нагнулся к уху лежащего человека и сказал:
— Дети из твоей деревни. Спроси их.
Глаза человека запылали.
Пек Чан вскрикнул и стиснул колено Кай Су.
Оба разом заговорили:
— Тек Сан, Тек Сан!.. Алая Бабочка прилетела к Синему Ручью. Если Тек Сан соберёт людей, пусть ведёт их через горы. Весёлый Огонёк будет ждать тебя до конца месяца…
Последние слова прокричал один Кай Су: у Пек Чана нехватило дыхания.
— Только ты не успеешь, Тек Сан. Месяц кончается завтра…
Тек Сан поднял голову. Повязка опустилась и закрыла один глаз. Он прошептал:
— Спасибо… Спасибо, ребятки. Мои люди уже там… А куда идёте вы?
— Туда, куда идёт Прохладная Долина, — к Ким Ир Сену.
Голова Тек Сана опустилась.
— Скажите Ким Ир Сену, — сказал он сурово, — скажите, что всё в порядке… Юг будет свободным…
Ребят накормили, дали с собой сушёной рыбы и коробок спичек и подробно объяснили, как можно сократить путь, чтобы нагнать своих.
У опушки леса Кай Су и Пек Чана остановил топот босых ног. По дороге из деревни, обгоняя друг друга, мчались мальчик и две девочки.
Мальчик был широкогруд и на целую голову выше земляков. В руках его сверкал широкий охотничий нож.
— Ну? — с досадой и тревогой спросил Пек Чан, когда прибежавшие, часто дыша, стали внимательно, с ног до головы, разглядывать его и Кай Су.
— Я — сын Оленя, — гордо сказал мальчик, пробуя на ногте лезвие ножа.
Кай Су открыл рот… Олень был знаменитый партизан. О его неустрашимости и славных делах земляки слышали ещё в Сеуле. Это он поднял солдатское восстание, занял несколько городов и разбил американский гарнизон. Это его, Оленя, израненного в неравном бою, захватили и бросили в самую тесную камеру страшной сеульской тюрьмы Кемукван. Об этом было крупно напечатано в газетах. Тогда же был объявлен день его казни.
А на следующее утро Олень бежал сквозь каменные стены, а Кемукван горел, подожжённый с трёх сторон.
Портреты Оленя, напечатанные на блестящей белой бумаге, Кай Су и Пек Чан не раз видели расклеенными по Сеулу. Он смотрел со стен так же бесстрашно и весело, как смотрел сейчас этот мальчик с охотничьим ножом.
— Он бежал на север, это правда? — после молчания спросил Пек Чан.
Сын Оленя презрительно усмехнулся:
— В нашу деревню приходили солдаты, и офицер спрашивал меня, куда бежал мой отец. И я сказал: «Олень, мой отец, не бегает, а догоняет». Офицер ударил меня плёткой и велел сжечь нашу фанзу.
Девочка, похожая на сына Оленя — земляки догадались, что это его сестра, — прижала к груди растопыренные пальцы в знак того, что мальчик говорил правду.
Мальчик ласково поглядел на сестру:
— Солдаты били и её…
Девочка вспыхнула.
— Я сказала: «Вернётся отец, и вы будете ползать у его ног, трусы!»
Мальчик кивнул головой. Потом нахмурился.
— Мы проводим вас до Чёрного Камня… А вы идите вперёд, — сказал он девочкам.
Девочки неохотно побежали, беспрестанно оглядываясь.
— Вы ищете Оленя, я знаю… Я расскажу, как его найти.
Кай Су и Пек Чан посмотрели друг на друга.
— Мы идём за Прохладной Долиной…
Пек Чан пояснил:
— На север… Там Ким Ир Сен и все наши…
Мальчик остановился. Остановились и земляки.
— А разве здесь, на юге, — губы мальчика почти не шевелились, но каждое слово было отчётливо слышно, — …разве здесь не ваши?
Кай Су закусил губы и решительно двинулся вперёд. Пек Чан пошёл за ним. Сын Оленя догнал их и положил руку на плечо Кай Су:
— Сухая глина родного поля дороже жирной земли на чужбине.
Кай Су вздрогнул. Такие же слова часто говорила бабушка. Он посмотрел в глаза мальчику:
— Там мой отец и вся Прохладная Долина.
Сын Оленя ничего не ответил.
— Где найти Оленя? — спросил Пек Чан.
— Разве он один? Их много, и они всюду.
Пек Чан смутился. Глаза сына Оленя стали холодными, и когда ребята поровнялись с невысокой скалой — девочки с букетами и с венками в волосах ждали их здесь, — он сухо сказал:
