— Ух, какой ты становишься! Прямо, как комиссар красногвардейского полка.
— Она и будет для вас комиссаром, — сказал Лукьян Корнеевич с улыбкой. — Уполномочена мною и Серединым провести инспекцию и прочитать лекцию про коня.
— Да ну! В самом деле?.. А ты, Леля, училась этому где или как?
— Училась, а как же! — ответила Леля, садясь рядом с ним. — В конно-спортивной школе, ну, и сама много читала…
— Молодчина, Леля! — Кряжев обнял ее за плечи. — Не трусь, действуй смело. Я помогу тебе, если потребуется.
Горячая Шуркина рука просто обжигала ее. Она поразилась его температуре: «Как у коня при хорошем аллюре!» И почему-то не смела даже пошевелить плечами, чтобы убрать жаркую руку. Но он сам догадался это сделать. Засмеявшись чему-то, показал на сражавшуюся пару призывников:
— Гляньте, гляньте, как рубится Васька Кутырь! Машет шашкой, как палкой. А конь его совсем не слушается. Растапша! Вот уж, действительно Кутырь!
А Леля и сама до этого, наблюдая за поведением коней, заметила, что с гнедым Васьки Кутыря что-то не в порядке. Вел он себя нервно, суматошно.
Лукьян Корнеевич приказал новобранцам спешиться, поставить лошадей у коновязи и расположиться на лавках. И сколько у них было разговоров, сколько похвальбы и хвастовства! Инструктор, с трудом успокоив их, сделал разбор занятия. Почти каждому указал на грубейшие ошибки, любая из которых в настоящем бою могла стоить бойцу головы. Тут уж призывники совсем приутихли: впервые, может быть, по-настоящему дошло до них, насколько важны такие занятия. Это тебе не школьные уроки, на которых можно было валять дурака, — тут речь о жизни идет, о победе над подлым врагом. А война — рядом, за буграми.
— Серьезней, хлопцы, относитесь к учебе! — заключил Лукьян Корнеевич. — Вас скоро в часть отправят, в Донскую дивизию, а там некому будет с вами нянчиться. Могут сразу в бой кинуть. Лучше уж тут почем зря пот в тренировках проливать, чем там — кровь. Ясно-понятно?
— Ясно-понятно, товарищ инструктор!
— Ну а теперь лекцию про коня прочитает вам уполномоченный инспектор…
— Леля Дмитриевна! — подхватил Кряжев.
— А мы сами-то, выходит, лопухи ничего про коня не знаем?! — возмутился Васька Кутырь. — Это мы-то, которые смалу…
— Отставить, Кутырь! — приказал Кряжев. — Я, как староста группы, призываю к порядку, а то могу и стукнуть за грубую недисциплинированность!.. Леля Дмитриевна, выходи к щиту и начинай лекцию.
В хуторе относились к Леле с симпатией. Считали ее своей. Многие знали: работы любой она не боится, коней любит и понимает. Она сознавала это, однако понимала и то, что вряд ли парням понравится, если она, девчонка, станет читать им лекции по иппологии: каждый небось считает себя лучшим знатоком коня. Помня об этом, Леля смело вышла к черному щиту, служившему классной доской, и спросила, показывая пальцем на Кутыря:
— Василий, почему конь тебя не слушается? Почему он так странно ведет себя?
— Да он же дурной!.. Достался мне… — Васька вскочил, суматошно замахал руками. — Глупак он!
— Сам ты глупак! — остановил его Кряжев. — Затуркал хорошего коня.
Леля подняла руку, требуя внимания:
— Василий, расседлай коня.
— Это еще зачем? — взвинтился он. — Стану я…
— Делай, что тебе говорят! — приказал Кряжев.
Лукьян Корнеевич ни во что не вмешивался. Неторопливо покуривал, пряча улыбку в усах. Он догадывался о том, чего добивается его наблюдательная внучка.
Кутырь снял седло, положил потником на траву. С мокрой спины гнедого шел пар. Леля подошла к нему, легонько, ласково ощупала плечи, холку и спину. Конь вздрагивал, нервно перетаптывался на месте, не понимая, чего от него хотят.
— Бедный гнедко!.. Вы только посмотрите, товарищи! Вот на плечах у него, на холке и на спине появились горячие припухлости. Их называют нагнетами. Знаете? Ну конечно же должны знать. А отчего они появились? — Она перевернула седло. — Посмотрите, какой безобразный потник! Грязный, заскорузлый, мятый. — Провела рукой по нему, что-то выдрала из войлока. — Смотрите — репей! Разве так можно относиться к своему боевому другу?! Это — предательство, гражданин Кутырь! — Возмущение Лели было так велико, что она даже не захотела применить к нему слово «товарищ».
— Да я это… Я это самое… — растерянно бормотал Кутырь.
Новобранцы, не на шутку удивленные уверенными действиями Лели и охваченные ее настроением, набросились на Кутыря:
— Тебе на ишаке ездить надо, вахлак!
— Он сам — ишак вислоухий!
— Тихо, товарищи! — остановила их Леля. — Вот Кряжев, староста вашей группы, он, наверное, знает, кто следит за содержанием конского снаряжения, за правильностью седловки и пригонки сбруи. Должен он это знать?.. И кто же, в конце концов, у вас отвечает за здоровье и благополучие лошадей?
Леля с гневным укором смотрела на Кряжева, а тот неожиданно смутился, с запинкой ответил:
— Да никто специально не назначался для этих дел. Верно, я должен отвечать за это.
— Вот видите! Вас — целый взвод, а следить за порядком некому. Конь Кутыря просто в ужасном состоянии. И у других бойцов кони не очень-то ухожены. Вы, по всему, вообще не проводите смотров. А таких, как… которые не уважают коней и сидят на них, как тюхляи-вихляи, тех надо в обоз списывать. Не получится из них настоящих всадников.
Призывники, притихнув, многозначительно переглядывались.
— Слыхали? — с угрозой спросил Кряжев. — Меня военком назначил старостой группы, командиром отряда, и я с вас строго спрошу! Каждый день будем проводить смотры коней и снаряжения и кое-кого в обозники спишем, не нужны нам такие красные кавалеристы, как Васька Кутырь!
— Я не буду больше! — взвился Васька. — То есть я буду!..
— Хватит нас обещалками кормить! — остановил его Кряжев. — Мы еще немного поглядим, и ежели сбрешешь, тогда прощевай!
— Прошу внимания! — сказала Леля. — Кто из вас знает, как лечить вот такие набои и нагнеты, как у гнедого Василия Кутыря?
Призывники зашумели:
— Карболкой помазать!
— Йодом, йодом!
— Кто точно знает, пусть поднимет руку! — распорядилась Леля.
Никто не решался.
— Да ничего такого они не знают, Леля Дмитриевна! — насмешливо сказал Миня Дрогаев. — Растолкуй ты им без всякого, если, конечно, сама знаешь.
— Знаю, меня учили! — отрезала она. — Перво-наперво охолодите такие места. Ага, чем охолаживать? Наложите на них мешки или сумки со льдом. Где его взять среди лета?.. Ну, тогда приложите к нагнетам и набоям тряпку или глину с уксусом и водой, это в том случае, если кожа не повреждена.
— А если уже повреждена? — с ехидцей спросил Дрогаев.
— Тогда кавалериста надо взять под арест, а коня отправить к ветврачу.
Новобранцы рассмеялись: им понравился находчивый ответ «инспекторши».
— Смеху тут мало, — сказал Кряжев. — У нас такие случаи бывали, и жаль, что мы не брали под арест разгильдяев за такие грехи. Но теперь, братва, смотрите в оба! Продолжай, Леля.
Правду сказать, Леля не знала, о чем дальше вести речь, но тут ей пришел на ум рассудительный и неторопливый в речи преподаватель иппологии конно-спортивной школы, лекции которого она помнила наизусть, и, набравшись серьезности, немного наигранно, стала говорить, подражая ему:
— Раз мы упомянули о коже коня, то мне хочется вот что сказать. Кожа и шерсть представляют собой зеркало его здоровья. А здоровье коня очень зависит от правильного содержания кожи. Она ведь не только покрытие живого тела, а и очень сложный орган для очищения и освежения крови и всего тела. Грязная кожа — носитель всяких инфекций. Вот потому чистота лошади является не только гигиенической, но и важнейшей профилактической мерой, как баня или ванна для человека…
— Вот-вот! Слыхали? — воскликнул Дрогаев, — Толкуй дальше, Леля Дмитриевна, а то некоторые наши лопухи никакого понятия о коне не имеют, хотя и считают себя казаками.
Леля, недовольная тем, что ее прервали, сказала с иронией:
— Ну, если вы, товарищ Дрогаев, все знаете о коне, тогда растолкуйте «некоторым нашим лопухам», какая температура у лошади, какова у нее частота дыхания, пульс, в каком месте он исследуется.
— Боюсь ошибиться, Леля Дмитриевна, но, по-моему, у лошади все так, как у человека, — стал выкручиваться Дрогаев.
— И пульс на руке у коня исследуется, да? — поддел его Иван Григораш. — Рассказывай, Леля Дмитриевна, как оно на самом деле, никто из нас не знает точно. Нас этому не учили.
— Верно, Леля Дмитриевна! Правду сказал Григораш! — раздались голоса.
— Ну, тогда слушайте внимательно! — звонко сказала Леля, набравшаяся уверенности. — Молодая лошадь дышит четырнадцать-пятнадцать раз в минуту, взрослая — восемь-двенадцать раз, а старая — восемь-девять. При быстром аллюре дыхание учащается до ста тридцати раз.
