Остаток пути не был отмечен более никакими событиями. Понурый и совершенно потерявший форму Сергей Агафонов брёл, не говоря ни слова, за Тосей Одуванчиковой, а она, Одуванчикова, шествовала впереди, и портфель её мерно двигался взад-вперёд, взад-вперёд, взад-вперёд, а брови её были высоко подняты, и гордый взгляд её блуждал где-то в далёком неземном пространстве.
Так они дошли до большого серого дома. Ещё шаг — и Тося скрылась в подъезде.
— Эй ты, рыжая… — сказал Агафонов в тёмную глубину подъезда, и тут обидное слово «дурак» снова с размаху шлёпнулось прямо в бесстрашное, но ранимое сердце Сергея Агафонова.
Сергей Агафонов вздохнул, повернулся к подъезду спиной и, подкинув в воздух свой долготерпеливый и растрёпанный до последней степени портфель, с такой ненавистью пнул его ногой, что бедное, ни в чём не повинное изделие кожгалантерейной фабрики имени Макарова, описав в воздухе громадную дугу, плавно опустилось на заснежённую крышу двухэтажного деревянного сарая, покорно ожидающего своей очереди быть снесённым в третьем квартале текущего года.
— И-эх! — с чувством сказал Сергей Агафонов и полез на крышу сарая.
«КОГО ВАМ НУЖНО, МИЛОЕ ДИТЯ?»
Войдя в тёмный подъезд и поднявшись на лифте до десятого этажа, Тося остановилась перед большой коричневой дверью, вынула из кармана бумажку в клеточку и сверила по бумажке номер квартиры.
Всё было правильно. Квартира номер тридцать восемь, где жила Аня Залетаева, была прямо перед Тосиными глазами.
Тося аккуратно сложила бумажку и сунула её в карман. Потом она медленно отряхнула пальто, хотя оно, честно говоря, было совершенно чистое, потом протянула руку к звонку.
Но звонить не стала. Рука застыла в воздухе. Потом рука опустилась и стала расстёгивать пальто. Наверное, Тосе было жарко.
Расстегнув пальто, Тосина рука снова потянулась к звонку, но на сей раз ей почему-то потребовалось немедленно застегнуться на все пуговицы.
Всё было ясно: Тосе ужасно не хотелось звонить в эту дверь. И стучать ей тоже не хотелось. А уж входить в неё и подавно.
Тяжело вздохнув, а затем застегнув и снова расстегнув пальто, Тося постояла на лестничной площадке, подошла к двери напротив и перечитала фамилии жильцов, которые были на табличке. Читала она эти фамилии с таким интересом, словно ей надо было попасть именно в эту квартиру.
Потом она увидела на стене рядом с дверью маленькое белое пятнышко и поскребла его ногтем.
После этого она собралась было снова перечитать фамилии жильцов, но тут дверь с табличкой открылась. Из неё вышел громадный гражданин в шляпе и заинтересованно уставился на Тосю.
— Кого вам нужно, милое дитя? — громоподобным голосом пропел гражданин.
— Мне?.. — растерялась Тося. — Мне нужно… Скажите, пожалуйста, Аня Залетаева здесь живёт?
— Ах, Залетаева? Аня?.. То бишь Анна Васильевна Залетаева?.. Извольте… — прогрохотал гражданин. — Всегда к вашим услугам… Прошу…
И он величаво выставил вперёд правую руку, а левой рукой обнял оробевшую Тосю за плечи и подтолкнул к Аниной двери.
— Будьте здоровы, милое дитя! — пропел он уже из лифта. — В следующий раз обращайтесь прямо ко мне!
— Большое спасибо! — сказала Тося вдогонку спускающемуся лифту.
И тяжело вздохнула. Делать было нечего.
Тося решительно протянула руку и нажала на звонок. Тр-р-рк!.. — затрещал звонок. И тут же за дверью противно залаяла собака.
«Сейчас откроют», — подобралась внутренне Тося.
Но дверь никто не открывал.
«Никого нет», — обрадовалась Тося и позвонила ещё раз, уже очень решительно, просто так, на всякий случай.
И тут…
Собачий лай превратился в нежное повизгивание, в нём зазвенели радостные переливчатые нотки, и за дверью послышались чьи-то медленные, осторожные шаги. Вернее, даже не шаги, а только лёгкое поскрипывание пола под ногами.
Сердце Тоси оборвалось.
«Дома», — безнадёжно подумала Тося.
— Кто там? — услышала она тихий знакомый голос.
— Это я, — сдавленным голосом сказала Тося. — Я пришла уроки объяснить. Меня Ира Сыркина послала.
За дверью помолчали, а потом дверь медленно стала приоткрываться. На площадку выскочила маленькая лохматая собачонка и с лаем бросилась к Тосиным ногам.
— Чапка, не смей! — услышала Тося, подняла глаза и обомлела.
Перед ней стояла Аня.
Нет, это стояла не Аня. Это стояла королева.
Королева Аня Залетаева была одета во что-то необыкновенное. Что-то совершенно королевское. Нет, даже царское… Что-то огромное. Что-то блестящее и малиновое. Какая-то потрясающая невиданная одежда!
Тяжёлые широкие складки этой одежды спускались до самого пола, и только потрескавшиеся кончики Аниных чёрных, видавших виды тренировочных тапочек осторожно и почтительно выглядывали из-под неё.
По всей этой изумительной одежде — Тося никак не могла сообразить, как же она могла называться, раньше она наверняка называлась бы бальным платьем королевы, — гордо расхаживали разноцветные, переливающиеся павлины, а между павлинами были раскиданы желтоватые и зеленоватые цветы.
Плечи этой одежды кончались там, где начинались острые Анины локти, и Аня должна была держать руки чуть-чуть кверху, чтобы огромные рукава, собранные на руках широченной малиновой гармошкой, не свалились бы вниз.
Целую минуту Тося не могла закрыть рот от удивления и восторга.
Зрелище было действительно захватывающее. На плечах у Ани красовался китайский шёлковый халат, принадлежащий её маме и купленный ею по недорогой цене в комиссионном магазине лет семь тому назад.
И хотя лицо у Ани было бледное, почти зелёное, а под глазами красовались синие круги, и хотя из малинового, расшитого жёлтыми цветами ворота выглядывала очень тонкая и худая Анина шея, всё равно Аня была в этом халате как королева. Вот ведь что одежда делает с людьми!
Но Ане, по-видимому, это было всё равно. Пока Тося слегка вытаращенными и блестящими от восторга глазами оглядывала китайский атласный малиновый халат, Аня, не зная, что делать и что сказать, запихивала тапочкой под коврик для ботинок какую-то нитку, неизвестно откуда взявшуюся в этой блестевшей чистотой прихожей.
Безмолвная сцена длилась не менее минуты.
Наконец…
— Здравствуй, — робко выговорила Тося.
— Здравствуй, — не поднимая глаз от нитки, отвечала Аня.
— Ну как, объяснять тебе? Или, может, ты не хочешь?.. Если ты не хочешь, ты скажи, я уйду… — забормотала Тося и нерешительно взглянула на Аню, ожидая, что она скажет, и даже взялась было за ручку двери на всякий случай.
— Как хочешь, — сказала Аня, опуская глаза и изо всех сил стараясь быть равнодушной. — Как хочешь. Если хочешь — уходи…
Собака всё лаяла и вертелась между ними в узкой прихожей, а они всё стояли друг против друга, и Тося совершенно не знала, что делать. Аня, видно, только и хотела, чтобы она поскорее ушла. Она, наверно, ждала, когда наконец можно будет закрыть за нею дверь.
— Ну, я пошла, — сказала Тося, нажимая на ручку.
— Ну и уходи, — сказала Аня, стараясь, чтобы голос её не дрожал.
Что-то в этом голосе заставило Тосю насторожиться.
— Но, может, мне всё же…
— Не надо, — хрипловато сказала Аня. — Уходи.
Тося взглянула на Аню повнимательнее. Что такое?..
Анины губы дрожали. Из правого глаза выкатывалась слезинка.
Тося не поверила своим глазам. Аня?! Плачет?! Что это с ней?
— Так я останусь, а? — сказала вдруг Тося. — Можно, я останусь? Я тебе только уроки объясню и сразу уйду… Я быстро. Ты не бойся!
И вдруг вся нерешительность слетела мигом с Тоси, и она стала быстро-быстро раздеваться.
— Давай повешу, ты не достанешь, — ожившим голосом сказала Аня, беря в обе руки Тосино зимнее пальтишко. — А вот тапочки. Надевай, у нас знаешь как жарко!
— Давай, — сказала Тося, садясь на табуретку и стягивая тёплые ботинки. — У нас тоже дома жара. И чего они так топят, а?
— Не знаю, — удивлённо и даже радостно сказала Аня. — Прямо сама не понимаю, чего они так топят! Дышать нечем!
И они с Тосей посмотрели друг на друга, и почему-то обе засмеялись, хотя как будто ничего смешного не было в том, что дома так топили.
— Пойдём, ты не стесняйся, — сказала Аня, взяв Тосин портфель. — Мы дома одни с Чапкой.
— А я и не стесняюсь, — весело сказала Тося. — Ты знаешь, я вообще нестеснительная.
И через минуту они уже сидели рядом за столом и Тося старательно объясняла Ане домашние задания.
Аня сидела и слушала.
«Я даже не спросила, чем она заболела, — думала про себя Тося, поглядывая на Аню. — Выглядит она ужасно, вон какие круги под глазами. Да, очень плохо она выглядит…»
