— У моей соседки два мопса. И что бы вы подумали? Однажды…
Понятно. Глупо было надеяться на то, что они сразу найдут общий язык. Что ж, у нас с Леськой ещё есть время, чтобы сделать из них одну команду.
— Это что, скелет? — удивилась Настя, боязливо ткнув Эда в ребро.
— Ага, — подтвердила Леська. — Ну всё, теперь все собрались. Давайте принесём ещё парочку стульев и будем начинать… Нет, Насть, ты сядь вон туда, хорошо? Ага, к Стасу поближе. Нам так… будет лучше вас видно.
…В кабинете редакции пахло свежезаваренным чаем. Со стены всё также смотрел Чехов, у входа справа находился Эдвард, на окне стоял фикус, а в банках плавали лягушки и змея.
Тучи за окном рассеялись, и в редакцию робко заглянуло солнце. Его лучи озарили шестерых, сидящих за столом: и зеленоволосую Лесю, и Стаса, отдирающего катышки со свитера, и Настю Комарову, сидевшую с такой прямой спиной, что казалось, будто она проглотила палку. А ещё любительницу щенят Соню и Рому с его странной дикцией. И меня.
И мы были все вместе.
«Мам, покорми Тьму. Я задержусь», — отправила я смс-ку.
— Необязательно же писать просто об истории гимназии, можно найти легенды, связанные с ней и расположить в хронологическом порядке. Знаете историю о призраке на чердаке? — говорила Соня, попеременно глядя то на портрет Чехова, то на нас.
Все закивали — все, кроме Комаровой.
— Я не знаю, — смущённо призналась она.
— Да ты фто! Давай фаффкафу, — предложил Рома, ничуть не смущаясь оттого, что и половину слов выговорить нормально не может. Он же недавно перевёлся, откуда ему знать эту историю?! Прирождённый журналист, честное слово! — Лет тфидцать нафад…
Через две с половиной недели мы должны будем предоставить черновой вариант первого выпуска. Это будет грандиозный успех или грандиозный провал. Неважно.
Ведь в любом случае это будет грандиозно. Мы постараемся.
* * *
Прижимая к себе пакет с двумя медвежатами-близнецами, я стояла у двери. С удовольствием бы купила плюшевых пауков или летучих мышек, но на первый раз пусть это будут обычные медвежата в пушистых серовато-голубых шубках. Глаза и нос на умильных медвежьих мордочках вышиты — очень предусмотрительно, так малыш не сможет их оторвать и потянуть в рот.
Делаю вдох — нет, я совсем не волнуюсь, просто так совпало, что мне нужно сделать вдох — и нажимаю на кнопку звонка.
Ничего не происходит.
Мне кажется, что проходит очень много времени, я собираюсь позвонить ещё раз, но в этот самый момент дверь неожиданно открывается.
— Мила?
— Привет, пап. Я… Я пришла посмотреть на брата и сестру.
Он отводит меня в комнатку, оклеенную сиреневыми обоями. Две детские деревянные кроватки.
Подхожу сперва к сестрёнке, она спит, причмокивая во сне. Ресницы у малышки длинные-предлинные. Иду к брату. Тот тоже спит. Интересно, у них голубые глаза? Вроде у всех новорожденных голубые — но до какого возраста у младенцев сохраняется этот цвет глаз, я не знаю.
Я не двигаюсь и почти не дышу, но братик всё равно просыпается. Он не плачет, не кричит, он смотрит на меня, внимательно и спокойно.
Его глаза светло-серые, как холодное ноябрьское утро.
P.S.
В моём странном мире нет эльфов и драконов, нет магии: ни чёрной, ни белой — никакой. Нет даже вампиров (хотя они сейчас так популярны, что, наверное, везде есть). На уроках в школе мы не изучаем зельеварение и трансфигурацию, а решаем примеры по алгебре, задачи по физике и изредка пишем диктанты на уроках русского.
Мой мир окрашен в серый — и это не так плохо, как может показаться на первый взгляд; видящим лишь чёрное и белое трудно понять всю глубину и многогранность этого цвета.
Сизый, стальной, пепельный, асфальтовый, алюминиевый, серебристый, перламутровый, грифельный, цвет соли с перцем, цвет дождевых облаков…
Говорят, что кошки способны различить двадцать пять оттенков серого цвета.
Сколько оттенков увидит человек — зависит только от него.