Но за сегодняшний вечер он не проронил ни слова. Он промолчал, даже когда попался на любимую шутку Жана В.: тот обожает засовывать себе в рот пирожок с сыром, а потом доставать его оттуда весь обслюнявленный и потихоньку класть обратно на блюдо, чтобы кто-нибудь взял его, не заметив подвоха. Жан А. попался, как последний простак: проглотил слюнявый пирожок и даже внимания не обратил на триумфальное зубоскальство Жана В.
Да что же это с ним произошло?
За лето у Жана А. случилось то, что папа и мама называют «скачком роста»: штаны и рукава рубашек внезапно стали ему коротки, а над верхней губой появилось пятнышко в форме усов Зорро. Голос у него теперь тоже был какой-то чудной: он вдруг без предупреждения срывался с одной высоты на другую и из низкого превращался в тоненький, как будто Жану А. нужно было одновременно озвучивать разных мультяшных персонажей — большого и маленького.
— Ну так что же, мой дорогой Жан А.? — повторил папа. — Ты, никак, онемел?
Изо рта у Жана А. вырвалось новое булькание, и мы расслышали длинное непонятное слово:
— Унасфкласидивчон… ки…
— Что-что? — не понял папа.
— Унасфкласидив… чонки, — снова пробулькал Жан А.
— У вас в восьмом классе начали преподавать чревовещание? — поинтересовался папа. — Учат разговаривать не раскрывая рта?
— У него зубы склеились ириской! — предположил Жан Г.
— Это слюнявый пийазок Зана В.! — промямлил Жан Д. — Он не мозет его пелевалить!
Но я-то знал, что дело не в этом.
Жан А. вернулся из школы с горящими ушами и всклокоченными волосами. Едва войдя в комнату, он стянул со штанов велосипедные затяжки, вскарабкался на верхнюю полку нашей двухъярусной кровати и отвернулся к стенке, прижав к уху транзистор.
— Ты что, заболел? — спросил я.
— Вам достались учителя-садисты?
— Не нашел себе новых друзей?
— Ну и ладно, — сказал я. — Не хочешь говорить — лежи себе сколько влезет.
Лично я обожаю возвращаться в школу после каникул: хрустящие тетрадки, новенький кожаный портфель, который пахнет как кобура для пистолета, аромат прозрачных пластиковых обложек для учебников… Правда, обидно, что в начале года не задают домашних заданий и нельзя сразу испробовать все эти новые вещи — поэтому я много раз подряд разбираю и собираю портфель, раскладывая предметы по разным отделениям и кармашкам, как будто готовлюсь к соревнованию по сбору школьной сумки.
Но этот учебный год начался не так, как обычно. Мы с Жаном А. впервые пошли в разные школы.
В Шербуре и потом в Тулоне мы всегда учились вместе. Но на этот раз, чтобы в восьмом классе продолжить изучать латынь, Жан А. был вынужден пойти в другую школу.
Вообще-то сначала мне это даже понравилось — ну, что мы наконец-то будем учиться каждый сам по себе. В кои-то веки побуду не чьим-нибудь братом, а просто человеком. Но на первой же перемене я с удивлением обнаружил, что глазами ищу Жана А. в школьном дворе и чувствую себя очень странно оттого, что не нахожу его. Я вдруг почувствовал себя маленьким и каким-то потерянным — как будто прежде одного его присутствия было достаточно, чтобы меня защищать.
Впрочем, он был не так уж и далеко — буквально через дорогу. Я даже мог разглядеть окна его новой школы из своей. Но это было совсем не то же самое. У меня было такое ощущение, будто Жан А. переместился в какой-то другой мир — в мир тревожный и незнакомый, и что отныне наши пути разошлись навсегда, и мы больше не сможем вместе возвращаться домой по вечерам, бешено крутя педали велосипедов, чтобы первыми добраться до печенья и выбрать себе то, которое с самой вкусной начинкой.
У мамы всегда всё под контролем. Каждый год в первый день занятий она вешает наши расписания уроков на дверцу холодильника. Так она знает, в котором часу каждый из нас возвращается из школы, у кого на следующий день физкультура и кому грозит отсидеть в школе двенадцать часов наказания, если он в очередной раз забудет принести на урок музыки флейту.
— Ну же, мой дорогой Жан А., — произнесла мама, ободряюще улыбаясь. — Какие у тебя впечатления от восьмого класса?
Жан А. сглотнул, как будто у него в горле до сих пор стоял пирожок, обслюнявленный Жаном В.
— У нас в классе девчонки, — наконец отчетливо произнес он.
— Что у вас в классе? — переспросил Жан В.
— Девчонки, чурбан, — ответил я.
Жан Г. выпучил глаза от изумления.
— Ты хочешь сказать — настоящие девчонки, с хвостиками на головах, юбками и всем таким?
Жан А. в отчаянии кивнул.
— Обалдеть! — воскликнул Жан В., присвистнув.
— Ты что — в смешанном лицее? — спросил я, сильно сомневаясь в том, что такое возможно.
Но Жан А. в ответ скорчил такую физиономию, что было ясно: да, он — в смешанном лицее.
— Обалдеть! — повторил Жан В. и сочувственно добавил: — Ну ты и вляпался, старик…
Он похлопал старшего брата по плечу — казалось, теперь ему даже жаль, что на розыгрыш с обслюнявленным пирожком попался именно Жан А. Нет, ну в самом деле, бывает же такая невезуха: мало того что Жан А. носит очки и сделал за лето «скачок роста», так теперь его еще и угораздило оказаться в смешанном лицее!
Даже Бэтмен, услышав слово «девчонки», вдавился в пол клетки и прижал уши к голове.
— А что такое смешанный лицей? — спросил Жан Г.
— Понимаете, мои дорогие Жаны, — начал папа, набирая в рот дыму из трубки и напуская на себя мудрый вид. — Вам бы следует узнать, что человеческие особи делятся на две категории: в одну попадают мальчики, а в другую — существа, которых называют девочками. До настоящего момента вам не доводилось сталкиваться с этим страшным и опасным видом человеческой расы, но…
— Дорогой, — перебила папу мама. — Я хотела бы напомнить тебе и мальчикам, что являюсь представителем этого, как ты говоришь, страшного и опасного вида.
— Что? — удивился Жан Г. — Мама — девчонка? Вот это новость!
— А кто же еще? — засмеялся Жан В.
Жан Д. бросился на помощь Жану Г.
— Стоб ты знал, — сказал он Жану Г., — Юбки у мамы есть, а вот хвостиков никаких нету!
— Не у всех девчонок есть хвостики, ты, опасный вид чурбана!
— Ты сам тюрбан, я и без тебя знаю, сто не у всех! Вот, наплимел, мадам Зилтанос плитесывает волосы в путек!
— Да, но она ведь не девчонка, а твоя учительница!
— Стоб ты знал, мама тозе не девтенка! Мама — это мама!
— Так, тишина! — потребовал папа, который, кажется, уже жалел, что завел этот разговор. — Не забывайте, что в интернате для детей военнослужащих никаких девчонок нет, зато…
— Ваш папа хочет сказать, — перебила его мама, — что смешанная школа — это такая школа, в которой перемешаны мальчики и девочки.
— Миксером перемешаны? — пошутил Жан Г.
— Вот чурбан! — пробормотал Жан В., закатив глаза.
— Лицно я не хотел бы, стобы меня пелемесывали, когда я выласту.
— И глазом не успеешь моргнуть, как с тобой это произойдет, — заверил его папа. — Но вообще-то мне кажется, что иметь нескольких друзей противоположного пола не такая уж и катастрофа. Благодаря этому можно… ну, скажем…
Папа оглянулся на маму.
— Дорогая, а правда, что можно благодаря этому?
— Ну, — начала мама. — Можно научиться… Можно узнать, что… Дорогой, что можно узнать?
Они явно никогда раньше не задумывались над этим вопросом.
— Понимаете, — вдруг снова подал голос Жан А., только говорил он совсем тихо, еле слышно, — проблема в том, что нас не перемешивали…
Все повернулись к нему.
— Я в нашей школе вообще единственный латинский мальчик, — быстро проговорил он.
— Ты хочешь сказать, что все остальные мальчики у вас — греки? — ляпнул Жан В., который никогда ничего не понимает.
— Да нет, не греки, — со вздохом объяснил Жан А. — Все остальные — девчонки.
— Обалдеть, — выдохнули мы все хором.
— Ой-ой-ой! — проговорил папа.
— В чем дело, дорогой? — спросила мама.
Папа вздохнул, не выпуская трубку из зубов.
— Да я вот боюсь, не вступил ли наш Жан А. в подростковый возраст, дорогая.
— Ну молодец, — сказал я. — Так по-тупому испортить праздник.
Мы с Жаном А. лежали в темноте на двухъярусной кровати, и я слышал, как он вертится с боку на бок у меня над головой. Я так мощно накачал живот газировкой, что тоже никак не мог уснуть.
— Папа в кои-то веки пришел домой специально, чтобы…
— А я что, по-твоему, виноват, что у меня в латинской группе одни девчонки? — взорвался Жан А.
Обычно в дни чемпионата он прячет под подушкой маленький транзистор (чтобы папа и мама не услышали), и мы засыпаем под голос комментатора. Но сегодня у нас обоих было слишком тяжело на душе, чтобы интересоваться результатами футбольного матча.
