лоб. Его застрелил герой-солдат Курбан из Тазеяпа, старший брат Ашира…» — Тойли оторвал взгляд от газеты и вопросительно посмотрел на Дойдук-эдже. — Ну как, теперь ты всё поняла?
— Пусть услышит тебя аллах, сынок. Пойдём, я тебе за такую хорошую новость дам кусочек набата [14].
— А правда, я хорошо прочитал, Дойдук-эдже? — обрадовался Тойли. — Тебе ведь понравилось? Хорошую новость я принёс?
— Да, детка. И новость хорошая, и прочитал ты её хорошо.
— Я и письма могу читать. Вот скоро придёт письмо от Курбана, и я сам его прочитаю, Дойдук-эдже.
— Хорошо, Тойли-джан.
— А Сары-хромого и Петде не слушай, они плохие.
— Почему плохие?
— Потому что Сары принёс плохое письмо.
— Нет, сынок, Сары-хромой не виноват, виноват Гитлер.
— И Сары-хромой тоже виноват.
Дойдук-эдже ничего не ответила, только ласково положила ладонь на голову доброго мальчика и протянула ему кусок набата. Тойли сунул в карман подарок и, круто повернувшись, заспешил со двора.
— Подожди, Дойдук-эдже, вот увидишь, я принесу тебе письмо.
Дойдук-эдже опять присела и принялась за вязание, тихонько напевая:
Сын мой не пришёл —
Пришло его письмо.
Я на дорогу всё смотрю:
Вот скоро ты
С победой возвратишься…
Белые пишме [15] приготовим,
Белые ногулы [16] раздарим людям…
Сыночек мой дорогой, Курбан-джан, дорогой,
На свадьбе твоей дутар, гиджак будут играть…
В светлом углу на почётном месте
Поставим белую люльку.
Как хочется качать внука.
Тогда сбудутся все мои мечты, сынок…
Детишки, раскрыв рты, молча слушали песню Дойдук-эдже. Тем временем вернулся Тойли, в руке он держал сложенный треугольником листок бумаги: солдатское письмо.
— Дойдук-эдже! Это тебе письмо! Прочитать? — воскликнул Тойли.
— От кого письмо, сынок?
— От Курбана, твоего сына, который на войне!
Тойли радостно размахивал треугольником над головой, ожидая, что сейчас Дойдук-эдже попросит прочитать, но она молчала. Отвернувшись, Дойдук-эдже смахнула слезу краешком платка, но глаза снова наполнились солёной влагой. Тойли озадаченно заглянул Дойдук-эдже в лицо:
— Ты почему плачешь? Что-нибудь случилось?
— Ничего, сынок!
— Ты не плачь, Дойдук-эдже! Это хорошее письмо, совсем не такое, что Сары-хромой принёс. Давай я тебе его прочитаю. Вот ты увидишь.
Дойдук-эдже кивнула головой.
— Читай, читай, детка! — Голос её был совершенно охрипшим.
— «Здравствуй, Дойдук-эдже! — стал читать Тойли, развернув бумажный треугольник. — Ты не верь письму, которое принёс тебе Сары-хромой. Я не умер. Я воюю. И сегодня я убил самого Гитлера». — Тойли оторвая взгляд от листка и спросил: — Теперь ты веришь? Веришь, что Курбан убил Гитлера и других фашистов? Скоро о нём и по радио расскажут. Веришь?
— Верю, сынок, конечно, верю. Я знаю, что мой сын жив и Гитлеру от него достанется…
— Ура! Курбан жив и скоро победит! Ура! — закричал Тойли.
* * *
Два дня Петде не выходил на работу. Болел. На его полуторке ездил солдат с заставы. Наверное, новенький, Ашир его раньше не встречал. «Интересно, что же будет с Петде? Он что, так и будет теперь валяться в постели? — размышлял Ашир. — Из-за своей трусости заболел, а теперь, наверное, стыдится в ауле показаться».
Когда утром Ашир и Тувак шли на заставу мимо дома Петде, их остановила его мать:
— Здравствуйте, ребятки!
— Здравствуйте, Алтын-эдже!
— Дома все здоровы? Всё благополучно?
— Спасибо, всё хорошо, тётя Алтын.
— Я, ребята, хочу с вами своего Петде отправить, пусть поможет. Он парень тихий, без отца рос. Обидела его судьба.
Ашир и Тувак растерянно молчали.
— Ну, так что, вы не против? — настаивала Алтын-эдже.
— Конечно, мы согласны.
Как-то незаметно рядом оказался Петде, и они втроём отправились к заставе. Ашир заговорил первым:
— Петде, а как же машина?
— Всё, сдал я машину. Больше не буду ездить. Не хочу…
— Ого! Ты, оказывается, твёрдый человек. Человек с характером… — шутливо похвалил его Ашир.
— Да, я слово своё держу всегда, — не принимая шутливого тона, ответил Петде.
— А как быть с другим твоим словом? Помнишь, ты говорил: «Женюсь — за невестой на машине поеду». А теперь машины у тебя нет, — продолжал подтрунивать Ашир.
— Слушай, мне не хочется обсуждать с тобой свои дела. И давай оставим этот разговор.
— Ладно, если не хочешь, оставим…
На заставе Петде — как-то это получилось незаметно — взял инициативу в свои руки. Он быстро нашёл майора, уверенно доложил ему, что будет помогать ребятам резать овец и, чтобы заготконтора не придиралась, выделывать шкуры…
— Мне это не трудно, я бы и один мог справиться, но уж пусть поучатся…
— Одному тебе сегодня нелегко было бы, — улыбаясь, возразил майор, — надо двух баранов зарезать. Одного — сейчас, а второго — после обеда. Но ты молодец, что решил помочь ребятишкам. Идите, приступайте к делу…
— Слушаюсь, товарищ начальник, — бодро ответил Петде и пошёл к ожидавшим его у загона ребятам.
— Всё в порядке, — сказал он им покровительственно. — Я сказал майору, что помогу вам, а он мне поручил сегодня двух баранов зарезать и освежевать.
— Тогда я пойду выгоню на пастбище овец, а Ашир останется с тобой. Вместе вы быстро управитесь, — предложил Тувак.
— Я что, один не справлюсь с бараном? Тогда я не буду Петде!
— Хвастаешься, да?
— Зачем — хвастаюсь? Правду говорю.
— Ладно, Тувак, конечно, Петде может один справиться, — сказал Ашир. — Правда, он говорил, что у него нога болит, но ведь барана не ногами режут. Руки-то у него вон какие здоровые.
— Конечно, — подтвердил Петде и, засучив рукава, показал крутые бугры мышц. — Идите, идите, я и один справлюсь.
Петде отобрал барана, и Тувак с Аширом погнали овец на пастбище. По дороге Тувак вдруг предложил брату:
— Послушай, я думаю, тебе всё же лучше вернуться. Посмотришь, как он обрабатывает шкуру. Может, и вправду, какой секрет знает. Хотя вообще-то я ему не верю. Он сделает кое-как, а на нас свалит. Поделите голову и ноги пополам. А хочет, пусть возьмёт что-либо одно — либо голову, либо ноги. Да не забудь сказать ему спасибо за помощь. Пусть идёт домой, второго барана мы сами зарежем…
Петде оказался прав: он быстро справился со своей задачей и уже направился в аул.
— Стой, стой, Петде! — кричал ему Ашир, но тот так и не остановился.
Запыхавшийся Ашир схватил его за руку:
— Петде, ты куда идёшь?
— Домой, куда же ещё?
— А где голова и ноги? Шкуру, я вижу, ты взял с собой.
— И шкура здесь, и всё остальное. Шкуру я дома до конца обработаю и сдам в заготконтору. А
