— Теперь все в порядке, — сказал Таммекянд. — Только смотри осторожно поднимайся по лестнице и директору на глаза не попадайся.
Неуклюже, как деревянная кукла, я отправился в класс, где проводят экзамены. Таммекянд беспокоился напрасно: директор уехал на автомашине, я сам в окно видел.
На пороге класса я остановился. Представил себе, что я посторонний человек, который ничего не знает о радиоухе. Можно ли заметить в классе что-нибудь подозрительное?
Ничего подозрительного я не увидел. Мы прилежно выполнили свою работу. Две блестящие кнопки сияли под партой, точно звезды на небе, но внимания они не привлекали. Мало ли что может быть на полу?
Я нажал башмаком на кнопки. Держа наушник, подпер рукой подбородок и стал ждать.
Сначала послышался свист, потом шум, и затем странно знакомый, но в то же время чужой голос стал считать:
— Раз, два… раз, два, три… Проверка микрофона!
Это был Таммекянд. Радиоухо работало! От радости я чуть не подпрыгнул.
— Раз, два, три, — послышалось снова. — Если слышишь меня, подай голос.
Каким образом я мог подать голос? У меня же нет микрофона. Пауль понял меня.
— Если слышишь, нажми два раза на кнопки!
Я сделал, как приказано.
Потом побежал вниз.
— Ребята! Все слышно! Все слова до единого! Ну, Мюргель, присоединишься к нам?
Пээтер все еще не давал согласия. Изучал усилитель, маленькую лампочку, что была перед Таммекяндом. Зато Туртс не знал, куда деваться от радости. Пока мы монтировали контакты в его башмак, он три раза успел назвать изобретателя радиоуха Эдисоном.
Для Туртса Таммекянд не считал «раз, два, три». Мы наперебой говорили в микрофон, что взбредет в голову. Сказали, что передаем последние известия, что в Сырве начали ловить треску. Что в первый же день траулер «СРТ» поймал туртса[8] длиною в два метра, рыбина весит восемьдесят килограммов. Такой разговор сразу же заставил Туртса бежать в студию. Он был в таком восторге от радиоуха, что даже не обиделся на нас.
— Хорошее ухо! — сказал Туртс. — Чертовски хорошее ухо! Почему ты, Кянд, его раньше не изобрел?
Таммекянд и сам не знал, почему он раньше не изобрел радиоуха. Но ведь лучше поздно, чем никогда! С этим мы полностью согласились. Лучше поздно, чем никогда.
На следующее утро мы пришли в школу пораньше. Началась серьезная работа. Нужно было принести в студию всякие учебники по истории и испробовать, как получится радиоинформация. Я отправился в школу, а по дороге заехал к Мюргелю. Узнать, каково его решение. Но Мюргеля не было дома.
— Пошел в школу заниматься, — сказала бабушка, которая кидала во дворе курам яичную скорлупу.
И на самом деле, Мюргель ждал нас у школы.
— В нашем полку прибыло! — заявил Таммекянд. — Сомневался, сомневался, но, видно, деваться некуда.
Природная черта Мюргеля — организованность — очень помогла в нашей работе. Сами мы ни за что бы не догадались пометить в экзаменационных билетах каждый вопрос условным знаком учебника и номером страницы, где искать ответ. Кроме того, Мюргель притащил пачку хороших конспектов о первобытном и рабовладельческом строе. В них было все намного яснее, чем в учебниках.
Вскоре каморка радиоузла выглядела кабинетом истории. Я принес сделанный зимой плакат: «Поселение древних славян». Туртс занял в пионерской комнате карту новых гидроэлектростанций Советского Союза.
Когда учебники «В помощь пропагандисту», «Философский словарь» и еще некоторые книги были на месте, изобретатель радиоуха сказал:
— Ну, братцы! Теперь нужно проверить все от начала и до конца! Каждый из нас должен уметь давать информацию. А то и на экзамен идти не стоит.
Мы согласились с ним. Конечно, каждый должен уметь давать информацию. Как в самолете. Нельзя владеть штурвалом только одному пилоту. Все должны знать дело.
Практические занятия мы начали с того, что оставили Мюргеля оператором-радистом, а сами пошли наверх «сдавать» экзамен. Таммекянд, как главный внедритель новой техники, хотел, конечно, первым испробовать эффективность радиосистемы. Мы не могли решить, на какой билет ему отвечать, и сыграли в «морской счет». Выбор пал на пятый билет. Пять раз Пауль нажал на кнопки в полу.
Первый вопрос пятого билета — культура Золотой Орды, Мюргель легко нашел в книге соответствующий раздел. Вскоре карандаш Пауля зашуршал по бумаге. Время от времени он подмигивал нам, будто хотел сказать:
— Что тут удивляться? Атомный век!
Он записал столицы Золотой Орды и годы их основания.
Но это была преждевременная радость. Вдруг его карандаш остановился. Не из-за технических неисправностей радиоуха. Шорох слышался по-прежнему. Видно, случилось что-то неладное с диктором.
— Исповедников ислама звали магометанами, — повторил создатель радиоуха последнее предложение. — Исповедников ислама звали магометанами… Ладно, но почему он не диктует дальше?
Мы подождали еще немного. Но об исповедниках ислама так больше ничего и не услышали.
— У этого Мюргеля язык к нёбу прирос! Туртс, у тебя длинные ноги, сбегай посмотри!
Вскоре обладатель длинных ног вернулся со странной вестью. Если это не солнечный удар, то Мюргель просто-напросто помешался. Впрочем, Туртс предложил нам взглянуть самим.
Мюргель сидел на ящике с книгой на коленях и в задумчивости поглаживал подбородок, уставившись на паутину, висящую под потолком. Время от времени он мотал головой, будто кого-то отгоняет.
— Магометане… мм… — услышали мы бормотание. — Мы… маго-магометане. Почему же исповедников ислама зовут именно магометанами?
— Пээтер! — произнес Таммекянд жалобно. — Сосед, дорогой!
А тот и головы не повернул.
Вдруг я понял, какую ошибку мы допустили. Судя по жалобному голосу Таммекянда, и он догадался об этом. В таком деле, как наше, помощь Пээтера принимать было нельзя. Его нельзя даже близко подпускать к радиоуху. Потому что никто не знает, когда ему взбредет на ум уставиться в потолок. Такая привычка была у него, пожалуй, от рождения. Пээтер мог услышать научную истину и сразу же ее забыть. Но он никогда не соглашался забыть то, что для него оставалось неясным. Он надоедал своими расспросами всем учителям. И пока ответ не был найден, он как бы выключался из окружающего мира: ничего не видел, ничего не слышал. Для него больше ничего не существовало, кроме невыясненного вопроса.
— Пээду! — позвал Таммекянд еще жалобнее. — Ну послушай, Пээду!
Но Пээду не слышал. Он листал учебник истории и тихо бормотал:
— Мм… магометане… Почему этих исповедников ислама именно магометанами стали называть?
Теперь и Туртс понял, что случилось.
— Выставить! Выставить из команды!
Все мы понимали, что рискованно доверять свою судьбу эдакому молчаливому факиру.
Конечно, у сидящего за микрофоном Мюргеля может не появиться никаких вопросов. Но кто даст гарантию, что это будет именно так?
— Давайте освободим Пээтера от дежурства у микрофона, — предложил Таммекянд. — Нет, так нельзя. Просмотрим с Мюргелем все билеты, Подготовим его. Ответим на все вопросы и по десять раз будем спрашивать: «Здесь тебе что-нибудь не ясно?» Это будет в то же время тренировкой радиоуха.
И вот небо, покрытое мрачными тучами, прояснилось. Радостно подпрыгивая, мы побежали в класс. Теперь ни к чему «морской счет». Просто с Мюргелем надо пройти все билеты. Начали с последнего, двадцать пятого. А Таммекянд прикрепил к полу еще две кнопки. Туртса отослал обратно в студию следить за Мюргелем, наказал смотреть в учебник и не пропускать ни одного места, где у Пээтера могут появиться вопросы.
В таком труде прошли все четыре дня. С этим Мюргелем пришлось быть требовательным. При первой возможности он пытался уставиться в потолок.
Время от времени мы с Туртсом менялись местами. Туртс приходил наверх записывать информацию, а я или Таммекянд шли вниз, караулить Мюргеля.
К предэкзаменационному вечеру мы успели испробовать на Мюргеле все двадцать пять билетов. Наконец уже не осталось ни одного «почему». Ответы были найдены в учебниках, на картах, схемах и диаграммах. Я даже обратился однажды к учителю истории.
Радиоухо работало превосходно. А как мы теперь умели им пользоваться! Великое дело — тренировка! Мне, Туртсу и Таммекянду незачем стало даже заглядывать под парту. Щелчок — и кнопки на башмаках прирастают к тем, что воткнуты в пол.
Перед экзаменом мы пришли в школу раньше всех. Еще в парке засунули в пиджаки провода и сели на парадное крыльцо. Преисполненный возвышенных чувств, Туртс на этот раз превосходно имитировал трубу. У него была причина для радости. У нас наушник висел в рукаве на резинке, а Туртс очень искусно перевязал левую руку, положив наушник под последний слой марли.
Все другие товарищи по классу ходили по двору, уставившись в книжки, и что-то бубнили себе под нос.
