— Ты же хотела просто посмотреть! — сказала я.
— Что, нельзя передумать? — откашлялась она.
— Можно.
— Лошадь понесло! Но я удержалась!
— Повезло, — сказала я.
— Может, и не просто повезло, — улыбнулась она, и на щеках появился румянец.
Я помогла ей застегнуть пальто и повязать шарф. Сумочка все это время висела на плече, хотя Глория едва ли не вниз головой висела. Она открыла сумочку и положила в рот лимонную карамельку. Потом решила и меня угостить. Сначала мне эти конфетки совсем не нравились, а теперь я бы немного расстроилась, если бы не почувствовала кислого вкуса, от которого сводило язык.
— Твое пальто развевалось, как мантия. Ты была похожа на принцессу цирка, — сказала я, наслаждаясь лимонным вкусом.
Она улыбнулась, и щеки порозовели еще больше. А потом настало время идти в шатер.
Нам достались прекрасные места у самой арены. Я уже видела представление, поэтому первый номер меня ничем не удивил. Но потом появился Альфред на велосипеде. Велосипед был такой маленький, что казалось, будто колеса растут прямо из тела Альфреда. Педали то и дело цеплялись за ботинки. Публика смеялась, а он кричал «фу!» своим ботинкам-крокодилкам. В конце концов, ему пришлось отцеплять их, как упрямых собак. Я не поняла, что он сделал, но ботинки вдруг сердито заворчали. Глория подалась вперед, чтобы получше разглядеть. Она приоткрыла рот и затаила дыхание.
Казалось, мой старый велосипед-развалюха только и мечтал погреться в лучах прожекторов. Он своенравно пересек арену и направился к публике, прежде чем Альфред его остановил. Он слез с седла и прикрикнул:
— Ты меня слушаться! Verstehst du?
Сначала седло кивнуло, а потом покрутилось из стороны в сторону, как будто говоря, что совсем не понимает и вовсе не собирается слушаться.
Альфред закатил велосипеду пощечину, и тот взвыл и рванулся прочь. Конечно, удержать равновесие самостоятельно он не смог. Перед самым падением Альфред схватил его за руль. Это было похоже на чародейство.
Пока Альфред укладывал доску на козлы, велосипед стоял и смотрел. Альфред совсем его не держал. Но стоило Альфреду похвалить велик, как тот стал падать, словно тут же вспомнил, что велосипедам не положено самостоятельно держать равновесие. Альфред присел на корточки, чтобы удостовериться, что доска лежит до миллиметра верно. При этом, то палец ноги, выглядывающий из дырявого башмака, то палец руки успевал подхватить велосипед как раз перед тем, как руль ударялся о пол. Потом Альфред жестами объяснил, что они будут делать. Затем наклонился к велосипеду и прислушался к ответу. Похоже, велосипед не понял, поэтому Альфреду пришлось объяснять снова и снова, и тогда седло трижды кивнуло и даже хихикнуло. Я была уверена, что хихикнул именно велосипед.
— Готов? — спросил Альфред, и красный велосипед снова кивнул.
Альфред был похож на большого шмеля, который пытается въехать на велосипеде по травинке, а когда доска наклонилась в противоположную сторону, велик подпрыгнул. Последний отрезок пути он проделал на тормозах. Когда они оказались внизу, Альфред погладил седло и дал велику несколько кусочков сахара, которые исчезли где-то у звонка. Велосипед радостно заржал — совершенно непонятно, откуда взялся этот звук.
В завершение Альфред сделал круг почета по арене, велосипед радостно заржал и встал на дыбы, а потом скрылся.
Глория аплодировала дольше всех.
— Никогда не видела номера лучше! — восторженно смеялась она. — Вот это человек! Вот это велосипед!
— Это мой велосипед, — сказала я. Мне хотелось показать, что и я причастна к мастерству Альфреда.
— Наверное, он всю жизнь тренировался. — произнесла Глория, словно не слыша меня.
— Всего два дня, — сказала я. Глория посмотрела на меня взглядом оскорбленного человека.
— Сомневаюсь, что ты настолько хорошо в этом разбираешься.
— Ладно, — вздохнула я. Спорить мне не хотелось.
Когда мы вышли из шатра, Альфред стоял у своего вагончика.
— Подожди здесь! — сказала Глория. — Я хочу поблагодарить этого талантливого клоуна — я и не думала, что когда-нибудь снова увижу что-то подобное!
— Его зовут Альфред, — произнесла я так тихо, что Глория не должна была услышать, но она оказалась вовсе не туга на ухо.
— Ты его знаешь? Не верю!
— Не веришь? — повторила я и пошла к нему. Глория отправилась следом. Казалось, она стесняется.
— Как тебе номер с велосипедом? — спросил Альфред, положив руку мне на плечо.
— Неплохо, — ответила я. — Особенно прыжок.
Даже не знаю, почему я не сказала, что это лучший цирковой номер из всех, что я видела.
— Я хочу научиться делать то же самое, только задом наперед, — сказал он и почесал лысину.
— Будет здорово, — ответила я. — Вот бы посмотреть.
Огромный нарисованный рот не мог скрыть печальное выражение лица.
— Тогда тебе придется поехать в Сёдертэлье. Или в Эскильстунна. Сегодня вечером мы сворачиваемся и уезжаем.
Я не успела осознать, насколько это грустно, потому что Глория тут же вставила:
— Спасибо! За изысканный артистизм, господин…
— Альфред Перссон, — подсказал Альфред. — Большое спасибо, фру…
— Глория Аль. Фрёкен, — добавила она, смутившись.
— Как приятно познакомиться с твоей учительницей! — сказал Альфред. — Она хорошо учится в школе? Или только на велике гоняет хорошо?
— Об этом мне ничего не известно, — сказала Глория. Наверное, у нее временно притупился слух и она ничего не поняла. — Но могу сказать, что выросла в цирке, который тоже назывался «Цирк Варьете», — гордо продолжила она. А наш верблюд — Гоби — был такой же красивый, как ваш.
Прежде чем циркачи свернули и все погрузили в машины, мы успели прокатиться на автодроме. Я села в отдельную машинку — иногда хочется порулить самостоятельно. Но Альфред, удивительное дело, скрючился на сиденье рядом с Глорией. Она подобрала полы пальто, прижала к себе сумочку и покраснела. Похоже, им так нравилось кататься вместе, что Глория забывала рулить. Альфреду несколько раз приходилось тянуться к рулю, чтобы не врезаться в ограду.
Может быть, они говорили о том, как сделать идеальное цирковое выступление. Может быть, Глория рассказала Альфреду о своем номере. Мне она об этом пока не говорила.
Автодром давно опустел, а они все сидели в машинке. Акробаты смыли грим и переоделись в рабочие комбинезоны, даже директор цирка надел рабочие перчатки.
Я стояла и смотрела, как разбирают карусель. Лошади были тяжелые, каждую можно было снять только вдвоем. Но работа продвигалась быстро, все знали свое дело. Было заметно, что они делали это вместе не раз и не два. Правда, то, что Альфреда не было рядом, их сердило. Время от времени кто-нибудь бросал взгляд на радиомашинку, где он по-прежнему сидел вместе с Глорией.
Должно быть, он замечал, что его ждут, но все же не торопился заканчивать разговор. Наконец, оба выбрались из своего кабриолета и направились к ожидающим.
Глория светилась и порхала над глинистым месивом. Наверное, я завидовала: разве Альфред не мой друг? А может, все изменилось?
Я отстегнула велик, но уехать было трудно. Завтра «Цирка Варьете» здесь уже не будет. Я опустила велосипед на землю и побежала к шатру. По меньшей мере десять человек вытаскивали из земли стальные клинья. Альфред был среди них.
— Можно… ну… у тебя есть телефон? Или ты не хочешь его давать?
Альфред встал и потянулся. Затем серьезно посмотрел на меня.
— Каждый раз, когда я буду выполнять этот номер с велосипедом, я буду думать о тебе, — сказал он.
Меня как будто обожгло под ребрами.
— Я не велосипед, — сказала я.
Почему нельзя взять номер его телефона? Неужели Альфред думает только о моем старом велосипеде — ведь мы, наверное, больше никогда не встретимся?
— Ясное дело, ты не велосипед. Ты Янис, — сказал он.
Он погладил меня по щеке, ладонь у него была шершавая.
— Я не очень-то люблю мобильные телефоны, но ты всегда можешь найти меня в «Цирке Варьете».
Наверное, у меня было очень грустное лицо. В эту минуту мне больше всего хотелось, чтобы он был моим папой — ведь тогда он, конечно же, позвал меня с собой? Или… вообще-то это ничего бы не изменило.
— В конце лета мы будем недалеко отсюда, — улыбнулся он. — На другом конце города.
— Ясно, — без особой надежды произнесла я.
— А пока тренируйся на велосипеде. Может быть, когда-нибудь мы покатаемся вместе.
— Ты просто так говоришь, — сказала я. — Ничего такого не будет.
И тогда он наклонился. И просто обнял меня. Долго-долго, даже дольше, чем я надеялась. Пах он так, как должен пахнуть папа. По-моему. Тепло и приятно. И немного потно.
— Увидимся, Янис!
