— Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, Ивана Андреевича, — сказала Света.
— Светка, это ты? — как ни в чём не бывало спросил Костик.
— Ивана Андреевича Филимонова, — повторила Света. — По вопросам энергосбережения.
Костик фыркнул и пошёл отца звать.
— Иван Андреевич, это Света Воеводова. Здравствуйте. Мы тут с Костей не разговариваем, поэтому я вот к вам обращаюсь. Они с папой моим договаривались, что Костя придет смотреть, как папа счётчик ставит, и фотографировать. Слесарь завтра придёт. Пап, когда слесарь придёт? Иван Андреевич, часа в четыре придёт или пораньше. Передайте, пожалуйста, Косте, пускай он приходит. Если что, фотоаппарат я ему тоже приготовлю, у нас есть. Костя хорошо фотографирует, а у меня кадры какие-то некадренные получаются, ну, то есть не как надо. А у него красиво. Передадите, ладно? Ну спасибо. До свидания. Вам тоже.
— Так тебе уже с Иван Андреичем проще разговаривать? — усмехнулся папа.
— Папа, он мне понравился, твой Филимонов. И я знаю, почему он такой не инициативный.
— И почему же?
— Опять тарелки не принес! — тихонечко закричала Света. — Где мои тарелки с красной каёмкой? Да что ж ты делаешь, медведь! Я ж тебя просила! Хоть при гостях бы постыдился! Никогда ничего толком сделать не умеешь!
Папа прыснул, потом упал в кресло и стал хохотать.
— А ты чего смеёшься? — спросила Света. — Ты чего смеёшься? Что тебе смешно? А где мои тетрадки с сосновыми шишечками, которые ты мне обещал? Я ж тебя просила! А носки опять чего под кровать запихал и ещё под ковёр спрятал? Точно Рекс в ямку косточки зарывает! Стыд и позорище! Вот сказать кому, что начальник областного ЦУЭ с носками вытворяет! Прийти вот к Филимонову и сказать! Может, ты хоть тогда постыдишься?
Папа перестал смеяться и сказал:
— Дочка, ты опасный человек. Где мои носки?
— Я их постирала, — сказала Света. — И спрятала. Вот теперь ищи, пока не найдёшь. А ещё найду, что ты носки под коврик закопал — и ещё спрячу. Вот будешь себе каждый день новые носки покупать.
Папа опять стал хохотать, поймал ее, на руки подхватил и по комнате покружил немножко.
— Тигра, мыгра, бондер, мондер, абракадабра! — сказал он.
— Какая тигра, какая мыгра? Что ты как детсадовец? Только и умеешь глупости говорить! Прячется от ответственности — мужчина называется!
— Так, — сказал папа, поставив её на пол. — Больше к Филимонову — ни ногой!
— Что, уже не смешно? — спросила Света. — Над собой так не смешно, а над Иван Андреичем так смешно! Он знаешь какой? У него знаешь какие глаза? Никто его не любит, все его только ругают, ругают, и ты ругаешь. А он хороший!
— Да будь он раззолотой и замечательный, мне это всё равно! — сказал папа. — Он работу свою по-хорошему не выполняет! Работу! А это главнее!
— Нет, — сказала Света. — Нет, человек ещё главнее, чем работа.
— То есть это как?
— А так! Для кого тебе энергосбережение? Чтобы люди на планете лучше жили и планета сама! А если людям плохо, то кому нужно твоё энергосбережение? Помоги Филимонову! Помоги!
— Как это я ему помогу? Он мне не сват, не брат. У меня своя работа, у него своя, я за него его работу делать не могу, у меня своя встанет.
— Это твоя работа — придумать, как ему всё растолковать, чтобы он ресурсы сберегал, — сказала Света. — Значит, ты или просишь невозможного, или плохо объясняешь. Вот если я не понимаю, что к чему, ты берешь листок и на листке мне вёдра рисуешь дырявые. А ему ты всё хорошо объяснил? Где что взять, с кем договориться? Или ты скажешь раз — и думаешь, что все всё поняли?
— Тигра-мыгра, абрабыбра, — сказал папа. — Отвяжись от меня, а то рассержусь… Слушай, я не спросил, ты с чего с Костиком своим поссорилась? И давно?
— Пять дней. Он меня обидел.
— Пять дней, ничего себе! Сильно обидел?
— Да, сильно.
— А чего мы тогда его в гости зовём?
— А нам это всё равно, пусть он свою работу хорошо выполняет, — сказала Света. — Он энергосбережением занимается очень усердно, так что тебе он должен нравиться. Это главнее.
— Светка, а ну не мудри. Ты вообще с людьми ссориться не способна, ты у меня существо мудрое и великодушное, так? Чем он тебя так страшно обидел, что ты даже ради дела говорить с ним не хочешь?
— Я бы и помирилась, — сказала Света, — да только он на каждое доброе слово ещё злее становится. Он сам меня прогнал, сам на меня наврал, слово своё держать не хочет. Даже Яшка на мою сторону встал. А Яшка — он вообще самый добрый.
— Какой Яшка? Фокин?
— Фокин.
— А что у тебя друзья-то все слишком знакомые пошли? — спросил папа. — А, агент Воеводова? Чего вы там задумали, шпионы? Так, глядишь, я про свои носки от губернатора услышу что-нибудь!
— А не пихай их под коврик, и не услышишь, — сказала Света и к себе ушла, чтоб он больше ничего про тайну не расспрашивал. Костик может говорить что угодно, а с нее никто обязательств молчать пока что не снимал.
Костик назавтра опять нарядный пришёл, как и в первый раз, только что без торта.
— Привет, — сказал он, когда Света открыла. — Вот и я. Это здорово, что у тебя свой фотоаппарат есть. У меня мой как раз не заладился. Ты меня научишь своим пользоваться?
— Что у тебя не заладилось? — спросила Света.
— Ремешок, — сказал Костя и довольно рассмеялся. — Отвязался. Представляешь, какая авария?
— Фотоаппарат вон, инструкция тоже, — вежливым голосом сказала Света. — Папа на кухне. До свидания, Филимонов, успехов тебе, — и стала обуваться. — Рекс, Рекс! Гулять!
— Тебе что, даже посмотреть неинтересно? — спросил Костик, перестав улыбаться.
— На тебя — нет, — сказала Света.
— Ну вот ещё! — сказал Костик. — Тогда давай своего Рекса, с ним я погуляю, а сама здесь оставайся и фотографируй.
— У меня фотографии плохо получаются, а ты фотограф талантливый, для дела это лучше, — сказала она и на улицу ушла с Рексом. Очень ей было грустно.
Дошли они до самого парка, побегали там и обратно пошли. Целых два часа гуляли, уже все должны были сделать слесари. Видно, так оно и было, потому что Филимонов уже на улице сидел. Её дожидался. Что ему нужно?
— Светка.
— Чего?
— Поговори со мной.
— Чего?
— Игорь Рудольфович сказал, что пока мы с тобой не помиримся, никакого телевиденья не будет. Светка, давай помиримся. Помнишь, ты мне сама сказала: «Давай дружить, это всё-таки для планеты надо». Помнишь?
— Тебе не планету спасать, а в телевизор попасть хочется, — сказала Света.
— Неправда, — ответил Костик.
— Ладно. Раз так, я согласна с тобой помириться при одном условии.
— Каком? Давай уж все свои условия сразу. Конфетами кормить, в кино водить…
— Нет. При условии, что ты в телевизор не попадешь и что во всей передаче твои имя и фамилия ни разу не прозвучат.
— Ох ничего себе! — Костик соскочил с бортика, на котором сидел. — Стало быть, всё ты одна, да? Про себя, про папеньку, про ЦУЭ, да?
— Нет, зачем. Пускай Яшка рассказывает. Яшка лучше всех расскажет. Ни тебя, ни меня не помянет. У него такая задумка есть, тебе и не снилась. Лучше всех наших задумок.
— Ох и противная ты, Воеводова! Ничего нет у твоего Яшки, кроме ваших кабачков, это ты мне назло говоришь! — сказал Костик и хотел уйти.
— Куда это ты, а как же мириться, это ведь для планеты надо! — колко сказала Света.
— Смейся, смейся! Игорь Рудольфович небось тоже не дурачок, сто лет ждать не станет! Ему эта передача тоже нужна для своей педагогической карьеры, понятно?
Он ушёл. Света прибежала домой, позвонила учителю:
— Игорь Рудольфович! Это правда, что вы передачу снимать не хотите, из-за того что мы с Костиком поссорились?
— Правда. Я ему велел прощенья просить.
— Не надо этого делать, — сказала Света. — Вы снимайте передачу так, без меня. Костя давно мечтает про телевиденье. Ему это важно очень. А ещё у Яшки одна хорошая задумка есть, только не знаю, захочет он с ней в передачу идти или нет. Но вы спросите. А меня не надо.
— Эх, Света-Света, — сказал Игорь Рудольфович. — Как же без тебя, когда с тебя всё и началось?
— Какая разница, с кого началось? Важно, чтоб продолжалось.
— Я хочу, чтоб он с тобой помирился.
— Да так не мирятся, Игорь Рудольфович. Он же пришёл ко мне торговаться, почем ему купить это право в телевизор попасть. Так что уж ведите его в телевизор. Ему это правда очень надо.
— А он завтра первый день в ЖЭКе работает, — сказал Игорь Рудольфович. — Здорово?
— Здорово. До свидания, Игорь Рудольфович.
Потом через час Яшка звонит:
— Света, а Света! Ты ведь обидишься, если я с Костиком в телепередачу сниматься пойду? Скажи «да», и я не пойду.
