ВОРОБЬИ*
Серый домик в Медоне.
За окошком — бугор.
Скучно маленькой Тоне,—
Дождик, тучки, забор.
Вниз прошли человечки
Торопливым шажком.
Мама гладит у печки
И шуршит утюжком.
Плеск дождя так несносен,—
Плик да плик, — третий час…
Для чего эта осень?
Что ей нужно у нас?
Даже мама не знает.
Спросишь, — буркнет: «Отстань!»
На балконе вздыхает
Чуть живая герань.
Кукла спит на буфете,—
Ножки задраны… Срам!
Воробьишки, как дети,
Закружились вдоль рам…
Тоня носик прижала
К ледяному стеклу:
Ай! Лазурь засияла,
Улыбнулась сквозь мглу.
«На балкончике, братцы,
Хлебных крошек не счесть!»
Но сначала — подраться,
А потом и поесть.
Все, должно быть, мальчишки:
Ишь как дерзко пищат…
Ткнут друг дружку под мышку
И отскочат назад.
Два столкнулись с разгона,
Прямо в плошку торчком,
Покатились с балкона
И взлетели волчком…
Самый толстый — трусишка,
Распушил свой живот,
Подобрался, как мышка,
И клюет, и клюет…
Очень весело Тоне:
Небо все голубей,—
Если б прыгнул в ладони
К ней толстяк-воробей!
Подышала бы в спинку,
Почесала б меж крыл,
Он бы пискнул, как свинка,
И глаза закатил.
А она б ему спела
О медонской весне,
Как трава зеленела
В голубой тишине…
Мама гладит сорочку.
«Что ты шепчешь, юла?»
Но сконфуженно дочка
Гладит ножку стола…
Мы играем в пароход…
Полный ход!
Гришка Бондарев — машина,
Потому что он мужчина…
Он залез под папин стол
И топочет гулко в пол
Каблуками —
И обеими руками
Уголь сам в себя сует…
Полный ход!
Я, конечно, капитан.
На столе мой валкий мостик.
Сто чертей, какой туман…
Дядя Костик!
Что же ты за рулевой?
Эх, раззява!..
Встань к камину головой
И держи на тучу вправо.
Вестовой, тащи сюда
Бочку с ромом и сигару.
Ух, как треплет! Ерунда.
Машинист, прибавь-ка пару…
Что?! Взорвемся? Не беда.
Саша, — старший брат, — труба,
Потому что он высокий.
Он гудит, надувши щеки,
Так, что пот бежит со лба:
«Гу! Дорогу! Берегись!»
Искры ввысь,
Дым, как черная акула…
Ух, качнуло!
Вдалеке утес, как мел.
Над кормою вьется птица…
Саша! Сашка! Что ж ты сел?!
Ведь труба же не садится.
А в каюте у стола
Пассажирка — леди Даша,
Тетя наша,—
На кушетку прилегла.
Небеса краснее меди…
Ропщут волны, хлещут в люк.
О миледи,
Не ломайте бледных рук!
Я клянусь своею трубкой,
Громом, молнией, совой,
Пароходной нашей рубкой
И верблюжьей головой,—
Что сегодня в Гонолулу
Довезу вас к жениху…
Эй вы, черти, там вверху!
Привяжите пушку к стулу.
Буря крепнет… Нос торчком…
Волны — белые медведи…
Вестовой, снеси-ка леди
Валерьяну с коньячком.
Мой приятель, мальчик Вова,
Ходит-бродит у дверей…
«Что вы пишете?» — «Балладу».
«Так кончайте ж поскорей!»
Кончил. Тиснул промокашкой.
Перевел блаженно дух…
Вова в дверь. Стал лихо в позу,—
Не мальчишка, а петух.
Я сижу спокойно в кресле,
А взбесившийся боксер
Лупит в бок меня и в локоть,—
Сбросил книжку на ковер…
Только мне ничуть не больно.
«Бей сильнее, пустяки!
Отчего ж ты, милый, дуешь
На свои же кулаки?»
И обиженный мальчишка
Сел, как клецка, на кровать.
«Потому что надо драться,
А не локти подставлять».
Драться? Что ж… Сдвигаю брови,
Как свирепый Голиаф…
Поперек схватил мальчишку,
Размахнулся — и на шкаф.
Посиди… Остынь немножко,
Полижи, дружок, карниз.
Через пять минут он сдался:
Попросился кротко вниз.
«Прочитайте мне балладу…»
«Что ж в жару стихи читать…
Лучше сбегай ты на кухню,—
Будем пьянствовать опять».
Вовка тащит воду, сахар,
Выжималку и лимон.
За окном платан смеется,
Кошка вышла на балкон.
«За твое здоровье, кошка!»
Вовка фыркает в кулак
И лукаво морщит носик:
«Дядя Саша, вы чудак…»
В третий раз сегодня будем
Перечитывать «Каштанку»,—
То, что любишь, то и тешит,
Можно много раз читать.
А потом под одеяльце
Заберешься ты, как мышка,
Я заставлю лампу книгой
И подсяду на кровать.
И меня ты спросишь тихо:
«Почему же вы сегодня
Не сдержали обещанья,
Не пошли со мной в кино?» —
— Потому что, — я отвечу,—
Мы совсем с тобой забыли
То, что нам, мой теплый мальчик,
Надо сделать бы давно…
В доме «Пятницы Голодной»
Ждут хоть капельку участья,—
Ты ведь знаешь, ты ведь слышал,—
Ждут от всех, — так долго ждут…
Без кино мы обойдемся,
Нас утешила «Каштанка»,
А во сне… во сне слетаешь
В гости к «Пятнице» — в приют.
Там незримо и неслышно
Ты пройдешь среди кроваток…
И увидишь, как беспечно,
Как спокойно дети спят.
Спят… А мы о них забыли.
Кровля стала зыбкой-зыбкой,
Стены тают-исчезают,
А вокруг, как призрак, сад…
Ты поймешь, мой теплый мальчик,—
Ты поймешь, и, засыпая,
Лишь покажешь мне глазами
На вечернее окно:
На окне висит копилка,
Голубая свинка с дыркой,—
Из нее не раз удили
Мы монетки для кино…
1931
Каждый день одно и то же:
Влезешь в море, фыркнешь вбок…
Дно, как шелковое ложе,
За утесом — островок.
Милый берег вьется с краю,
Чайки мчатся к кораблю…
Никому я не мешаю,
Никого я не топлю.
Как поджаренная пышка,
Я качаюсь на спине…
Но из дюн летит мальчишка,—
Бомбой в воду — и ко мне…
Обдает меня каскадом
Голубых хрустальных брызг.
Водопад за водопадом!
Хохот, грохот, писк и визг…
А потом меня с фасада
Принимается топить.
Но ведь я же не наяда,
Чтоб морскую воду пить,
И с писателями в море
Обращаться так грешно!
Разве мы с тобою в ссоре?
Не хочу идти на дно!
А на пляже дети рады:
«Мальчик дядю утопил!»
Покраснел я от досады,
Изо всех рванулся сил…
Правый глаз набряк-закрылся,
И вода течет из губ…
Отскочил я, изловчился
И схватил врага за чуб.
Молчаливо и злорадно
Придавил его ногой:
Под водою так прохладно,—
Ты попробуй, дорогой!
Быстро выудил мальчишку
И по трусикам слегка
Охладила шалунишку
Полновесная рука…
Чайки в небе закружились,
Дети взвизгнули вдали,—
А потом мы помирились,
Даже дружбу завели.
Подплывет и спросит кротко:
«Можно на плечи вам влезть?»
И в ответ мальчишке четко,
Как матрос, кричу я: «Есть!»
Ты видел, мой мальчик, осленка
На ферме у старой сосны,
Где утром заливисто-звонко
Горланит петух со стены?
Стоит он, расставив копытца,
Мохнатый серьезный малыш,
И, вскинувши уши, косится
На глухо шипящий камыш.
Оса ли завьется над мордой,—
Густые реснички мигнут,
И хвостик, упругий и твердый,
Взволнованно щелкнет, как прут.
Девчонка, чуть больше наперстка,
Раскроет восторженно рот,—
Погладит пушистую шерстку,
Потрется щекой о живот…
И даже барбос желтозубый,
К помойке свершая свой путь,
Лизнет его в мягкие губы,—
Ей-богу, нельзя не лизнуть!
Лес солнечной тешит игрою,
Тень вьется по выступам плит…
Чу! Дробная рысь под горою,—
Мать с хворостом к ферме спешит.
Мохнатые пляшут гамаши,
Раздулись бока широко:
Так вкусно из теплой мамаши
Густое тянуть молоко!
