— А в другой раз, — продолжил папа свою мысль, — Бог захотел избрать царя для Своего народа, но никто из сильных, храбрых солдат не подходил для этой должности, и тогда выбор Божий пал на маленького пастуха.
— Меня, — сказал Давид и захихикал.
— Да, его тоже звали Давидом, — подтвердил папа. — Как ты думаешь, почему Бог избрал именно его?
— Потому что он был хорошим пастухом, — ответил Давид, на ходу припоминая эту библейскую историю.
Машина мчалась по каменистой горной дороге, отчего ее бросало из стороны в сторону, и Давид подпрыгивал на своем сиденье, явно получая от этого удовольствие.
— Верно, — согласился с ним папа. — На протяжении многих лет Давид изощрял свое умение вдали от людей. Он научился не многому, но кое-что удавалось ему лучше других: метко стрелять из своей рогатки, искусно играть на гуслях и побеждать медведей и львов. Никто за ним не приглядывал и никто никогда не слышал, чтобы из его стада пропала хоть одна овца. Итак, Давид готовился, и когда потребовался воин, который смог бы одолеть великана, Бог вспомнил этого мальчика, который втайне от всех учился побеждать противников.
— Но разве здесь я не могу готовиться к служению Богу? — спросил Давид, все еще подпрыгивая на сидении.
— Не можешь, — ответил папа. — В этой стране тебе не удастся хорошо научиться чему бы то ни было. Готовиться к служению Богу — значит быть там, куда посылает тебя Бог, смело и настойчиво делать свое дело — ярко светить людям, где бы ты ни был. Я надеюсь, что ты будешь жить среди добрых людей, но, возможно, вокруг тебя окажутся и злые. Тогда тебе придется стать таким, как Самуил, — не похожим на всех прочих.
— «Быть… чадами Божьими непорочными среди строптивого и развращенного рода», — процитировал Давид выученный им стих.
— Вот именно, — сказал папа с некоторым удивлением. — Я рад, что ты запомнил эти слова. Когда ты будешь в Англии ходить в школу…
— Я видел ежика! — завопил Ваффи, и отцу пришлось остановить машину, чтобы мальчики смогли как следует рассмотреть зверька. Ребята хотели было завернуть его в резиновый коврик, лежавший на полу машины, и отвезти Джоане, но потом все-таки отпустили: еж был очень колючим и вообще мог оказаться ежихой, которую дома ждали детеныши. Мальчики забрались в машину и продолжили путь, высматривая на горизонте красные горы, у подножия которых располагалась та самая деревня. Вскоре они увидели их макушки, ярко освещенные лучами восходящего солнца. Въезжая в деревню, они сразу заметили девочку с ребенком на спине, она вышла из-за деревьев и замахала им рукой. Это была Лейла. Папа оставил машину в тени деревьев, и Лейла проводила их в дом своих хозяев. Она застенчиво поздоровалась с друзьями, радуясь их приезду, но на ее лице они заметили легкую тень беспокойства. Она шла впереди, показывая дорогу, и молчала.
Хозяева ждали их в своей прохладной хижине, где сладко пахло сухими травами и пшеницей. Пол был чисто выметен, и на нем лежало несколько ковриков для гостей. Все было готово к их приезду, на углях стоял горшок с готовой похлебкой, но Давид чувствовал: что-то было не так. Хозяин улыбался и был с ними любезен, но прислуживавшая им хозяйка выглядела усталой и раздраженной. Она часто выходила к воротам и с кем-то перешептывалась, и когда врач обратился к ней, оказалось, что она его совсем не слушает. Не оставалось никаких сомнений: над этим маленьким домом нависла грозная тень беды. Но никто не проронил ни слова, ожидая, пока гости поедят и отдохнут. И только тогда хозяин дома заговорил.
— Сестра моей жены тяжело больна, — начал он. — Она уже давно прихварывала, но прошлым вечером муж заставил ее принести с рынка мешок угля. Она упала под тяжестью этого мешка и сейчас лежит дома и ни с кем не хочет говорить. Не могли бы вы сходить к ней, если, конечно, уже отдохнули? Моя жена проводит вас. Местные больные придут позднее. А наш шаман поможет собрать народ для Вас.
— Вам нужно было сказать об этом раньше, — сказал папа Давида. Вставая, он заметил, как мрачное от беспокойства лицо хозяйки немного прояснилось.
— Давид, Ваффи, пойдемте со мной. Вы поиграете на улице.
Все вместе вышли на залитый солнцем двор и по холму, по склонам которого уже пестрели ноготки, спустились к маленькой хижине, стоявшей на берегу реки. Дверь была открыта, и, приближаясь, они услышали хриплые звуки, как будто кто-то тяжело дышал, и крики испуганного ребенка. После яркого дневного света их глаза с трудом могли видеть в сумраке хижины. Давид с Ваффи присели на ступеньках, а папа Давида вошел внутрь.
Он долго не показывался. Дети могли слышать, как он тихо разговаривал с хозяйкой Лейлы. Вскоре из хижины вышла Лейла с двумя детьми и села рядом с мальчиками. Маленькие дети стали тыкаться в ребят своими ручонками, пытаясь пробраться внутрь дома, у их ног кудахтали куры; но Лейла сидела тихо и безучастно, положив подбородок на руки, и сурово смотрела перед собой.
— О чем ты грустишь, Лейла? — спросил Ваффи. — Разве эта больная женщина из твоей семьи?
Лейла покачала головой.
— Нет, — ответила она, — она из семьи моей хозяйки.
— Тогда о чем ты горюешь? — не унимался Ваффи, которому вообще-то было незнакомо чувство сострадания.
— Потому что у больной женщины есть дочь. Если ее мать умрет, моя хозяйка возьмет ее к себе, а я буду лишней. — Лейла заплакала. — Они прогонят меня! Ах, почему я не умерла вместе с моей мамой!
Она, словно маятник, раскачивалась из стороны в сторону, а мальчики сидели тихо, не зная, что сказать. Затем один из хозяйских малышей подошел, обхватил ее за шею и несколько раз чмокнул в щеку. Неведомо откуда появилась тощая кошка и стала тереться спинкой о ноги Лейлы. Подбежал молодой козленок и уперся своими рожками в руки девочки, и скоро Лейла понемногу успокоилась. Они сидели так среди ласковых детей и дружелюбных животных в лучах теплого весеннего солнца, когда из хижины вышел отец Давида. Его лицо было печальным.
— Она умрет? — шепотом спросил Давид, взяв отцовскую руку в свою.
— Боюсь, что да, — ответил отец. — И, может быть, очень скоро. Я ничего не могу для нее сделать. С ней останется ее сестра, а я еще загляну сюда на обратном пути.
Лейла не поняла ни слова, потому что они говорили по-английски, но она уловила скорбный тон, и ее лицо помрачнело. Второй раз в жизни ей, вне всякого сомнения, придется остаться одной. И хотя ее хозяин был иногда груб с ней, все же она успела полюбить его жену и двоих детей. Конечно, они не могли заменить ей родителей, но кроме этих людей у нее никого не было в целом свете.
Теперь кто-нибудь другой возьмет ее к себе, думала Лейла. Маленькие служанки пользовались большим спросом среди жителей деревни, потому что они много работали и мало ели.
У самого дома, где жила Лейла, они увидели множество людей. Папа Давида вошел в хижину, а люди стали по очереди подходить к нему. На некоторых виднелись ужасные раны и болячки, которые нужно было обмыть и перевязать. Давид с Ваффи пошли к реке, но Лейла осталась с врачом.
— Там такая толпа, что Вам придется провести здесь еще много времени, — вдруг сказала она. — Хотите, я помогу вам наносить мази и перевязывать раны?
— Ты? — удивленно переспросил врач. — А ты разве умеешь?
— Конечно, — сказала Лейла. — Я каждый день видела, как это делали медсестры в больнице, а когда я немного поправилась, то одна из них позволила мне помогать ей. Вот увидите: я справлюсь! Но сначала мне нужно вымыть руки.
Врач смотрел на Лейлу широко открытыми глазами. Девочка постелила на маленький столик кусок чистой ткани и начисто вымытыми руками принялась раскладывать на ней тюбики и баночки со снадобьями. Она не поднимала головы, сосредоточенно смазывая рану очередному пациенту. Врач приступил к осмотру следующего больного, а когда снова повернулся к Лейле, увидел, что рана была аккуратно перебинтована.
— Я провела в больнице двенадцать недель, — напомнила она ему. — Каждый день я смотрела и училась. Теперь я могу это делать не хуже любой медсестры.
— Вижу, вижу, — задумчиво произнес врач. — А ты умеешь закапывать глазные капли?
— Да, — скромно ответила Лейла. — Нужно вымыть руки, попросить больного запрокинуть голову, слегка оттянуть веко и капнуть из пипетки! Я видела это много-много раз!
— Молодчина! — похвалил врач, внимательно посмотрев на Лейлу. Второй раз за этот день она выглядела умиротворенной. Несмотря на свой физический недостаток, Лейла была проворной и способной девочкой, к тому же она знала, что переживают больные, и могла им посочувствовать. «В больнице не хватает рабочих рук; мне нужно поговорить с медсестрами, — решил папа Давида. — Может быть, у кого-нибудь из них найдется свободное время, чтобы научить Лейлу премудростям профессии, и тогда она сможет приносить настоящую пользу».
