– Ну так что, – обнаглев, спросила я, – ты с ними уже разговаривала после вчерашнего?
– Не твое дело, – вдруг огрызнулась Наташка.
– Как это не мое? – возмутилась я. – Меня, между прочим, тоже вчера на свидание приглашали.
– Это было не свидание! – взорвалась Наташка, голос ее от ярости, так тщательно удерживаемой прежде, теперь сорвался на визг, но она с этим быстро справилась и продолжала уже озлобленно, скороговоркой: – Это было не свидание, тебя никто никогда бы не пригласил на настоящее свидание, кому ты вообще такая нужна, ты, нелепое ничтожество. – Она буквально захлебывалась словами, видимо, не замечая, что я обомлела и даже не пытаюсь что-то сказать ей в ответ. – Да ты посмотри на себя, ты хоть в зеркале-то себя видела, все девчонки как девчонки, одна ты как клоун…
Я удивленно вздернула брови. Красавицей я, конечно, не была. Но ведь и клоуном тоже. Разве что Наташка так ляпнула из-за моих рыжих волос. Ну, типа «рыжий клоун»… А из нее между тем продолжала извергаться лавина яда.
– Да все смеются над тобой, да-да, смеются, и в лицо, и за спиной, а мальчишки и вовсе не смотрят в твою сторону, а если и смотрят, то с презрением, – последнее слово она буквально прошипела, и на глазах ее блеснули слезы, а может, мне это только показалось, и это была игра света и тени из-за колышущихся на ветру листьев. – Ты думаешь, мальчишкам нужна твоя любовь? – с горечью спросила она. – Мальчишки – они всего лишь мальчишки, для них твоя любовь как игрушка. Да все мы для них как игрушки! – воскликнула она вдруг, всплеснув руками и задев при этом низко висящую ветку, отчего с нее тут же сорвались две переспелые сливы и подкатились под ноги Наташке. – Как сливы! – немедленно воскликнула она. – Мы для них как сливы! Сорвут, надкусят, бросят и растопчут! Вот так! Вот так! – и она принялась яростно топтаться по сливам, наглядно демонстрируя мне подвернувшуюся ей на язык метафору.
Пока она топталась, превращая сливы в жидкое месиво, до меня вдруг дошло, что весь этот монолог, все ее полные ненависти слова были брошены камнями не в мой, а в ее же собственный огород. Обращаясь ко мне, она имела в виду прежде всего себя, и я попыталась ее успокоить:
– Но… не все же они такие, – робко возразила я.
– Да что ты об этом знаешь?! – уже почти кричала Наташка. Я оглянулась, боясь, что на нас пялится уже половина лагеря, однако поблизости никого не оказалось, а Наташка продолжала разоряться: – Ты думаешь, что любовь – это тайные свидания, объятия, поцелуи… поцелуи!.. – Наташка коротко хохотнула, а затем закрыла лицо руками и прошептала едва слышно, разочарованно: – Любовь – это сплетни и косые взгляды…
Ее короткая черная челка легла поверх кистей, и теперь словно кисти стали ее лицом, на котором только и выделялись что впадины между крепко сомкнутыми пальцами, похожие на глубокие морщины.
– Но Денис… – проговорила я, вспомнив, как он признавался Наташке в любви. И пусть это было во время приступа его лунатизма, но все равно в его признании не было ни тени притворства.
– Да при чем тут твой Денис?! – снова крикнула Наташка, на время отняв ладони от лица, так что я имела возможность увидеть на нем такое выражение ненависти и отчаяния, которое ни разу еще не видела не только на ее лице, но и вообще ни на чьем.
– Почему «мой»?.. – пролепетала я.
– При чем тут твой Денис, – не слыша моих слов, продолжала кричать Наташка. – Я говорю о Костике. Костик – это… – и тут она осеклась, словно сболтнула лишнее, и сдавленно повторила, глядя куда-то поверх меня, с совершенно жалким видом: – Костик…
Я невольно оглянулась. Посреди футбольного поля стоял Костик. Он смотрел в нашу сторону. По его довольному виду можно было уверенно сделать вывод, что он слышал каждое наше слово. Ну, может, не каждое, но выкрикнутые Наташкой последние слова – точно.
Видимо, осознав, что, пока он не уйдет, мы так и будем молчать, он вальяжно отправился в сторону своего корпуса. Я хмуро проводила его взглядом.
Глядя на него, я на миг вспомнила, как его губы тянулись ко мне, как мое лицо вспыхнуло от горячего дыхания. Не в силах избавиться от навязчивого образа Костика, приближающегося губами к моим губам снова и снова, я тряхнула головой и виновато оглянулась в сторону Наташки. Однако той на прежнем месте не оказалось. Присмотревшись, я заметила, что ее красная футболка мелькает между деревьями, но все реже и реже. Наташка удалялась все глубже в рощу.
Я торопливо пошла следом за ней. Как бы там ни было, но наш разговор был все еще не закончен. Объективно говоря, мне слова вставить в него не удалось, а уж тем более озвучить идею, ради которой я и вызвала Наташку на разговор. Кто же знал, что вместо разговора выйдет ее истеричный монолог, да и тот будет грубо прерван появлением вездесущего Костика.
Лавируя между сливовыми деревьями, я внимательно осматривалась в надежде заметить Наташку. Она могла стоять, прислонившись к одному из деревьев, или сидеть на корточках, или… хотя нет, пожалуй, на само дерево она вряд ли полезла бы. Наташка была, конечно, озорной, но не настолько же. Все же ей хотелось быть похожей на опытную притягательную женщину, а не на проказливого мальчишку.
Я прошла мимо дерева, возле которого у меня состоялась та самая памятная встреча с Костиком, так называемое свидание, которое нет-нет да мелькало перед моим мысленным взором, словно надоедливая мошка, случайно залетевшая в дом. Я старалась забыть, я хмурилась и отвлекалась на другое, я нарочно начинала твердить «Маленький принц», «Маленький принц», пытаясь вызвать в голове образы из любимой книги. Но Костик прочно занял место Маленького принца и не собирался сдавать его без боя.
Именно про этот бой я и собиралась поговорить с Наташкой. После нашего разговора и особенно ее реакции на появление на футбольном поле Костика я наконец осознала, что для Наташки свидания в сливовой роще были не просто поводом побахвалиться перед девчонками своей взрослостью, умением целоваться и популярностью у мальчиков, но действительно возможностью провести время наедине с возлюбленным. За кичливым хвастовством она прятала искренние чувства.
Оглядываясь в поисках Наташки, я вновь и вновь твердила себе, что никак не могу понять, что такого она нашла в этом Костике. Но стоило мне так подумать, как я вспоминала его белесые ресницы, длинные, как у девчонки, его насмешливый взгляд, его тонкие, в усмешке изогнутые губы и горячее дыхание… Я тут же пыталась стереть это из головы и думать о том, что он нескладный, худющий, как жердь, у него длинные руки… от которых идет тепло.
Так, нервно озираясь и то и дело встряхивая головой, словно у меня был нервный тик, я обошла рощу вдоль и поперек, но Наташку нигде не обнаружила. Я огляделась, недоумевая, куда скрылась Наташка. Ведь не могла же она двинуться дальше и пойти в аллею грецких орехов. Или, что уж совсем нелепо, пойти еще дальше, на арбузное поле. Дальше арбузного поля мои мысли не простирались, я попросту не знала, что находится за ним. Я бы охотно продолжила фантазировать… но тут за одним из сливовых деревьев, мимо которого я уже прошла, мелькнуло красное пятнышко.
– Наташа! – негромко позвала я.
Наташка не откликнулась, продолжая скрываться за деревом. Может, она даже не знала, что я ее уже заметила. Тогда я двинулась по направлению к месту ее убежища. Меня не покидала мысль, что меня вынуждают играть в прятки. К слову, в детстве я эту игру не любила. В частности, из-за того, что кто-то, прокравшись за спиной водящего, мог «застукаться» не только за себя, но и за кого-то из своих прячущихся друзей, что было в корне несправедливо.
Так что я, словно параноик, приближаясь к Наташке, в то же время оглядывалась, будто кто-то мог внезапно возникнуть за моей спиной. Учитывая вездесущность Костика, его способность внезапно появляться, когда его совсем не ждешь, я ожидала увидеть именно его. Теоретически, он, конечно, мог обежать рощу по периметру и подкрасться ко мне со спины… Другой вопрос – зачем ему это было нужно. Впрочем, учитывая его склонность к розыгрышам, я предполагала, что он мог подкрасться ко мне из чистого озорства.
– Наташка, – повторила я настойчивее, когда до дерева оставалось всего метра полтора.
Снова в ответ мне была тишина. Мягко шелестела листьями сливовая роща, словно шепотом пыталась подсказать мне ответы на мучившие меня вопросы. Так вышедшему к доске двоечнику подсказывают с мест его одноклассники, но так, что подсказок не разберешь. И незадачливый ученик схватывает новую двойку, отчасти благодаря своим отзывчивым друзьям, а учительница в который раз провожает его недовольным, но и насмешливым в то же время взглядом.
– Наташа! – уже с явным недовольством рявкнула я и заглянула за дерево, за которым она скрывалась.
Наташка сидела, прислонившись спиной к дереву. Низко опустив голову, так что челка падала на глаза, она смотрела, казалось, в одну точку. Может, следила за каким-то нерасторопным жучком на земле… Я присела рядом с ней, попытавшись проследить ее взгляд, однако ничего интересного на земле перед ней не обнаружила. Была, правда, группа муравьев, снующих по своим муравьиным делам, но они суетились чуть в стороне от траектории Наташкиного взгляда.
