Видимо, кто-то, не иначе как племянник уборщицы — он недавно приехал к ней из Рязани, — бросил камень и сделал пробоину в крыше оранжереи… Этот мальчишка — большой озорник.
Саша тянется рукой к пролому в крыше оранжереи. Но у неё нет ни ватника, ни тёплого платка, чтобы закрыть чёрную дыру. А из пролома в оранжерею бегут пар и ледяной холод. Что же делать? Ведь Саша не дотянется до крыши. Саша маленькая, а крыша высокая… Вот… Вот оно! Прислонившись к дереву, стоит деревянная лестница. Саша знает, эта лестница — рабочее орудие старшего садовника…
Но как подтащить её к оранжерее? Ведь лестница большая и очень тяжёлая.
Так думает Саша и уже волочит по снегу тяжёлую лестницу.
Саша подтащила лестницу к крыше.
«Свалюсь!»
«Ничего подобного».
«Свалюсь!»
«Не свалишься. Вверх, вверх, вверх…»
Добралась… Вот крыша, а вот и пролом в стекле. Саша привстала на цыпочки и привалилась к разбитому стеклу.
Она сама не знала, долго ли простояла так, прислонившись к чёрной дыре. Но ей казалось, что она стоит долго, очень долго, и что очень долго не идёт мама.
А ветер и мороз становились всё сильнее, даже снег перестал падать, такая стужа была во дворе. Саше было очень холодно, холодно было ногам. На них были мокрые валенки. Ноги начали ныть. Саша крикнула:
— Мама! — и заплакала.
Ветер сразу дунул и заморозил её слёзы. Ему уже давно нечего было делать, он всё переделал в саду. Это он засыпал снегом дорожки сада так, что от них не осталось и следа.
Всё холодней, холодней становилось Саше. На глазах замерзали слёзы, склеивались ресницы, ей было почти не разлепить век. А ветер раскачивал вершины самых высоких деревьев. Это он, ветер, чуть колебал лестницу под ногами Саши…
Даурская лиственница — рядом с Сашей — шелестела своими тонкими голыми ветвями, и её негнущиеся от холода ветки лепились к снегу, покрывшему землю.
Скрип, свист, хруст снега сливались во множество едва уловимых звонких и тонких звуков морозной ночи. Но Саша не слышала их. Она давно уже перестала плакать и звать маму и тихонько спала, положив щёку на рукав своего мокрого от снега пальто.
А в это время по дорожке сада шёл кочегар, которого мама послала за Сашей. От него пахло дымом и копотью. Между морщин у его серых глаз залегли глубокие угольные борозды. Много пришлось потрудиться кочегару в эту ночь, чтоб отогреть все растения Ботанического сада, впустить лето во все стеклянные его дома и выгнать оттуда месяц январь.
Кочегар уже прошёл мимо даурской лиственницы, когда увидел на крыше оранжереи тёмный рукав Сашиного пальто. Сперва он не понял, что это Саша, а когда догадался, крикнул сердитым голосом:
— Ты что тут делаешь, озорница?!
Саша не отвечала.
— Мать, видно, пугать вздумала? — сказал кочегар. — По крышам стала лазить в пургу…
Саша молчала.
Тогда он совсем рассердился, шагнул в сугроб, осторожно поднялся по лестнице и дёрнул Сашу за рукав.
— Слезай-ка отсюда! — сказал он таким сердитым голосом, что даже снег посыпался со всех деревьев кругом. — Некогда мне с тобою в прятки играть. Слезай-ка, слышь?
И Саша услышала.
— Нельзя… Тут дует… Пролом… — ответила Саша.
— Ах ты батюшки, ах ты батюшки!.. — взмахнул обеими руками кочегар и, оторвав Сашу от стекла, увидел чёрную дыру.
Тогда он быстро снял с себя закоптелый ватник и заделал им пролом в стекле. А потом, бормоча про себя что-то непонятное, бережно поднял Сашу и понёс вниз, в оранжерею.
На следующий день стекольщик вставил в крыше оранжереи новое стекло. Садовник подставил новую подпорку под ветки даурской лиственницы. А когда пришла весна, Сашина мама пересадила викторию-регию из её глиняного горшка в большой широкий бассейн, и та зацвела, как у себя на родине.
Осенью бассейн покрылся белыми цветами, немножко похожими на нашу кувшинку, только гораздо больше.
Сначала цветы виктории-регии были такие белые, что кажется, белей нет ничего на свете. На следующий день они сделались нежно-розовыми, а к вечеру бархатно-красными.
Со всех сторон города, изо всех школ поодиночке и целым классом приходили в Ботанический сад школьники смотреть викторию-регию. Экскурсовод взмахивал своей длинной указкой и показывал на большие цветы, спокойно лежавшие в бассейне среди огромных зелёных листьев.
— Перед вами, ребята, виктория-регия, — говорил экскурсовод. — Она цветёт далеко, в жарких странах. Посмотрите, какие у неё большие, крепкие листья. На каждый листик может сесть маленький мальчик или маленькая девочка, — листок, как плот, понесёт его по воде.
Может, это и не было правдой, кто знает? Но экскурсовод так сказал, чтоб было ещё интереснее и красивей.
Один маленький мальчик совершенно поверил ему. Он сказал своему старшему брату:
— Я сяду! Давай сейчас же меня посади!
Мальчику было всего пять лет. Он стоял у бассейна, тянул к нему свои короткие, толстенькие ручонки, смотрел на большие белые цветы и маленьких красно-золотых рыб.
А у входа в оранжерею стояла Сашина мама и тоже смотрела на викторию-регию. Она знала каждую жилку на её больших листьях, знала, сколько цветов на каждом её стебле, какие водоросли растут на дне бассейна и какие в нём живут рыбы.
