— Слушай, я-то тут при чем! — возмутился я. — В отличие от тебя, я не учусь в смешанном лицее.
Я с облегчением натянул одеяло до самого подбородка. Как все-таки хорошо, что я выбрал себе профессию секретного агента, а не этого самого кумира молодежи. По крайней мере меня не станут одолевать девчонки. В миниатюрных подводных лодках есть место только для одного человека, в военном скафандре — тоже. К тому же девчонки не знают борьбы джиу-джитсу и не умеют издавать особого умертвляющего крика. Ну хорошо, иногда попадаются шпионки, которые хотят тебя разговорить, чтобы выведать формулу секретного изобретения. Но стоит выдернуть чеку из наручных суперчасов, и — бабах! — дело сделано: шпионки растворяются в дыму, и тебе остается только забраться обратно в свой сверхмощный болид и преспокойненько отправиться за новыми приключениями.
— Спасибо за помощь, — проворчал Жан А. — В следующий раз, когда я захочу обсудить с тобой серьезные вопросы, напомни мне, пожалуйста, что ты всего-навсего несчастный нуллюс.
— Сам ты нуллюс! — ответил я. — А теперь помолчи. У меня завтра уроки, я уже сплю.
— Да ты сам мешаешь мне спать своей бредовой болтовней! — прорычал Жан А.
— Это у тебя бредовая болтовня, — не сдавался я.
Он глупо хихикнул.
— Тебе повезло, что я уже сплю, а то бы я сейчас спустился и навалял тебе по первое число.
— Ага-ага, мечтай, — ответил я.
Я достал фонарик, последний том приключений секретного агента Ланжло, который взял в библиотеке, и стал тайком читать под одеялом — пока меня не сморил сон.
Незадолго до начала учебного года, в августе (мы тогда только вернулись из отеля «Алые скалы»), Жан А. отправился в Англию.
Эта гениальная идея пришла в голову папе.
— Проведя три недели в семье коренных жителей, мой дорогой Жан А., ты вернешься домой совершенно двуязычным! — объяснил он.
— Как это — двуязычным? — не понял Жан В.
— Это когда говорят на двух языках, ты, чурбан! — проворчал Жан А. с таким счастливым видом, как будто его приговорили к месяцу каникул в племени охотников за головами.
— На двух языках одновременно? — изумился Жан Г. — Жан Д. даже на одном ничего не выговаривает, а Жану А. надо будет сразу на двух?
— Это неплавда, — обиделся Жан Д. — Пьёсто когда я сьто-то говою, мне немного мисают зубы.
— А на английском тоже есть буквы, которые не все выговаривают? — спросил Жан В.
Жан Е. английского языка не знает, но он тут же принялся горланить: I’m a poor lonesome cowboy, I’m a long long way from home![2], угрожая всем пластмассовым кольтом из своего ковбойского набора.
Мы все принялись орать и хохотать один громче другого, и папа вдруг крикнул:
— Quiet, everybody! Quiet, immediately![3]
А потом он обернулся к маме и спросил:
— Как будет «дети военнослужащих» на языке Шекспира, дорогая?
— Понятия не имею, дорогой. Но если хочешь, я могу посмотреть в словаре.
— Не стоит, спасибо. Думаю, они меня уже и так поняли.
Папа обожает Англию, регби и твидовые пиджаки с заплатками на локтях. Наверное, это ему бы надо было туда поехать, а не Жану А.
— Это такая страна, где можно читать газету, сидя вечером в клубе, в окружении джентльменов, и потягивать виски, не боясь, что кто-нибудь тебе помешает! — произнес папа с завистью. — Ты можешь себе представить, дорогая?
— Еще как, — ответила мама.
Но отправить Жана А. в Англию родители решили, конечно, в первую очередь из-за занятий: каждое утро ему предстояло по три часа заниматься английским — блестящая возможность закрепить основы грамматики.
— Ну, что скажешь, мой мальчик? — спросил папа. — Не правда ли, чудесное завершение летних каникул?
— Ага, — промямлил Жан А. — Будет особенно чудесно, если ко всему прочему у семьи коренных жителей не окажется телевизора.
Судя по тому, какое лицо было у Жана А. в день отъезда, перспектива провести конец летних каникул на курсах английского языка не слишком его радовала. В дорогу он нарядился во фланелевые бермуды и синюю спортивную куртку, которые мама заказала по каталогу, — по ее мнению, ужасно стильные. Но когда поезд тронулся, лицо Жана А., маячащее за окном вагона, было похоже на лицо аквалангиста, которого силой затолкали в холодную воду.
— Счастливого освобождения! — крикнул я и помахал ему вслед.
— Прости, что ты сказал? — переспросил папа.
— Эм-м… Счастливого обучения! — как будто бы повторил я, но это было уже не важно, потому что поезд отъехал так далеко, что Жан А. нас, конечно, не мог услышать.
Вообще-то я был страшно рад, что наша комната теперь достанется мне одному. Я смогу безнаказанно пользоваться его приемником, обгоню его в сборе наклеек, посвященных чемпионату, и буду целыми днями драться с Касторами, а он мне и слова не скажет.
В общем, чего уж там, у меня наконец-то начинались настоящие каникулы.
— Только предупреждаю, — объявил Жан А. перед отъездом. — Если воспользуешься моим отсутствием, чтобы сунуться своей грязной головой на мою подушку, ты труп!
— Спать в твоей гнилой постели? Чтобы запаршиветь с головы до ног? — громко смеялся я, твердо решив, что займу его место наверху, как только Жан А. уедет.
Но вот невезуха: на следующий день я мчался на велике домой — боялся пропустить начало «Звездного цирка» — и перелетел через руль, приземлившись на дорогу.
— Перелом запястья, — диагностировал папа, а он у нас очень хороший врач.
И мне на три недели нацепили на руку гипс.
Забираться на верхний ярус кровати или стрелять из рогатки, когда одна рука у тебя совсем не двигается, не так-то просто… Конец каникул был напрочь загублен.
Когда Жан А. вернулся из Англии, мне как раз только-только сняли гипс, и моя правая рука, по сравнению с левой, была совсем хилой — не толще маминой вязальной спицы.
Я еле узнал Жана А. Волосы у него отросли так, что закрывали уши, а одет он был не в бермуды, заказанные по каталогу, а в оранжевые штаны, расшитые огромными цветами, от которых рябило в глазах.
— Call те John A., brother![4] — объявил Жан А., сложив из пальцев «козу», обозначающую английскую букву V и слово Victory — Победа.
Теперь настала очередь мамы и папы состроить странные лица. Жан А., правда, привез им в подарок две красивые чашки с портретом английской королевы, но у них все равно был такой вид, как будто они сомневаются, что он сумел закрепить основы грамматики, расхаживая по Англии в таких штанах.
— Ну как тебе мои клеши? — спросил он, когда мы остались одни.
Я как раз решил порепетировать перед зеркалом парализующие приемы из учебника по самообороне и оказался совершенно не готов к такому вопросу.
— Как мне твои что? — переспросил я.
— Мои траузеры[5], вот что! — объяснил он по-английски и отодвинул меня в сторону, чтобы расположиться перед зеркалом. — Видел, какой они формы? Сверху узкие, а внизу — широкие. Поэтому они и называются «клеш», понятно?
— Это на британском языке?
— Сам ты на британском, чурбан! — возмутился Жан А. — На твоем родном, французском. Ты слова «клеш», что ли, не знаешь? Штаны назвали «колокол»[6], потому что у них форма вот такая! Каким же ты все-таки бываешь тупым.
Я постарался состроить лицо позначительнее и ответил:
— Ну что ж, неплохие штаны. В цветочной лавке купил?
Жан А. закатил глаза.
— Им надо было тебе заодно загипсовать еще и мозг, — пробурчал он, разбирая сумку и выкладывая ее содержимое на стол.
Не так-то просто делать упражнения по карате, когда вместо правой руки у тебя спичка. Я закрыл книжку по самообороне, засунул ее вглубь комода, чтобы Жан А. не узнал мои секретные приемчики, и спросил:
— Ну а если не считать треугольных штанов, как тебе Англия?
Жан А. засунул в рот жевательную резинку и, прежде чем надуть огромный пузырь, ответил:
— Супер-пупер! Будь ты примерно моего возраста, я бы мог тебе многое рассказать, ну а так — извини, ничего не выйдет, ты слишком никчемный нуллюс.
За время своего отсутствия Жан А. нам ни разу не написал, если не считать одной-единственной открытки, которая состояла из нескольких строк, напоминавших зашифрованное послание.
Салют, фэмили.
Вы как там, всё кул? Я тут классно спик инглиш и смотрю «Топ оф зе Попс»[7] эври найт.
Ваш Джон Эй
— Ты, кажется, говорил, что он вернется совершенно двуязычным, дорогой? — растерянно произнесла мама, прочитав открытку. — Я боюсь, как бы наш Жан А. не забыл французский быстрее, чем выучит английский.
— Ну, это не беда, — успокоил ее папа. — Когда он вернется во Францию, мы найдем ему семью коренных жителей здесь.
