— Может, так увидят? — спросил он.
— Руку отморозишь, — сказала Света.
— Зато так молитва горячей, — серьезно сказал Яшка.
Первая к ним прилетела синичка. Может быть, та самая, что возле дворца? Села Яшке на ладошку и клюнула семечку. Потом еще. Потом один воробей на куст слетел, потом другой. Полетали над головами немного, потом стали осторожно семечки из-под ног брать. Света осторожно добавила семечек, и вот так они понемногу слетались всё-таки, воробьи.
И тут кто-то бежит в эту сторону по улице — Костик!
— Всё. Он их сейчас опять распугает… Это он их спугивал! — в отчаянии сказал Яшка.
И Света крикнула тихонечко, чтоб только не громко:
— Костя, стой, не подходи, птиц не пугай, Костенька, миленький, пожалуйста, не подходи!
Он услышал. Остановился. Мрачно сел в плотный сугроб на проспекте и смотрел.
Птицы немного разлетелись, но потом опять прилетели всё-таки. Не так, как всегда, поменьше.
— Яшка, все будет хорошо, — сказала Света.
— Как я плакал! Света, как я плакал! — сказал Яшка.
— Ну что, пойдём? Семечки кончились.
— Пойдём. А я уж и верить перестал. Думал, всё, конец! Предал я моих птиц…
— Здравствуйте, — сказал Костик. — Мне сказали, что вы вместе убежали. Я подумал, может, сюда.
— Не ходи тут больше, не пугай моих воробьёв, — горячо ответил ему Яшка. — Я их чуть не лишился из-за вашего фильма! Из-за ваших дублей несчастных!
— Яша, этот фильм и эти дубли наши общие, — со взрослым вздохом сказал Костик.
— Неправда, это твой фильм и Игоря Рудольфовича. Я вас так просил птиц не пугать! Я плакал даже! Вы меня не послушали! Вам бы лишь бы воробьёв посильней распугать для эффекта! «Я её обидел»! Ты не только её обидел, ты всех моих воробьёв обидел ни за что!
— Ну это ж для дела надо, ну что вы как маленькие! Обидел, обидел! Ты вон небось сколько лет воду лил и не думал при этом, обидел ты рыбок или нет!
— Так то я не думал, а теперь я понимаю, — ответил Яшка. — Это разница.
— Света, давай вместе работать. Мне без тебя не нравится, — сказал Костик. — Чего-то без тебя у меня и идеи в голову не идут. Пожалуйста, возвращайся.
— Это всё, что ты хотел мне сказать? — спросила она.
— Ну, не знаю. Спасибо, что ты Игорю Рудольфовичу разрешила фильм снимать.
— Пожалуйста. Я думаю, ты очень хороший диктор, Костя, я просто восхищалась, какой ты диктор, когда смотрела, честное слово, — сказала Света.
— Правда? — улыбнулся он.
— Правда. И вообще я над ним плакала, над фильмом. До свидания, Костя. Яшка, пойдем.
Глава шестнадцатая, в которой Филимонов-папа получает строгач от комиссии, а Света отказывается играть роль жены тени отца Гамлета
После передачи к Игорю Рудольфовичу набежало столько ребят, что их пришлось разбивать на две группы, старших и младших. А Света теперь на занятия не ходила. Не хотелось ей с Костиком встречаться, вот и всё. Она села за компьютер и стала мультфильм рисовать про капельку, как она попала из реки в очистные сооружения и как долго добирается до водопровода. Мультфильм рисовать — дело очень долгое, поэтому занятие у Светы всегда было.
Яшка говорил, что Костик-диктор пользуется большой популярностью и все его уважают.
— Конечно, — соглашалась Света, — я тоже считаю, что он диктор что надо.
Потом Яшка сказал, что за Костиком стали ходить девчонки с девчачьими альбомами, в которых всякие наклейки да загибашки. И стали просить им что-нибудь в эти альбомы написать. Костик писать сначала не стал, а потом принёс свой альбом. Он такую тетрадку сделал, что как будто там домик, а к нему всякие энергосберегающие технологии прилагаются. Развернёшь на одной страничке — прибавится счётчик, отогнёшь уголок посмотреть — а там торт: это значит, что с установкой счётчика ты на торт денег сэкономил. Развернёшь на другой страничке — там солнечная батарея на крыше, а отклеишь наклейку-камень — под ним клад зарыт. Ну и так далее. Намудрил там всякого, девчонки пришли в большой восторг и тоже стали такие тетрадки клеить. Свете тоже очень захотелось, когда Яшка ей рассказал, но она не стала делать, а написала записку Игорю Рудольфовичу:
«Надо сделать большую игру, на картоне, например. Для маленьких. Это будет конструктор. Большой домик, а рядом надо вырезать, собрать и приделать всё остальное: счётчики и солнечные батареи, и то, что Филимонов придумал и что Вы тогда придумали в своей педагогической схеме. Если вам моя идея нравится, то сделайте её, только, чур, не говорить никому, что это я подсказала».
Яшка ей ответ принес:
«Спасибо, Света, непременно сделаем. Про тебя не скажу, если не хочешь. Только мы все по тебе скучаем. И я скучаю, совершенно честно. Так что мы тебя ждем, когда ты придёшь. Игорь Рудольфович».
«А вы не скучайте, — написала она другую записку. — Я если придумаю, вам ещё напишу что-нибудь, а пока что я мультфильм делаю».
Потом однажды папа пришёл домой с работы и говорит:
— Доигрался Филимонов. Такого строгача сегодня от комиссии получил — не хотел бы я на его месте побывать.
— Папа, что такое строгач?
— Сильно поругали, значит.
Поругали. И так всегда. Света стала по телефону звонить. Попала на папу Филимонова.
— Иван Андреевич! Можно, я к вам приду?
— Никак Светлана? — спросил он. — Ну что ж, приходи. Костик очень рад будет.
— Да я к вам, а не к Костику! Я ненадолго.
— Ну, и ко мне приходи, и я буду рад, — согласился Иван Андреевич и вздохнул.
Пришла. Мама к столу зовёт, Костик из своей комнаты в щель глядит.
— Я ненадолго, — сказала Света. — Мне с Иваном Андреевичем поговорить нужно. По секрету.
Прошли в комнату.
— Ну что, какие у тебя секреты?
— Иван Андреевич, это правда, что вас опять сегодня за что-то ругали?
— Ну что ж — ругали, такая наша работа, слово доброе нечасто услышишь, — согласился он.
— Иван Андреевич, я хотела сказать, что я вас люблю. Что вы хороший человек. Что вы… Иван Андреевич! Я не знаю, что у вас там на работе, я ведь ничего в этом не понимаю, но я верю, что вы не виноваты, я хотела сказать, что у вас все получится, я хотела… Ну я не знаю, что вам сказать, вы меня понимаете?
— Да, понимаю, — улыбнулся он. — Спасибо тебе…
Она постояла, и сказать ей больше было нечего.
— Ну вот, это все… Я зря пришла, да? — спросила она. — Я наивная, да?
— Ни в коем случае, — ответил он. — Мне стало гораздо, гораздо легче. Честное слово. А можно мне тебе вопрос задать?
Света вздохнула. Догадывалась, о чём спросит.
— Ты ведь знаешь, о чём я тебя спрошу. Такая ты славная, а с Костиком всё не помиришься. Что ж он сделал тебе такого страшного-то? Неужели уж совсем его простить нельзя? Он уж весь измучился, ходит тут, как тень отца Гамлета… знаешь, что такое тень отца Гамлета?
— Ничего он не измучился, у него роль такая, — ответила Света. — То одна роль, то другая. Одни роли он репетирует, другие экспромтом выдаёт…
— Не думаю, — покачал головой Иван Андреевич. — Ты фильм-то ведь смотрела? Помнишь, какой кадр там оператор поймал?
— Помню. Это был примерно двадцатый дубль в рамках сценария, — пожала плечами Света. — Его Игорь Рудольфович зачем-то мириться со мной заставляет, ну, знаете, навроде того: не помиришься — в телевизор не попадёшь. Ну а Костик с этим ко мне: мол, какая ты противная, я из-за тебя в телевизор не попаду. Я уж говорила Игорю Рудольфовичу, что это не методы. Тогда он взял и выдумал сценарий с обиженной девочкой. Да ещё и всех воробьёв Яшке распугали, обидели их ради своего сценария. Не хочу я с ними, Иван Андреевич, не нравится мне такая игра.
— А я всё вспоминаю, как ты сюда у него на руках приехала, — улыбнулся Филимонов-папа.
— А я вспоминаю, как долго мы это репетировали, — сказала Света. — Он мне команды давал: как моргать, как улыбаться. Сердился, что я не так это делаю, как ему надо… Причём он сначала меня заставит играть, а потом смеётся надо мной, что я не понарошку играю, а в самом деле! А когда я сказала, что не хочу так больше, потому что это уже обман получается, а не шутка, то сразу предателем стала.
— Батюшки, да зачем же вам такая игра? — изумился папа Филимонов.
— А вот это уже тайна, — сказала Света. — Не я придумала, но сказать — не скажу.
— Нда, — сказал папа Филимонов и призадумался. Потом говорит:
— Люди играют, когда боятся сам себя. Ведь когда ты играешь, всегда можно пойти на попятную, сказать, что всё выдумка… Может быть, он просто стесняется сказать правду? Как ты думаешь? Может, ему надо помочь?
— Нет, — не согласилась Света. — Он ведь не сам по себе стесняется в укромном уголке. Не знаете вы, как он себя вёл. Если человек такой трус, что от стеснительности готов друга оболгать, а от желания прославиться тут же готов все тайны выдать, то и пускай мучится. И хорошо, если мучится, значит, есть у него хоть остатки совести, вот пусть с ней и общается. А я в такие игрушки больше не играю.
