пообщаться с сыном, но его смущало то, что Эдуард так и не произнес ни одного слова. Не разучился ли он говорить по-человечески? Будет ли он способен понять и ответить, если к нему обратиться? Ричард все же решил рискнуть.
Подождав, пока орангутаны заснут, и убедившись, что вокруг достаточно темно и заметить его невозможно, Ричард подполз к шалашу сына, присел на корточки около входа и тихо сказал:
— Эдуард, дорогой Эдуард!.. Вспоминаешь ли ты о твоем отце?
Отец-орангутан разлегся на черном дереве, а мать, сидя на земле, следила за их игрой.
В хижине послышалось резкое движение, как будто мальчик подпрыгнул на месте, а следом Ричард услышал глубокий вздох. Может быть, Эдуард подумал, что ему показалось.
Тогда Пальме продолжил:
— Эдуард! Эдуард! Разве ты забыл отца, который так тебя любил, и твою маму Елизавету, и кузину Анну?
Едва он закончил говорить, как сам ужаснулся от произведенного его словами эффекта. Возможно, Эдуарда поразил человеческий голос, которого он так давно не слышал, или он понял смысл сказанных слов, но мальчик вдруг выскочил из своего укрытия, испуская крики ужаса и, как бешеный, начал бегать, бросаясь во все стороны. Его рука сжимала дубину, которой он бил по воздуху, словно стараясь отогнать видение.
Наконец, растерянный, задыхающийся, весь в поту, мальчик бросил дубину, обхватил древесный ствол и, быстро взобравшись наверх, исчез в густой листве.
Эдуард долго не возвращался, и Ричард вынужден был уйти обратно на то место, где он оставил Робина. Он накормил собаку, но сам был так взволнован, что не мог притронуться к еде и не хотел спать.
Теперь, когда Ричард нашел сына, он не желал рисковать — боялся потерять его вновь. Конечно, нужно забрать ребенка у орангутанов. При этом договориться с Эдуардом невозможно, как понял Пальме, попытавшись пообщаться с сыном этим вечером.
После долгих размышлений Ричард разработал следующий план: в одиночку ничего не предпринимать, вернуться в колонию, а потом прийти сюда с большой группой людей, которые смогут окружить хижину Эдуарда и захватить его. План этот был небыстрый, но верный, и Ричард хорошо продумал, как осуществить его, учитывая ошибки прошлой экспедиции.
Приняв решение, он тихо прошептал:
— Подожди немного, мой мальчик! Еще несколько дней, и твои страдания закончатся!..
Ричард пустился в обратный путь. Он надеялся за два дня дойти до Нового Дронтгейма, а на третий отправиться обратно в лес с большой группой людей, чтобы освободить Эдуарда из плена. Но одно неприятное происшествие расстроило его планы.
Ядовитая змея, которыми кишат леса Суматры, укусила Робина, когда он бежал впереди хозяина. Такое уже случалось раньше, а потому Ричард знал, что делать: нужно было положить на место укуса целебную траву. Но найти ее на новой для него местности оказалось не так просто. Поэтому Пальме вернулся в колонию не через два дня, как он рассчитывал, а через четыре. Робин был жив, но не мог бежать, и Ричард нес его на руках.
Когда он наконец добрался до имения, госпожу Сиррей и Анну поразило его состояние. Ричард словно постарел на десяток лет. Его лицо было темным и сморщенным, как пергамент, борода — длинной и спутанной, а взгляд казался бессознательным. Одежда соответствовала выражению лица. Пальме так много встречался на своем пути с шиповником и колючими травами, что и рубашка, и штаны, и куртка — всё было изорвано.
Каждый раз после своих лесных скитаний Ричард приходил домой измученным, но никогда еще — до такой степени. Ноги его онемели, спина согнулась, лихорадочный взгляд говорил о страшном голоде. И все-таки, заметив сестру и племянницу во дворе имения, он ускорил шаг.
— Сестра! Дорогая Анна! Он жив, я его видел! — крикнул Ричард, останавливаясь и хватаясь за колонну. От голода и усталости у него закружилась голова.
— Ричард, о чем ты говоришь? — не разобрав его слов, спросила госпожа Сиррей.
— Дядюшка, — воскликнула Анна, подбежав к нему, — что произошло?
Ричард хотел ответить, но в горле першило и ноги подкашивались… Из последних сил он прошептал:
— Эдуард!.. Эдуард!.. Эдуард!.. — и рухнул без сознания, так и не выпустив из рук маленькое тельце своей собаки.
Встревожившись не на шутку, госпожа Сиррей и Анна приказали перенести Ричарда в дом и положить на кровать в его комнате, а затем позвали доктора фон Штеттена. Благодаря его энергии и усилиям колонист быстро пришел в себя.
— Да, милая сестра, да, дорогая Анна, да, мой добрый доктор, Эдуард жив! — воскликнул Пальме, как только открыл глаза. — Я его видел! Я был в нескольких шагах от него и мог бы с ним поговорить!
И он подробно рассказал о своих поисках в диком лесу. Доктор был изумлен до глубины души, а женщины не смогли удержаться от слез.
— Я пойду спасать Эдуарда завтра же утром, — сказал Ричард, заканчивая свой рассказ. — Теперь мне нужно собрать новую экспедицию… Вы поможете мне, доктор?
— Конечно! — горячо заверил колониста фон Штеттен. — Мы обязательно должны спасти малыша Эдуарда! Но вы уверены, что у вас хватит сил, друг мой? Все же этот поход вас сильно утомил.
— Я думаю, что не стоит медлить. Я не хочу вновь потерять Эдуарда. Впереди целая ночь, я успею отдохнуть и выспаться. А пока приведите ко мне Истребителя Слонов — у меня для него важное задание.
Чуть позже Ричард уже пересказывал свою историю отважному малайцу. Он дал Истребителю Слонов указание собрать хорошую команду из толковых людей для охоты на орангутанов и посулил всем солидное вознаграждение.
Многие из рабочих сочувствовали горю доброго хозяина поместья, поэтому на следующее утро, перед самым рассветом, как и хотел Ричард, они собрались во дворе поместья. В их числе были и сам Истребитель Слонов, и Дарий, и охотник Боа.
К экспедиции присоединился и доктор фон Штеттен.
— Благодарю вас за готовность помочь, любезный доктор! — сказал Пальме. Он не ожидал, что фон Штеттен решится пойти вместе со всеми в лес. — Как чувствует себя Робин? Не сможет ли он присоединиться к нам?
— Я должен сказать, друг мой, что Робину повезло, — серьезно ответил доктор. — Он пережил сильную лихорадку после укуса и мог погибнуть. Сейчас он вне опасности, но о том, чтобы он шел с нами, и речи быть не может. Ему нужно набраться сил. Госпожа Анна обещала присмотреть за ним.
— Нам будет сложно без него, но я
