— Увидимся, Янис!
Я повернулась и побежала. Я не хотела, чтобы он увидел, как хлынут слезы. Как из душа. Вообще-то я не плачу. Это хорошее качество. Я никогда не плачу по пустякам.
21. Про трудную дорогу домой
Глории было холодно. Пальто у нее было слишком тонкое, а красное платье больше подходило для прогулки в жаркий летний день.
Она захотела срезать и пойти через пустырь. Хотя уже смеркалось, и разглядеть дорогу было трудно.
— Хочешь поехать на велосипеде? Хотя земля, конечно, неровная…
— Можно, — она взяла у меня велосипед.
Как только она взобралась на седло, я поняла, что мысль была глупая. Я, конечно, видела, как она ездит на велосипеде, но сейчас мы были не на асфальтированной площадке. Я подталкивала сзади и держала багажник, чтобы велосипед не терял равновесие. Так мы и пробирались вперед, шаг за шагом.
Я обернулась, чтобы посмотреть, убрали шатер или нет. Стенки уже сняли, купол сдувался, как продырявленный шарик. Я заметила и еще кое-что: точнее, кое-кого.
Они шли за нами.
Кажется, это называется «дурное предчувствие»? Когда в животе у тебя острый камень, и ты знаешь, что теперь все, конец.
Только бы успеть до заправки. Там они не посмеют ничего сделать. Но Глорию пошатывало, казалось, ей совсем нехорошо.
— Садись на багажник, я тебя повезу, — предложила я срывающимся голосом.
— Не сможешь, — ответила она, еле переставляя заплетающиеся ноги.
Я успела схватить велосипед, прежде чем он упал, но Глория все же увязла в грязи. И как будто не собиралась вставать.
И не вставала. Пальто снова распахнулось и скомкалось. Она была похожа на большую красную медузу, выброшенную на берег.
— Вставай! — приказала я. — Вставай!
— Мне надо передохнуть… Ох как хорошо…
И она разлеглась так, будто собралась переночевать в глине.
Кто к нам приближается, сомневаться не приходилось. За Адидасом и гориллами плелись еще двое. Я могла лишь надеяться, что один из них — Зак. И что мой брат наконец-то соберется с силами. Плохо было дело, одна надежда на Зака.
Я тормошила Глорию, но она лежала на месте.
— Ты заболеешь, — сказала я. — Пожалуйста, встань!
Тогда она немного пошевелилась. Но сил у нее по-прежнему не было. Глория старалась, как могла, но сумела лишь чуть-чуть приподняться, а потом снова шлепнулась в глину.
— Вызывай буксир. У меня нет сил. Хотя можно и здесь остаться. Только вот не понимаю, как это вышло, что ты знакома с этим чудесным Альфредом Перссоном. Расскажи, как вы познакомились!
— Не сейчас, а когда мы доберемся до твоего дома.
— Нет, сейчас! Расскажи сейчас!
Мне стало трудно дышать. Адидас, Али и Зеббе были всего в сотне метров от нас.
— Надо встать! Глория, пожалуйста! — попыталась я в последний раз, хоть и понимала, что уже поздно.
— Где моя сумочка? — Глория попыталась нащупать ее поблизости.
Недалеко в грязи виднелось что-то коричневое.
— Встань, тогда я ее принесу, — сказала я.
Едва я взяла сумочку, как на меня набросился Адидас. Я крепко прижала сумочку к себе.
— Дай сюда! — прошипел он.
Адидас дернул сумочку к себе. Мне удалось ударить его коленом в живот, а потом в пах. Он взвыл, но сумку из рук не выпустил. Из нее посыпались вещи, и он принялся шарить вокруг в поисках драгоценностей. Тогда я снова на него набросилась. Мы боролись в грязи, и несложно догадаться, у кого дела были хуже.
Зак, конечно, учил меня бороться, но Адидас был намного крупнее и тяжелее. И когда он встал на ноги, я лежала, уткнувшись лицом в грязь. Не знаю, сколько я пролежала, нюхая комки глины, но через какое-то время все же поднялась. Голова кружилась, ноги заплетались.
Сначала я не поняла, что происходит с Глорией. Она попыталась встать, но Адидас толкнул ее так, что она снова упала. Али и Зеббе кричали, что надо сматываться. Голоса будто доносились издалека, хотя на самом деле они были совсем рядом. Я как будто немного оглохла.
Адидас побежал через пустырь, прижимая к себе сумку Глории. Гориллы неслись за ним, все время оглядываясь назад. Как будто думали, что мы с Глорией за ними погонимся.
Наконец, Зак и Линус добрались до нас. Оба бросились ко мне с таким видом, будто готовы спасти меня от смерти или еще чего похуже.
— Как ты? — спросил Линус и стер глину с моей щеки. Я от этого чуть в обморок не упала. Жалко, что у него не было времени и вторую щеку почистить, на нее ведь тоже налипло довольно много глины. Но Глория неподвижно лежала на земле. Мы втроем склонились над ней. Она лежала с закрытыми глазами, платье было уже не красное.
— Она умерла? — прошептал Зак.
— Я позвоню в службу спасения, — сказал Линус.
Я села на землю рядом с Глорией, в голове гудело, из носа капало что-то красное. Но это была ерунда по сравнению с тем, что случилось с ней.
Минуты, когда приходится просто ждать, — самые ужасные. Наконец, мы увидели скорую, которая тряслась по пустырю. Она была похожа на корабль в беспокойном море.
Зак с Линусом стояли и махали руками, чтобы нас заметили. Я держала на коленях голову Глории. Она еще не открыла глаза. Но я несколько раз трогала сонную артерию — она пульсировала.
Когда Глорию стали перекладывать на носилки, она открыла глаза.
— Моя сумка… — проговорила она. — Дай мне сумку…
Никто, кроме меня, не понял, что она говорит. Она снова впала в забытье и, наверное, даже не заметила, что ее отнесли на носилках к скорой, двери которой уже были распахнуты в ожидании.
Я сидела на земле. Никогда прежде я не чувствовала себя так безобразно. Санитар из скорой снова подошел к нам.
— Что произошло? — спросил он.
Я думала, что Зак ответит. Они с Линусом должны были лучше видеть, как все происходило. Но они только переглядывались и переминались с ноги на ногу.
— Это один парень, его зовут Адидас, — сказала я.
— Вот как, — кивнул санитар. — И это один из вас?
Зак и Линус замотали головой так, что головы чуть не отвалились.
— Тогда поедем с нами, — сказал санитар и положил руку мне на плечо. — Тебе, кажется, тоже нужна перевязка.
По дороге в больницу я сидела рядом с шофером. Где-то позади, в салоне скорой, врачи занимались Глорией. Через окошко мне было видно, что они подключили шланги и что она дышит через какой-то пластиковый намордник. Глаза были закрыты.
— Она поправится? — спросила я, когда мы выехали на шоссе.
— Почти все поправляются, — сказал тот, кто сидел за рулем. — Это твоя бабушка?
— Это Глория, — сказала я.
— Ясно, — ответил он, посмотрев на меня. Затем он связался с больницей.
— Пожилая женщина, избита. Поступит через пятнадцать минут. И девочка, нужна перевязка.
— Он забрал ее сумку, — сказала я. — Этого он и хотел.
— Ты знаешь этого Адидаса.
Я кивнула.
— А тех двоих, что там стояли?
— Они пришли позже. Зак — мой брат, а второго зовут Линус. Он никогда не дерется. Он добрый.
— А ты, тебя как зовут?
Я, конечно, сказала. Это же не секрет.
В больнице мне сделали перевязку. Потом спросили, не позвать ли маму, но я попросила отвезти меня домой. Они позвонили домой, чтобы проверить, будет ли мама дома, когда я приеду.
Глория лежала на кровати в коридоре, все еще под капельницей. Жидкость была прозрачная, как вода, она капала из бутылки на подставке, текла по прозрачному шлангу, а потом попадала в кровь Глории. Игла была воткнута в тыльную сторону ладони. На лице виднелись царапуны, в волосах — грязь. На Глорию натянули больничную рубашку и укрыли одеялами. Пальто и платье свернули и положили под кровать. Глория просила рассказать, почему она оказалась в больнице.
Я рассказала о нападении, о том, как Адидас схватил ее сумку и убежал.
— Он и тебя избил? — беспокойно спросила Глория. Она попыталась протянуть руку к моей щеке, но обессилела на полпути. Рука снова упала на желтое больничное одеяло.
— Ничего страшного, — сказала я и сжала ее ладонь. Она была холодновата.
— Он забрал мою сумку, да?
— Да.
Она глубоко вздохнула, со свистом и хрипом.
— Там лежали фотографии, мамы и папы. Я всегда носила их с собой. Без них так пусто. Сейчас они нужны мне.
Глория заплакала. А я не могла объяснить, зачем такому, как Адидас, ее фотографии. Наверное, он ужасно разозлился, обнаружив в сумке одни карамельки и старые снимки. Наверное, он все это выбросил по пути.
Тогда я и решилась. Надо вернуть Глории фотографии. Адидасу это не сойдет с рук. Не всю жизнь ему над нами издеваться.
Настало время положить этому конец.
22. Про то, что дела плохи
Разъезжать по нашему району в полицейской машине было немного странно. По дороге я все рассказала, даже о «Цирке Варьете», о том, что мы смотрели последнее представление и что Глория сначала была бодра, а потом, по дороге домой, вдруг устала.
