вылила его на кошму.
— Приложи, Петде-джан, к сердцу…
— Вай, Алтын-эдже, что вы делаете?
— Ты же видишь, какой он! У него сердце разорваться может. Чтоб этого не случилось, надо приложить сырое яйцо, и аллах сбережёт…
Ашир хотел сказать, что если и есть у Петде сердце, то оно в пятках, потому что он злой трус, но сдержался. Только спросил:
— А нет ли ещё одного яйца?
— Зачем?
— Для меня. Ведь я вчера вместе с Петде ездил. И когда машина остановилась у кладбища, тоже был с ним. Так что и мне надо яйцо.
— Но с тобой ничего не случилось! Вон ты какой весёлый…
— С сердцем не случилось, а с животом — случилось. Потому я просто выпью яйцо.
— А что с твоим животом?
— Да я так смеялся над твоим сыном, что надорвал живот.
— И чего же это ты так веселился? Знаешь, говорят: но смейся над соседом — можешь оказаться на его месте. Пусть накажет тебя аллах!
— Да ничего с вашим Петде не случилось. Он просто трус…
Петде резко вскочил с постели:
— Убирайся отсюда!
— Я-то пойду, но ты… Если не выйдешь завтра на работу, я всему аулу расскажу, чем ты болеешь…
На дороге Ашира окликнул Тойли — слабоумный, гарцевавший верхом на палочке в окружении малолетней детворы:
— Эй, Ашир, эй!
— Чего тебе, Тойли?
— Ты у Петде был? Его вчера на кладбище привидения и джинны побили, потому он и заболел! Скажи, Ашир, кто теперь машину будет водить? Ведь Петде умрёт теперь!
— Не бойся, Тойли-джан, он не умрёт.
— Конечно, — согласился Тойли, — ведь умирают только на войне…
— На войне тоже не все погибают.
— А Петде говорил, что все. Он говорил: «Пойти на войну — всё равно что добровольно умереть». И ещё говорил он: «Вот Курбан, старший брат Ашира, пошёл на войну и уже умер, убили его…» Так Петде сказал.
— Не верь его словам, Тойли. Это неправда. Мой брат жив и бьёт врагов на фронте. И пока всех не перебьёт, будет сражаться.
— Вай, значит, Петде врёт?
— Конечно!
— Пойду ему скажу, что Курбан не умер. Он, наверное, просто не знает… А я пойду и скажу, что его друг Курбан на фронте и будет сражаться, пока всех врагов не перебьёт. Ребята! За мной, — скомандовал Тойли своему босоногому войску, и все бросились вперёд вприпрыжку с криками: «Ура! Вперёд! Бей врага!»
«Пожалуй, перепугают они своими криками Петде, — подумал Ашир. — Бедный Тойли, ровесник Тувака…»
Тойли поскакал к дому Петде и натянул невидимые поводья: «Стой, мой конь!» Потом скомандовал своему войску:
— Вы оставайтесь здесь, а я пойду на выполнение боевого задания.
Он осторожно приоткрыл калитку и крикнул:
— Алтын-эдже!
Во дворе было тихо. Тойли подошёл к порогу:
— Петде!
И снова тишина. Прошёл внутрь и огляделся. Укутанный одеялом чуть не до макушки, в углу, на постели лежал Петде.
— Вах-вах, бедный Петде! — сказал горестно Тойли и заглянул в лицо лежащему неподвижно парню. — Неужели он умер? Петде, скажи что-нибудь? Ты не умер, Петде?
— Да, я умер, — прозвучало глухо в ответ.
— Ой, как же так? Почему ты умер, Петде? Ведь ты говорил, что молодые умирают на войне, а ты же не на войне!
Петде молчал.
— Петде, открой глаза, я тебе кое-что скажу хорошее! Хорошую новость!
— Разве же мёртвые открывают глаза, дурачок! Ну, говори, что хотел!
— Ой, значит, ты не умер? Как хорошо! — обрадовался Тойли и присел на корточки у изголовья постели.
— Говори же наконец. Что там у тебя?
— Ведь твой друг-то не умер!
— Какой друг?
— Курбан, брат Ашира, с которым ты учился в школе.
— Кто же тебе сказал, что он жив?
— Только что мне сам Ашир сказал.
— И ты ему поверил?
— Конечно, поверил! Ведь он живой, его не убили фашисты, а он сам их убивает на фронте!
— Что же он тогда писем не присылает?
— А ему некогда. Фашистов много и надо поскорее закончить войну!
— Э-э, не выдумывай! Спроси у хромого Сары, который письма разносит. Он извещение показывал. Там написано: «Пропал…»
— Это вы всё выдумываете. И ты, и твой Сары-хромой.
Не буду я ни у кого спрашивать. Вы плохие, раз о живом человеке говорите, что он умер… Вот я и пойду и скажу Дойдук-эдже: «Не верьте Петде и Сары-хромому — они плохие люди и обманывают, а Курбан воюет с фашистами. Когда всех их разобьют, он вернётся домой!» Вот. — Он вскочил на ноги и, уже выходя, оглянулся и крикнул сидящему в постели Петде: — Так тебе и надо, что ты умер!
— Постой, Тойли! Ты что, я же не умер, ты видишь, я сижу, а разве мёртвые сидят?
— Ты же сам сказал, что умер.
— Я тебя просто обманул, дурачок!
— Вот видишь, ты опять обманул! И про Курбана ты тоже обманул! Потому я тебе совсем не верю! — торжествующе заключил Тойли и вышел за дверь.
— Эй, ребята! Вперёд, конница! Мы понесём по аулу хорошие вести!
Потом вдруг остановился и спросил:
— Солдаты! У кого есть дома газета?
— У меня! У меня! — послышалось несколько голосов.
— Аман! Иди немедленно принеси газету. Это тебе военное задание. А наш пограничный отряд будет ждать тебя у дома Назар-аги.
Загорелый до черноты маленький юркий Аман через несколько минут уже встретил их у дома Назар-аги и протянул Тойли газету.
— Берды, — скомандовал Тойли, — проверь, где Дойдук-эдже, дома ли она и что делает.
— Есть, товарищ командир, произвести разведку!
Малыш откозырял, нырнул во двор и почти тут же вернулся.
— Дойдук-эдже одна, — выпалил он и опять приложил ладошку к стриженой круглой голове, — сидит возле сарая, варежки вяжет.
— Проходите тихо во двор и стойте за сараем. У нас разведка.
Ребята вместе с Тойли подошли к сараю сбоку, стараясь остаться незамеченными хозяйкой. Тойли сделал знак рукой, и все замерли. Сам же он, развернув газету, стал ходить вдоль стены, читая страницу вслух и делая вид, что не знает о присутствии Дойдук-эдже:
— «…Уничтожено много войск Гитлера. Сам Гитлер тоже убит».
Дойдук-эдже выглянула из-за угла сарая:
— А-а, это ты, дорогой Тойли-джан! А я-то думаю, кто это там, радио, что ли? Так что ты там говоришь?
— Я читаю газету. Разве ты не видишь, Дойдук-эдже?
— Тогда почитай ещё раз.
— Нет, ты же знаешь, Дойдук-эдже, радио два раза не повторяет…
— Но ведь ты, детка, не радио!
— Ладно, для тебя, Дойдук-эдже, повторю ещё раз. — Тойли поднял газету на уровень глаз и, подражая диктору, чётко произнёс: — «Гитлер убит выстрелом в
